Фарт
Шрифт:
Но, когда я углубился в заросли, то вспомнил, что Педро кроме змей упоминал еще ягуаров, кугуаров и оцелотов. Вся эта разнокалиберная компания – просто кошки, и они любят свежее мясо. После вчерашнего мое мясо вряд ли можно было назвать свежим, но кто из этих хищников будет разбирать? Оцелота, правда, можно было не бояться – он небольшой, вроде пятнистой рыси с длинным хвостом и кисточками на ушах, а вот кугуара называют еще пумой, а то и горным львом. И от львов нужно держаться подальше. Да и от ягуаров тоже, потому что во множестве приключенческих романов, прочитанных мной в детстве и юности, герои то и дело вступали в схватку с ягуарами, прыгавшими на них из кустов
Вспомнился советский фильм про войну, герой которого, военный летчик, каждые двадцать секунд смотрел назад, не сел ли ему на хвост фашистский аэроплан, причем делал это как в воздухе, так и на земле. У летчика, конечно, было не все в порядке с головой, но кто сказал, что у меня сейчас головка в порядке, я бы так сказать не рискнул…
Ту водичку, которую я увидел, было трудно назвать водопадом, однако вода действительно падала, правда, метров с двух, а сама речка была в ширину всего метров пять. Водопад без всякого рева и шума низвергался в небольшой пруд величиной с волейбольную площадку, и до Ниагары ему было далеко, как рогатке до гранатомета, даже подствольного. Пруд был окружен живописными зарослями, и вообще все это место было довольно привлекательным как для художника, так и для отдыхающего, которым я временно являлся.
Выйдя к воде, я еще раз огляделся, но ни ягуаров, ни оцелотов поблизости вроде бы не было. Змей, полосатых или серых, тоже не наблюдалось. Тогда я решительно разделся и, зажав в правой руке мыло, а в левой зубную щетку и тюбик с пастой, осторожно спустился в теплую воду. Пруд этот на самом деле был просто расширением русла речки, и вода в нем была прозрачная и чистая. Осторожно ступая по каменистому дну, я подобрался к водопаду и встал под его толстые медленные струи. Ощущение, которое я испытал при этом, сразу же наполнило меня презрением к любому, даже самому хитрому и дорогому душу. Я тут же поклялся себе страшной клятвой, что если мне когда-нибудь удастся оторваться от гнавших меня по жизни обстоятельств и людей, да еще и с деньгами, то я либо поселюсь там, где есть такой небольшой водопад, либо организую его там, где буду жить.
Стоя под тяжело и мягко падавшей на меня водой, я с наслаждением чувствовал, как она вымывает из меня похмелье, как я становлюсь все более чистым и свежим, но тут мне в голову пришла новая мысль. И похмелье тут было ни при чем.
Пираньи.
А я, между прочим, был совершенно голым.
И, представив себе, как стая голодных рыбок с непропорционально большими угловатыми и зубастыми челюстями подплывает к тому, что болталось у меня между ног в ласковых струях лесной речки, я подскочил и, выбравшись из-под водопада, со страхом уставился в прозрачную воду.
Там, естественно, никого не было.
Ни пираний, ни крокодилов, вообще никого.
Зато на берегу стояла Кончита и, прикрывшись рукой от солнца, светившего ей в лицо, смотрела на меня. Погруженный в мысли о пираньях и об опасности, которой могло подвергнуться мое мужское вооружение, я не заметил, как она вышла из леса.
В другой руке Кончита держала за соломенные ручки оплетенную бутыль литров на пять. Помахав мне рукой, она поставила бутыль на землю и стала раздеваться. Я сразу понял, к чему идет дело и, прикинув, что мне не избежать горячих и упругих объятий этой сеньориты, весело улыбнулся и, помахав ей рукой в ответ, сказал:
– Привет, Кончита! Тоже решила окунуться?
– А я купаюсь тут каждый день по нескольку раз, – ответила она и скинула с себя последнее, что на ней оставалось.
А именно – узкие ярко-зеленые трусы, которые приятно контрастировали с ее смуглым телом. После этого она встала прямо и, глядя на меня, заулыбалась самым недвусмысленным образом. Она давала мне возможность как следует рассмотреть и оценить ее прелести и не скрывала этого. Когда наконец она сочла, что предварительный осмотр можно считать законченным, то пошлепала себя по бедрам и спросила:
– Ну как, я нравлюсь тебе?
Вопрос был не из простых.
То есть, конечно, она была девушкой что надо, однако не совсем в моем вкусе. Крупные груди с почти черными большими сосками торчали вперед, совершенно игнорируя силу земного притяжения. Это производило хорошее впечатление, но, на мой взгляд, они были несколько великоваты. Так же крупноваты были и задорно подрагивавшие круглые ягодицы, которые тоже, если так можно сказать, торчали. Но талия была узкой, живот – подтянутым, ноги – длинными, и вообще во всем ее теле угадывалась гибкость и живость. А то, что она вся упругая и горячая, я уже знал.
Я смотрел на нее, как на незнакомую вещь, и постепенно начинал понимать, что у нее к чему и как воспринимать ту или иную выпуклость или впадину. Эта эстетика женского тела была для меня новинкой, и я рассматривал Кончиту, как новую книгу. С недоверием, но с постоянно растущим удовольствием. Некоторые детали ее тела по привычке казались мне неправильными, но, стоило только присмотреться чуть внимательнее, в них открывались новые и интересные, хотя и непривычные, свойства.
– Я не слышу ответа, – сказала Кончита, – или у тебя пересохло в горле? Я принесла вино, хочешь?
– Хочу, – ответил я с облегчением, потому что демонстрация загорелых прелестей несколько затянулась и я уже не знал, как бы ее окончить.
Взяв бутыль, Кончита подошла к берегу и, не сводя с меня глаз, стала медленно спускаться в воду. Это было весьма привлекательным зрелищем, и я обратил внимание на ее лобок. Черные густые волосы были аккуратно выбриты особым образом, а то, что оставалось, изображало из себя серп и молот.
Сказать по правде, эта символика сразу же несколько охладила меня, пробудив воспоминания и ассоциации из треклятого советского прошлого. Вот ведь дура, подумал я, неужели она не понимает, что от таких картинок у кого угодно может опуститься все, что встало! Но тут же сообразил, что это только у меня, выходца из бывшего Советского Союза, такие изображения выбивают из головы всякий секс. А те местные, с которыми она благополучно кувыркалась до меня и будет кувыркаться после, на такие мелочи просто не обращают внимания. Для них это просто обычный прикол. Может быть, еще и возбуждает особым образом, и они трахают ее с особым, революционным воодушевлением.
Пока я размышлял о вкусах и символах, Кончита, гоня перед собой небольшую волну, подошла к мне. Мы стояли друг напротив друга по грудь в воде, и я с вожделением смотрел… Вовсе не на ее коричневые соски, которые были как раз на уровне поверхности воды, и она маленькими волнами то накрывала их, то вновь отступала…
Нет.
Я смотрел на бутыль.
– Ты не ответил, – сказала Кончита хрипловатым и низким голосом, – я нравлюсь тебе?
Но гипноз пупков, лобков, грудей и ягодиц уже почти прошел, вышвырнутый из головы мыслью о содержимом бутыли, и я, цинично улыбнувшись, ответил: