Фартовый. Лихие 90-е

Лавров Егор

Ревёт мотор и он бьёт по газам.

— Куда! — ору я. — Там же тупик.

— Не ссы, — хрипит он. — Проскочим! Я оборачиваюсь и… точно, путь назад уже отрезан. Трое бойцов Емели поджидают нас у подъезда, чтобы пригласить ещё немножечко поиграть. Они стоят в свете фонаря и ждут, когда мы развернёмся и подъедем.

Но Ильдар, к счастью, неплохо знает поляну и выскакивает на газон на другой стороне дома. Из-под колёс летят куски сырой земли, машину немного ведёт юзом, но мы двигаемся.

Громилы, сообразив, что мы

пытаемся сорваться через нетрадиционный выезд, подрываются и летят в нашу сторону. «Девятка», как назло, начинает увязать в земле, словно приглашая их подтолкнуть, но, к счастью, помощь оказывается ненужной. Мы выскакиваем на твёрдый асфальт и, объехав дом по пешеходной зоне, вырываемся на проезжую часть, пустую в это время.

— Молодец, — киваю я.

— Ты сам молодец! — восклицает Ильдар. — От молодца слышу! Главное, чтобы не погнались за нами.

Но, это уж вряд ли. Думаю, гнаться за нами на машине они не станут.

— А ты, в натуре, фартовый! — качает головой Ильдар, высыпая добычу на стол в ларьке.

— Ты хоть дверь закрой! — усмехаюсь я. — И окно. Чтоб снаружи не видно было.

Но он меня не слышит, увлечённо пересчитывая выигрыш.

— Девятьсот тысяч мне сразу на баксы поменяй, — говорю я.

— Нет столько баксов, — пожимает он плечами. — Откуда? Сам видишь, дела не очень.

— А зачем тогда объявление в витрине? — удивляюсь я.

— Так мы доллар купить можем. А продать не можем. Надо в центр ехать в обменник. Или в банк. Но там курс плохой. Рядом со «Сбербанком» всегда толкутся менялы. Вот у них самый нормальный курс. Но они кинуть могут… Так, вот, держи свою долю. Два ляма и ещё восемьсот восемьдесят тысяч.

— Не густо, надо было ещё поиграть, да?

— Хватит, — отвечает Ильдар. — Жадность фраера сгубила. Русский, а народные пословицы не знаешь.

Я смеюсь.

— На, вот тебе, держи восемьдесят тысяч, чтоб у тебя ровно два ляма было.

Он бысто забирает.

— Ну, Ильдар-оглы, ты доволен?

— Доволен, брат. Когда снова пойдём играть? Только в другое место. Емеля злой на тебя.

— Чего злиться-то? Это ж игра. Как карта выпадет, так и будет.

— Это точно. Кстати, теперь я знаю, что он не мухлюет, да? Так когда пойдём? Завтра хочешь?

— Не серчай, — усмехаюсь я, — но, думаю, уже никогда. Я с тобой расплатился, теперь всё. Теперь буду играть сам.

— Как сам? — возмущённо восклицает Ильдарчик. — Тебе защита нужна.

— Как сегодня по газонам отрываться? Та ещё защита.

— Эй, слушай! Какие газоны! Зачем так сказал? Я ведь тебе такие места покажу, ты сам не найдёшь! Играть на мои деньги будем, и мне хватит тридцать процентов. А остальные тебе, а? Нравится?

— Знаешь, что, дай-ка мне, пожалуйста, вон тот большой мешок собачьего корма. И ещё консерв банок десять. Сколько с меня?

— Нисколько, так бери, брат. Главное

подумай. Не отказывайся. Хорошее предложение. Где ещё такое найдёшь?

Когда я подхожу к квартире, из-за двери доносится вой. Как волк на луну. Какого хрена! Ему что, одному дома страшно находиться? Вставляю ключ в скважину. Вой тут же обрывается, и вместо него раздаётся топот копыт. Ну, не копыт, конечно, но блин, такое чувство, что там жуткое чудо-юдо…

Я открываю дверь и вхожу в квартиру. Включаю свет и обнаруживаю рассерженного и злого пса. Он тут же начинает лаять. Агрессивно, гад, лает. Не кусает, но прям нападает. Типа, какого хрена, ты меня одного оставил? Разозлился, как Емеля.

— Мели, Емеля, твоя неделя, — киваю я и, стараясь не обращать на собаку внимания, прохожу на кухню.

Он, разумеется, несётся за мной и выговаривает, похоже, не столько за моё отстутвие, сколько за пустую миску.

— Сидеть, Чарльз! — командую я, выставляя руку, но ему мои команды совершенно по барабану, а рука только дополнительно нервирует.

Он подпрыгивает, пытаясь ухватить за пальцы. Охренел совсем, на кормильца бросается.

— Заткнись! — говорю я. — Соседи полицию вызовут. Тебя усыпят, а мне штраф выпишут. Да заткнись ты уже. Фу! Фу!

Я делаю шаг навстречу, стараясь проявить доминирование. Ещё не хватало, чтобы мной собака командовала.

— Фу! — командую я, никак не желающей успокаиваться собаке. — Фу!

Я наклоняюсь и неожиданно для него, не больно, но чувствительно тычу четырьмя прямыми пальцами ему в бок. Я такое по телеку когда-то видел. Мексиканец один демонстрировал чудеса психологического воздействия на собак. Ну, а я что, не психолог что ли?

Чарли удивлённо и даже немного испуганно отскакивает и замолкает на полуслове. На полулае, то есть.

— Сидеть! — твёрдо командую я и снова выставляю руку вперёд.

Надо же, чудо какое. Он отводит морду, опускает и садится. Сомневаюсь, что кто-то с ним занимался подобными делами, хотя кто его знает.

— Сидеть! — повторяю я из доминирующей позиции и отступаю к его мискам.

Он тут же подскакивает на ноги, но стоит мне обернуться и внимательно на него посмотреть, как он снова усаживается. А ты, похоже, не такой уж и дурачок, Чарли. И, не исключаю даже, что с тобой можно иметь дело.

Он уже не лает, но что-то мне сердито «выговаривает».

— Сидеть! — снова говорю я. — И молчать.

Я открываю консервную банку и кухню тут же заполняет резкий запах собачей еды. Блин, навоз они что ли туда добавляют? Чарли снова вскакивает и даже делает несколько шагов, так что мне приходится поставить банку на стол и снова заняться его усаживанием.

Наконец, я добиваюсь того, что он ждёт, пока я наполню его миску промышленными кормами. Нетерпеливо, нелицеприятно высказываясь, но всё же ждёт.