Фартовый. Лихие 90-е
Шрифт:
Как Наполеон на вставшем на дыбы коне, Топор стоит внутри тачки, по пояс высунувшись из люка в крыше, и поливает верхушки деревьев автоматными очередями. Сеет ужас и панику.
Хан катается по траве, а те, кто секунду назад пытались вырвать мой язык, разбегаются, хватая оружие и пытаясь отстреливаться от внезапно напавшего неприятеля.
И в этот момент, когда картина и без того становится совершенно апокалиптической, раздаётся нарастающий грохот. Низкий, пробирающий до глубины души звук. Предрассветную мглу прочерчивает
Он начинает снижаться и бойцы, мгновенно, поняв что к чему бегут к машинам и начинают экстренную эвакуацию. Хан кое как поднимается на ноги и по невероятному стечению обстоятельств рядом с ним никого не оказывается. Так что я хватаю лопату, воткнутую в кучу земли и бью его по затылку.
Он падает, как подкошенный. По полю бегут спецназовцы, бандитская братия разбегается в стороны. Тачанка Топора несётся вдаль и вскоре позицией полностью овладевают «наши». Ко мне подбегает освобождённая Марина и, мгновенно оценив ситуацию, подзывает бойцов.
Хана пакуют и грузят на вертолёт. Вскоре прибывает ещё два грузовика с зелёными человечками. Они завершают начатое и вскоре поле, уже освещённое предутренним нежным светом, становится просто полем, а не полем боя.
Над полем, пропитанным грозами
Поднимется пар светло-розовый
Но сердце пропитано прозою…
Ну, и всё такое прочее.
Мы собираемся около «Паджерика» вокруг которого носится моложавый, но седой начальник Марины и раздаёт команды. Я его по голосу узнаю. Аркадий Петрович.
Увидев командира СОБРА, он идёт ему навстречу и, остановившись в отдалении от нас, обсуждает ситуацию, размахивая руками.
— Шеф РУОП подключил, — говорит мне Марина, отведя чуть в сторонку. — А ты молодец, Ромик, не прогнулся перед лицом опасности.
— Так там какие прогибы? Хан же сразу сказал, мол, кирдык и точка.
— Ну, знаешь, по-разному бывает. А ты вырубить даже сумел. А это кто такая?
Она неопределённо машет головой, имея в виду естественно Алёну.
— Толком и не знаю даже. Я её в карты выиграл.
— Чего-чего? — поднимает брови Марина.
— Ага, — усмехаюсь я. — Вот такая жизнь…
— Так, быстро в машину! — командует, подбегая, шеф. — Едем, едем! По местам!
Мы оказываемся на заднем сиденье с Алёной. Больше в машине никого, кроме водителя, нет.
— Куда вам? — спрашивает он, едва мы въезжаем в город.
А мы, оказывается, совсем недалеко от жилых домов были.
— Ты где живёшь-то? — обращаюсь к Алёне, но она не реагирует на мой вопрос.
Сидит, обняв себя руками. Губы дрожат, плечи неестественно сжаты. Она вся сейчас комок нервов.
— Эй… — осторожно пытаюсь обнять её.
Она тут же откликается на моё движение, разворачивается, утыкается в плечо и начинает
— Ох, ёптыть… — недовольно восклицает водила. — Ненавижу бабские истерики.
— На дорогу смотри, мачо…
Алёна рыдает ещё громче, прижимаю её к себе и слегка глажу по спине. Сейчас её не получится прервать или успокоить. Её нужно прогоревать, выплакать, выплеснуть.
— Так, я на такое не подвязывался. Адрес говори, — водила тормозит на обочине, поворачивается ко мне и ждёт ответа. — Мне ващет ещё потом смену сдавать. Куда её?
Хороший вопрос. Знал бы, ответил. Один раз я её уже отправлял сегодня домой. Она моим советом не воспользовалась. Не успела, походу. А сейчас у неё такое состояние, что я не то, что адрес, я у нее вообще ни слова не вытяну.
— Так куда везти-то? Мне велено было до дома доставить и возвращаться в гараж.
— Кинотеатр «Мир» знаешь? Давай туда, дальше покажу.
Надо бы улицу всё же запомнить.
Пока подъезжаем к дому, Алёна уже чуть успокаивается, но её всё равно ещё сильно трясёт. Она послушно выходит за мной из машины и заходит в подъезд.
Как только мы оказываемся в квартире, она опускается на пол и, прислонившись к стене спиной, утыкается головой в колени и снова начинает плакать. Сонный Чарли выползает в коридор, оглядывает нас осоловелыми глазами, обнюхивает Алёну и бросает на меня долгий взгляд.
Что, брат, девчонку нормально успокоить не можешь? Возможно, хочет он мне сказать. А ещё психолог называется. А, может, он раздумывает, не напомнить ли о Инге.
Так или иначе, покачав головой, пёс возвращается на подстилку. Как психолог говорю ему — пусть плачет. А вот то, что это лучше делать на более удобной поверхности, согласен, Чарльз.
— Ну-ну, — осторожно поднимаю Алёну, — давай лучше на диване.
Перетаскиваю её в комнату, сажусь рядом, но она в одно мгновение перебирается ко мне на колени, обнимает за шею и утыкается в плечо. И плачет.
Промокшая ткань неприятно прилегает к телу, ноги затекают и пить хочется. Но я терплю. Выиграл девку на свою голову, неси теперь ответственность за неё. А вот мышцы бы тебе, Рома, не мешало подкачать.
— Ты извини, — едва слышно произносит Алёна, чуть отстранившись.
Её руки всё ещё обвивают мою шею, а губы находятся в такой близости, что я ощущаю тонкий вишнёво-табачный аромат, который от неё исходит.
— За что? — задаю я вопрос, хотя прекрасно понимаю, что есть за что. Сказано было — иди домой. Нет, осталась, блин. Встряла. Сама в истерике и меня понервничать лишний раз заставила. Но я добавляю. — Забей.
Она улыбается, слезает с моих коленей и садится рядом.
— Можно мне в ванную?
Пробегаю по ней взглядом: на щеке царапина, под глазами разводы от туши, волосы спутаны, платье надорвано на плече, ноги в пыльных разводах. Да тебе не то, что можно, тебе нужно в ванную.