Фартовый чекист
Шрифт:
– Да какие тут комсомольцы! – махнул рукой милиционер. – В городе старичье одно. Все царский режим забыть никак не могут. А которые были хорошие ребята, так те давно в Красную армию ушли. Один я тут, – с тоской закончил он.
Сидорчук мрачно посмотрел на него, но ничего больше не сказал. Он не любил, когда люди подчеркивали свою обособленность, хотя бы даже и вынужденную. Что значит один? Люди кругом – убеди, заставь! Уж он-то управился бы, не слез бы с этого Пахома, пока не задавил бы гадину. Но сейчас Егор Тимофеевич не мог помочь этому недотепе-милиционеру. Дело государственной важности, не терпящее ни малейших отлагательств, звало его дальше.
Егорову нашли механика, с которым он сумел столковаться насчет починки маслопровода. Почувствовав, с кем имеет дело,
Переночевать договорились в милиции. Сидорчук распределил дежурства на ночь.
– Автомобиль караулить придется, – объяснил он. – Да и вообще поостеречься нужно. Кто знает, что у этого отребья на уме? Может, на месть решатся?
Глава 3
Пахом мстить не стал. Может быть, смерть одного из бандитов послужила ему уроком, или же у него просто были другие планы. Сидорчук, который обстоятельно побеседовал накануне с некоторыми горожанами, в том числе и с самим председателем здешнего Совета, пришел к выводу, что не так страшен черт, как его малюют. Самозваный атаман Пахом и в самом деле наводил страх на городок и окрестные деревни, но в последние месяцы активность его банды шла на спад. Судя по всему, батька испытывал трудности с кадрами. Часть его соратников погибла, другие благоразумно отсеялись, вернулись к мирному труду. В лесу остались самые забубенные, самые отчаянные, которым нечего было терять. Председатель полагал, что бандитов осталось не более десятка. Сидорчук поинтересовался, какова обстановка в соседних уездах.
– По-разному, – пожал плечами председатель. – Где совсем тихо, а где еще хуже, чем у нас. Народ просвещать необходимо, горизонты открывать людям. А то некоторые все надеются, что вот-вот вернутся господа. Есть такая мыслишка в народе, чего греха таить.
– А что дальше творится? – закинул удочку Сидорчук. – Вот в Веснянске, к примеру. Не бывал там?
– Не приходилось, – мотнул головой председатель. – Но думаю, что сложностей и там хватает. Городок вроде нашего, маленький, значит, гарнизона своего нету. Леса вокруг, стало быть, элемент всякий возможен. Ну и вообще, если так посмотреть, оттуда до Польши рукой подать, выходит, вдвойне сложнее. А вы туда следуете?
– И туда тоже, – уклончиво ответил Сидорчук.
Они выехали ранним утром. Дорога на юго-запад шла среди заливных лугов, зеленеющих полей, вилась вдоль прихотливых речных русел. Таинственная громада леса темнела далеко в стороне, и это обстоятельство невольно облегчало всем настроение. Никому не хотелось еще раз ввязаться в нежданную перестрелку на дороге.
– Что думаете о деле, Егор Тимофеевич? – первым прервал молчание Ганичкин. – С чего предполагаете начать поиски? Мое мнение, что прежде всего нам с вами надо бы…
– А меня ваше мнение не интересует, – прервал его Сидорчук, даже не повернувшись в сторону Ганичкина. – Я согласен терпеть, раз уж товарищи из коллегии решили вас зачем-то привлечь к этому делу, но вашим мнением интересоваться не собираюсь. И вообще ведите себя потише, чтобы я меньше вас замечал. Сказать по правде, не верю я вам, думаю, при первой же возможности побежите вы к своим.
