Фартовый. Лихие 90-е
Шрифт:
— Да хер его знает. Я там про другого пацанчика знаю кое-что, а этот вроде ничего не делал.
— Ну тогда всё, Золотой. Значит играй и больше вопрос не поднимай.
Золотой смотрит на меня с подозрением. Емеля закуривает новую папиросу. Жесть, конечно, зловоние ужасающее.
— Играй достойно и уважительно и вопросов к тебе не будет, — кивает мне Емеля и, положив в пепельницу папиросу, начинает тасовать колоду.
Он берёт её и точнёхонько разделяет на две равные части. Судя по толщине колоды в ней тридцать
— Ну что, — подмигивает мне он, — деньжата-то есть у тебя?
— Есть немного, — киваю я, следя за тем, как он работает с колодой.
Он вставляет одну половину колоды в другую так, что карты чередуются через одну. Одна половина проходит в другую. Понятно. Значит, торцовые грани сточены, как зубья. Слыхал я про эти приколы.
Он проделывает эту операцию четыре раза. Хитро. Через четыре раза колода в его руках оказывается сложенной точно в том же порядке, что и была до начала тасования. Ну… бляха… Друг друга же они не будут нахеривать… Значит, все силы будут на меня брошены.
Емеля протягивает мне колоду, лежащую на ладони.
— Сними.
Я берусь за длинные края, тяну на себя и… бляха… сдёргиваю небольшую стопочку карт. Эдип твою мать! Они чуть, буквально на десятую часть миллиметра, шире остальных, поэтому колода легко делится в порядке, нужном Емеле. Интересно, что это, лбы или шипёрки? Лбы — это десятки и тузы, а шипёрки — шваль, семёрки, восьмёрки и девятки.
Чувак с мешками под глазами сводит брови и бросает внимательный взгляд на Емелю. Тот кивает, мол, всё нормально. Ну-ну, нормально, значит… Вероятно, хочет меня испытать.
— Банк сто тысяч, — говорит он, и остальные игроки переглядываются.
После этого, Емеля раздаёт всем по карте, но, закончив, снимает нижнюю карту и, перевернув её, кладёт не на верх колоды, а рядом, на стол. В общем-то пофиг, но это, значит, он сможет сдёргивать карты не только снизу колоды, но и сверху. Ловкость рук, как говорится…
— Дети хлопали в ладоши — папа в козыря попал, — прищуривается худой с мешками под глазами, рассматривая свою карту.
— Ну? — торопит его джентльмен.
— Двадцать штучек, — отвечает худой. — Играть, так играть… Ещё карту.
Емеля сдаёт, вытаскивая карту снизу колоды…
— Ещё… — мотает головой морщинистый и получает третью карту. — Ещё… Сука… перебрал!
Я внимательно слежу за лицами своих противников. Морщинистый сбрасывает карты и Емеля кладёт отбой на вскрытую карту. Он сгребает выигрыш и обращает внимание на Золотого.
У того, судя по всему, недобор, и он начинает противостоять банкиру. Но в этот раз выигрывает банк с восемнадцатью баллами против семнадцати.
Я играю по-маленькой. Хотя, руки очень хотят схватить кого-нибудь «за бороду»… А тех, кто будет мухлевать, как говорится, мы будем бить по морде, по этой наглой рыжей морде.
Когда очередь доходит до меня, я спокойно спускаю десять тысяч, выплачивая
Я играю ровно, без закидонов и эффектных движений. Ставлю немного, присматриваюсь. Пока сливаю. Емеля выдаёт карту по своему усмотрению. Пальцы дрожат, чувствуя эту несправедливость, кровь течёт быстрее обычного, а адреналин смешивается с кровушкой и заставляет сердце стучать быстрее и быстрее.
В общем, раздачи хозяина катрана я заканчиваю близко к нулю. У меня остаётся всего пятнадцать тысяч из первоначальных ста. Ильдара, кажется, сейчас удар хватит, он даже порывается что-то мне сказать, но Емеля с усмешкой его опережает и предупреждает:
— Подсказчика под стол!
Ильдар осекается и уже не пытается мне ничего сообщать.
— Если через тридцать минут ты не понял кто здесь лох, — криво усмехается худощавый, сидящий напротив меня, значит лох — это ты.
Я не спорю, сейчас посмотрим. Если он будет мухлевать, придётся потребовать новую колоду и внимательно её проверить.
Довольный тем, как подоил меня, Емеля передаёт колоду дальше по кругу и худой, приняв её, начинает тасовать. Делает он это быстро и мастеровито, но шулерства я не замечаю.
Собственно, в дальнейшей игре это предположение получает подтверждение. Я начинаю выигрывать. Продолжаю ставить понемногу, но фарт явно поворачивается ко мне лицом.
Дрожь пальцев и возбуждение, охватывающее меня, заставляет глаза бешено гореть, и я начинаю думать, что меня могут раскусить. Это, разумеется, полная глупость, что там раскусывать, я ведь ничего незаконного не делаю, но, тем не менее, опасения заставляют меня тревожиться.
Ильдар оживает, на лице его расцветает улыбка и он с нескрываемым восторгом и азартом следит за происходящим на столе.
Тощий очень быстро спускает весь свой банк. Не только мне, но и остальным игрокам тоже. Так что моё неимоверное везение на их фоне не кажется таким невероятным.
А оно невероятное, вообще-то. На столе передо мной лежат не сто тысяч, а сто сорок пять. Я увеличил начальную сумму. Но всё это пока несерьёзно. Это, как я понимаю, чуть болье полутора сотни баксов. Мелочёвка. Я сюда не ради этого пришёл.
Наступает пора раздавать Золотому. Он кладёт в банк пятьсот тысяч. Ну, вот, молодец, Коля. Это, правда, тоже не так уж много, но Москва не один день строилась. Я выигрываю каждую раздачу. Переборов у меня не бывает и постоянно приходит либо двадцать одно, либо старшая сумма меньше двадцати одного.
Это может стать проблемой. Коля поглядывает на меня с подозрением. Но блин, что делать то? Один раз я объявляю, что у меня перебор и не показываю карты, но это проходит случайно, потому совпадает с каким-то анекдотом. Часто так делать не будешь, потому что игроки стараются запоминать отбой.