Фата-Моргана 1 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
У нас уже обработано шесть «паутин» — как мы называем поля.
На каждом выстроена платформа, стоя на которой чело век управляет всеми машинами.
Вокруг Электрополиса разросся прекрасный эвкалиптовый лес.
Мы едим бананы, маис и пшеницу, которые мы выращиваем там, где была каменистая пустыня.
У нас все новые и новые широкие планы.
Мы заметили, что с тех пор, как мы стали искусственно вызывать дождь и пользоваться лучами, климат у нас изменился…
Дядя мечтает о том, как между каждым обработанным кругом земли мы построим города.
Не
Мы не строим больше и не будем строить железных дорог. Вся наша область покроется воздухоплавательной сетью. Аэропланы будут приводиться в движение электрической энергией. Мы извлечем ее из пронизанной лучами Риндель-Маттью каменистой почвы наших пустынь. У нас уже вырыты пять подземных источников, которые приводят в движение наши машины.
Правительство Австралии не обращает на нас больше никакого внимания. О нас молчат, но непроницаемая завеса из лучей по-прежнему охраняет наши владения от посторонних вторжений…
Сегодня дядя сказал мне, что ему исполнилось 66 лет. Мы решили, что к его семидесятилетию вся наша страна будет плодоносна. Тогда мы воздвигнем город машин и будем продолжать в наших лабораториях творческую работу, углублять и расширять наши опыты над лучами…
Так говорил дядя еще два месяца тому назад, глядя на меня молодыми, блестящими глазами… Его юношески гибкое тело было еще так полно сил… Два месяца тому назад… А теперь он лежит неподвижно и я знаю, что он умирает… Мы пригласили врача из Сан-Франциско, который согласился, — правда, за баснословную сумму, — перелететь с завязанными глазами от моря до нашей центральной станции. Мы не хотели, чтобы он знал, что можно проникнуть сквозь стену лучей, охраняющих нашу область.
Врач установил, что Тена-Инжит блестяще сделал операцию, но отказывается работать сердце, которое не похоже на машину и переработанные части которого нельзя заменить.
Дядя умрет. Вероятно, сегодня же ночью.
Вспыхивает световой сигнал. Это Холльборн дает мне знать, что дядя проснулся…
Я внизу, в пещере. Здесь умирает тот, кто создал Электрополис!..
Холльборн за эти дни превратился в старика. Он уже не в силах владеть собой.
Я сам едва удерживаюсь от слез…
Дядя подымает на меня глаза:
— Я хочу поговорить с тобой.
Он сидит в глубоком кресле. Ему тяжело лежать…
Он так изменился за эти дни, что его едва можно узнать. Но глаза его по-прежнему ясны и светлы. Тена-Инжит не мог спасти его, но все-таки мы обязаны ему тем, что больной сохранил рассудок, что его не постигла участь несчастного Венцеля Апориуса.
Дядя долго и молча смотрит на меня.
Я сижу в кресле и знаю, что он читает мои мысли.
Это не страшно.
У меня одна мысль: безмерная скорбь о нем.
— Встань! Присядь сюда, на ручку моего кресла. Нет, не плачь! Для каждого из нас придет этот час.
Он умолкает… Голова его падает. Холльборн бросается к нему, но дядя говорит, улыбаясь:
— Нет, еще не конец… — И продолжает:
— Я продиктовал Холльборну мою последнюю волю. Я подписал завещание. Свидетелями были Холльборн и врач, которого вы пригласили ко мне, но который уже бессилен. Бессилен так же, как и Тена-Инжит. Кстати, Тена-Инжит еще вчера сказал мне, что надежды нет. Сердце останавливается. Возьми завещание, пойди к себе, прочти его внимательно и возвращайся сюда.
Он видит, что я колеблюсь, и добавляет с грустной улыбкой:
— Не бойся. Еще есть время… Иди…
Я читаю строки, набросанные Холльборном… Рука его непривычна к письму, и я с трудом разбираю слова, продиктованные дядей:
«Я умираю. Я знаю это. Я охотно пожил бы еще, но надо быть благодарным судьбе и за то, что она мне дала. Тебе, милый мой Фриц, я завещаю все, что мне принадлежит. Я усыновил тебя, соблюдая все формальности, когда был в Сан-Франциско. Спасибо, мой мальчик! Ты не обманул меня. Будь же твердым и сейчас. Прочти эти строки внимательно и сообщи мне твое решение… Я должен знать его, пока я жив.
Наше дело закончено. Все машины установлены. За последние годы я продал очень много радия. Я как будто предвидел, что с горой Руссель случится несчастье. В банке Сан-Франциско на моем счете лежат сто миллионов фунтов стерлингов.
Ты будешь нести ответственность за этот капитал, если… если ты примешь мои условия.
Первое из них: Электрополис, — любимое мое детище, моя гордость, создание моих рук и моего разума, — должен принадлежать не одному хозяину. Я жил и работал не для того, чтобы после моей смерти появился новый владетельный князь. Нет! Электрополис должен принадлежать тем, кто будет работать над дальнейшими усовершенствованиями его, кто будет вкладывать силу своих мускулов и своего мозга в создание города, где люди будут не рабами труда, а строителями могущественных машин. Это мое первое условие.
Второе: все машины, находящиеся здесь, все чудеса техники — все, что дает нам право сознавать себя неуязвимыми и недоступными для вражеских налетов, должно служить только для защиты Электрополиса — города могучих машин и счастливых людей, но не для нападения. Никогда в жизни не должны быть мои изобретения орудиями наступательной войны.
Если ты согласен принять эти условия, я делаю тебя ответственным распорядителем моего состояния. Употреби его на ту цель, которую я тебе указываю. Если же нет, если ты не разделяешь моих взглядов, взглядов старого бродяги, всю жизнь боровшегося за свободный труд, если ты хочешь быть только миллионером, — тогда возьми себе один миллион из моих денег и уезжай куда хочешь».
Я снова у дяди. Он дремлет. Холльборн сидит подле него и следит за пульсом. Он делает мне знак…
— Пульс все слабее и слабее…
Кажется, дядя услышал. Он выпрямился. Какая энергия сохранилась еще в этом истощенном болезнью теле!
Он подозвал меня:
— Итак?..
Я хочу сесть в кресло, снабженное его аппаратом, чтобы он сам прочел мои мысли, но он удерживает меня:
— Не надо! Смотри мне в глаза.
— Спасибо… дядя… — Я едва нахожу в себе силы сказать это.