Василий Чуднов при этих словах командира хохотнул и с большим любопытством уставился на своего соседа, ожидая, как тот будет выкручиваться из затруднительного положения. Уж больно точным залпом накрыл его Сидорчук. Вот уж мужик так мужик! Ни бога, ни черта не боится и правду-матку режет безо всяких. А что – имеет право. Теперь пришло время рабочих и крестьян. Бывшим только и остается забиться подальше в щель и слушать голос трудового народа. Вот только непонятно, а какого все-таки рожна товарищи из ГПУ остановили выбор на бывшем жандарме или полицейском. Ладно, не важно, кто он там на самом деле.
– Напрасно вы так, Егор Тимофеевич! – нисколько не смутившись, мягко сказал Ганичкин. – В сыскном деле одного мнения никак быть не может-с. Необходимо рассматривать все версии, иначе велика вероятность допустить ошибку. Был в тысяча девятьсот девятом году такой случай. Вели мы слежку за одним мутным человечком.
– И чего с ней потом сделали? – с любопытством спросил Василий Чуднов. – С бабой этой?
– Каторга ей грозила, – сказал Ганичкин. – Убийство есть убийство. Одно ее спасло. Супруг этой женщины большой пост занимал в империи, да и любил ее безумно. Ну, шепнули ему вовремя, так он свою мадам за границу сразу и вывез. Конечно, сам претерпел по службе, в опалу попал, по тем временам скандал очень большой получился. Что там дальше сталось – это мне неведомо. Потом уже совсем другие дела начались. Подпольщики, прокламации, революции, трон шататься начал. Кстати, ваш покорный слуга, Егор Тимофеевич, к расправам над вашим братом-большевиком ни с какого боку не причастен. Оттого ваша партия мне и доверилась, я полагаю. Да и опыт, конечно, востребован оказался. Я в своей профессии не последним был.
– Начхать мне на ваш опыт! – грубо сказал Сидорчук. – Будете делать, что я скажу, понятно? Нету больше вашей империи, вся вышла. И лучше бы, если бы вы тоже, вслед за этой бабой!.. Антанта и вас приютила бы. А коли остались тут, то и не лезьте в глаза со своим опытом. Мы здесь хозяева – сами и разберемся во всем. Прекратите эти свои разговоры, пока до греха не довели. Это мой вам приказ.
Они замолчали и весь оставшийся путь проделали, не проронив ни слова. Для самого Сидорчука, а также для Егорова молчание никогда не было в тягость. Ганичкин, конечно, был несколько озадачен, но держал паузу так же уверенно, как вообще делал все на свете. С его умением приспосабливаться к обстоятельствам это не составляло никакого труда.
Один Василий мучился необычайно. Он любил побалагурить, потравить истории, послушать хорошую выдумку или анекдот, и ехать в одной машине с тремя молчунами ему было тяжело. К тому же его страшно интриговала история решительной бабы, которая вот так запросто застрелила любовника, а потом и наказания сумела избежать. Он надеялся, что Ганичкин все-таки знает, чем все кончилось, и просто скрывает это, чтобы подогреть интерес к рассказу. Но при Сидорчуке возобновлять расспросы по этому поводу Василий никогда бы не решился. Новый командир не был похож на человека, любящего хорошую шутку, а кулак у него даже навскидку весил не менее полупуда.
К вечеру чекисты и господин из бывших наконец-то достигли цели своего путешествия. К счастью, больше никаких происшествий с ними за целый день не случилось. Автомобиль бежал легко, бодро вертел колесами, окрестные леса встречали их только шелестом листвы и пением птиц.
Сидорчук долго ожидал нового предательского выстрела из-за кустов, но к вечеру все-таки отошел, успокоился. После заката в долине нарисовались аккуратные домики и сады Веснянска, и душа его вдруг наполнилась странным щемящим чувством, которое не было знакомо ему прежде, каким-то необычным теплом и ожиданием, будто подъезжал он к родному дому. На мгновение Сидорчуку даже показалось, что ничего плохого со старым товарищем не случилось. Постнов ждет его здесь, живет себе спокойно, как в ни в чем не бывало.