Фартовые ребята
Шрифт:
— …Бариновы никогда не звали своего покойного сына Димой, — звучал в кабинете голос Ветрова, — они называли его Митенькой, Митей, Митюшкой. И они точно знают, что он погиб. У них нет никаких оснований в этом сомневаться.
— Они видели труп? — спросил голос Николая.
— Да, видели. Правда, как сказал Сергей Сергеевич, лучше бы им было этого не видеть…
— Он вам рассказал обо всех обстоятельствах гибели сына?
— Да. Но запретил мне рассказывать вам об этом до того, как вы изложите свою версию.
— Хорошо,
— Николай Иванович, — тактично произнес Ветров. — Вы, по вашим словам, родились 5 мая 1962 года. Стало быть, вам в феврале 1963-го было восемь месяцев. Вы не можете этого помнить. Кто-то вам это рассказал, верно?
— Это мое дело, помню я это сам или мне кто-то рассказал. Мне нужно знать, что вам рассказал о смерти своего Ди… Мити профессор Баринов!
— Пожалуйста. Там действительно была колясочка, одеяльце и погремушки. Но только мать вернулась не к пустой коляске, а к раздавленной в лепешку. Пьяный водитель какого-то «Москвича-пикапа», разворачиваясь у магазина, резко сдал машину назад и с силой притиснул коляску к стене дома… Вместе с ребенком, который там находился. Мария Николаевна провела больше месяца в больнице с нервным расстройством.
— Не было этого!
Баринов остановил кассету и заменил ее другой. Эта была записана во время разговора с эсбэшником Владимиром Николаевичем, когда тот докладывал о том, как ему удалось захватить Николая:
— …Ветрову явно угрожала опасность, Сергей Сергеевич. Объект находился в предаффектном состоянии. Тем более, что, по нашим данным, Коротков Николай Иванович, страдал хроническим алкоголизмом, на почве которого развились параноидальные явления, представлявшие общественную опасность. Несколько месяцев находился на излечении в стационаре. Навязчивые идеи, воспоминания о вымышленных убийствах — специалисты убеждены, что у него обострение.
— Брали чисто? — Сергей Сергеевич услышал собственный голос.
— Да. Никаких проблем не было. Подняли наверх, подогнали «Скорую», загрузили, ввели снотворное.
— Где сейчас находится?
— На пятом режиме. В камере. Через полчаса должен проснуться.
— Когда очнется, если он хотя бы внешне будет вменяем — ко мне…
Баринов вновь заменил кассету. На этой он с самого начала услышал самого себя:
— Согласитесь, Николай Иванович, то, что вы рассказываете, заставляет сомневаться в вашем здоровье.
— А я этого и не отрицаю. Для меня сейчас гораздо важнее знать, располагаете ли вы «черным ящиком» или нет, экспериментируете ли с препаратами семейства «зомби» или нет, обладаете-ли аппаратами типа ГВЭП или нет. Потому что если вы ведете работы в тех направлениях, о которых мне известно по прежним потокам времени, то неизбежно еще раз приведете Землю к катастрофе.
— Николай, давайте начистоту. Конечно, я мог бы сейчас еще раз посмеяться и отправить вас в Кащенко. Но боюсь, что те цели, которые вы сейчас обозначили, заданы вам отнюдь не из каких-то там мифических «параллельных потоков времени», а от весьма реальных и конкретных людей, которые хотели бы располагать максимальным объемом информации о работе ЦТМО. Личина придурка — удобное прикрытие. А если Баринов еще и поверит, будто вы его пропавший сын… Тем более, что мой единственный сын Михаил уже предал меня. Я вынужден был перевести его на четвертый режим — постоянное нахождение в Центре без права выхода из здания. Вместе с тем, с любыми другими господами, работающими на Соловьева, Сорокина, Куракина, Воронцова и Табберта, я сантиментов не проявляю. Они исчезают бесследно. Кроме тех, с которыми мне удается достичь соглашения о сотрудничестве. Надеюсь, вы понимаете, что к вам это тоже относится?
— Понимаю.
— Тогда рекомендую вам изложить поподробнее, от кого вы получили задание, как и где готовились, от кого получали информацию, каким образом вышли на Ветрова и почему именно на нем сосредоточилась ваша организация. В общем, чем больше скажете, тем больше шансов, что мы с вами начнем работать. Малоинформированные или неоткровенные люди нас не интересуют.
— Сергей Сергеевич, у вас в Центре должны быть генетики, — словно бы пропустив мимо ушей все, что сказал Баринов, произнес Николай. — Вы должны сделать сравнительный анализ на предмет проверки своего возможного отцовства. И Марию Николаевну проверьте. Если окажется, что я к вам не имею никакого отношения, — можете хоть живого в кочегарку спихнуть…
— Хорошо, — согласился профессор. — Мы отберем кровь у всех троих. Причем отбор произведет лаборантка из нашей поселковой поликлиники, не имеющая доступа в Центр. А анализ будут проводить специалисты, которые не будут знать, у кого отбирались пробы. Допустим, мою кровь обозначат как проба «А», кровь Маши как пробу «В», вашу — как «С»…
Баринов выключил диктофон. Буквально через секунду после этого раздался звонок по внутреннему. Это был первый из тех двух важных звонков, которых дожидался Сергей Сергеевич.
— Алло! — отозвался директор ЦТМО.
— Сергей Сергеевич, это Лариса Григорьевна. Мы сделали анализ, о котором вы говорили.
— Краткое резюме, пожалуйста. Письменное заключение сегодня не потребуется.
— Очень рада, а то у меня уже глаза слипаются. Краткое резюме такое. Кровь из пробы «С» почти со стопроцентной гарантией принадлежит потомку тех, у кого были отобраны пробы «А» и «В»…
— Вы не ошиблись? — подавив волнение, произнес Баринов.
— Я же вам сказала, Сергей Сергеевич — гарантия почти стопроцентная.