Фата-Моргана 2
Шрифт:
Он погиб – он понял это, и это откровение дало ему мужество, которое родилось из отчаяния. Голос в его мозгу нарастал, становился громче, почти оглушая его своим властным приказом, который словно подгонял его – приказом опустить руку, глянуть в глаза, подчиниться,– и бормоча обещание, сладостное и опасное, обещание предстоящего блаженства…
Но ему все же удалось устоять,– каким-то образом он, отупевший и оглушенный, сумел удержать пистолет в высоко поднятой руке – невероятно, чудом, пересек, отвернув лицо, маленькую комнату и попытался нащупать плечо Смита. Какое-то мгновение его рука натыкалась на пустоту, затем он нашел его и схватил кожу, покрытую слизью, влажную, отвратительную – и одновременно почувствовал,
Джерол стиснул зубы, крепче охватил плечо Смита, и даже его рука содрогнулась, поскольку кожа того была так же покрыта слизью, как и черви вокруг его ног, и при этом прикосновении его пронзил слабый озноб омерзительного восторга.
Он ничего не чувствовал, кроме ласкающего давления на ногах, а голос в его сознании заглушал все другие звуки, и его тело нехотя подчинялось – но каким-то образом ему удалось сделать единственное, невероятное усилие и вытащить Смита из этого ужасного гнезда. Обхватившие Смита плети оборвались, издав тихий, всасывающий звук, а вся масса вздрогнула и схватила венерианца, и тогда Джерол совершенно позабыл о друге и направил все силы на безнадежную задачу – освободиться самому. Теперь боролась лишь одна часть его самого – только эта часть сопротивлялась омерзительному объятию, а в глубине его сознания звучало ласковое соблазнительное бормотание, и все его тело жаждало подчиниться этому бормотанию.
– Шар! Шар! – молился, задыхаясь, Джерол и лишь наполовину осознавал, что он говорит, а ведь он повторял детские молитвы, которые, казалось, уже давно забыл, и, повернувшись к массе спиной, он стал топтать своими тяжелыми сапогами красных, извивающихся червей, ползавших вокруг него. Они ускользали от него, дрожа и сворачиваясь, и хотя он знал, что те, что были сзади, пытались обвить его шею, он все же мог бороться до тех пор, пока не будет вынужден глянуть ей в глаза.
Он топтал, и давил, и опять топтал, и на короткое мгновение освободился от слизистых объятий, когда черви, раздавленные его тяжелыми сапогами, уползали от него, и он зашатался, одурманенный, больной от омерзения и отчаяния, отбиваясь от живых арканов, и вдруг поднял глаза и увидел треснувшее зеркало, висевшее на стене; В нем он увидел тусклое отражение извивающейся, красной твари позади себя, выглядывающее кошачье лицо с робкой девичьей улыбкой, потрясающе человеческое, и красные плети, которые пытались достать его. Воспоминание о том, что он когда-то читал, мелькнуло вдруг в его мозгу, и вздох облегчения и надежды вырвался у него, поколебал на какое-то мгновение силу приказа, звучавшего в его сознании.
Не переводя дыхания, он поднял пистолет на плечо, направил прицел на тварь позади себя, видя ее отражение в зеркале, и нажал на спуск.
В зеркале он увидел, как голубое пламя врезалось ослепительным потоком как раз в середину извивающейся, протягивающей к нему свои щупальца твари, которая пыталась схватить его сзади.
Шипение, вспышка, а затем высокий, тонкий крик, душащий злобой и отчаянием… пламя описало большую дугу и погасло, когда пистолет выпал из руки Джерола и упал на пол.
Нортвест Смит открыл глаза и увидел свет марсианского солнца, который лился узкими полосами через грязное окно. Что-то холодное, влажное ударило его в лицо, и хорошо знакомое горячее покалывание сегир-виски обожгло его горло.
– Смит! – раздался издалека голос Джерола.– Нортвест, черт побери, проснись же наконец!
– Я… проснулся,– выдавил Смит, с трудом ворочая языком.– Что, собственно, случилось?
Край стакана стукнул о его зубы, и Джерол сказал раздраженно: – Выпей это, дурак!
Смит покорно сделал глоток, затем выпил еще обжигающего сегира. Тепло разлилось по его телу, пробудило от оцепенения, в котором он до сих пор пребывал, и несколько помогло преодолеть охватившую его слабость, которую он медленно начал осознавать. Несколько минут он лежал тихо, пока тепло сегира разливалось по его телу, и воспоминание вместе с действием виски начало постепенно проникать в его сознание.
Кошмарные воспоминания… сладкие и ужасные… воспоминания о…
– Боже! – тяжело дыша сказал Смит и попытался сесть. Слабость опрокинула его, как удар, и некоторое время комната кружилась вокруг него. Он упал на что-то твердое и теплое – плечо Джерола. Рука венерианца поддержала его, и комната остановилась. Через некоторое время он немного повернулся и пристально посмотрел в темные глаза друга. Джерол поддерживал его одной рукой, а в другой был бокал сегира, который он пил. Его черные глаза смотрели через край стакана на Смита, и вдруг он истерически засмеялся – сказывался пережитый страх.
– Клянусь Фаролом! – задыхаясь, произнес Джерол и поперхнулся своим виски.– Клянусь Фаролом, Нортвест! Этого я тебе не дам скоро забыть! Если ты в следующий раз захочешь вытащить меня из драки, то я тебе скажу…
– Хорошо, хорошо! – сказал Смит.– Что же все-таки случилось? Как…
– Шамбло.– Джерол перестал смеяться.– Что у тебя общего с ней…
– Что это такое? – спросил протрезвевший Смит.
– Ты хочешь сказать, что не знал этого?' Но где же ты нашел ее? Как…
– Может, ты первый расскажешь, что тебе известно? – твердо сказал Смит.– И дай мне еще глоток виски. Мне он сейчас необходим.
– Ты можешь сам держать стакан? Тебе лучше?
– Да, немного. Я могу его держать, спасибо. Рассказывай дальше.
– Я, право, не знаю, с чего должен начать. Их называют Шамбло…
– Милостивый боже! Разве их много?!
– Это своего рода раса, как мне кажется,– одна из самых древних. Никто не знает, откуда она взялась. Имя звучит по-французски, не правда ли? Но оно обманчиво, оно возникло еще в доисторические времена.
– Я никогда не слышал о них.
– О них знают немногие. А те, кто знает, не хотят много говорить о них.
– Ну, половина города их знает. Я просто не понимал тогда, о чем говорили люди. Я и сейчас еще не все понимаю…
– Такое бывает иногда. Они появляются, об этом распространяются слухи, город объединяется и выгоняет их, а потом… Эта история не получит широкой огласки. Она слишком неправдоподобна.
– Но… боже, Джерол! Что это такое? Откуда оно пришло?
– Никто не знает определенно, откуда они родом. С другой планеты – возможно, с неоткрытой. Некоторые говорят – с Венеры; я знаю, что в нашей семье передавались из поколения в поколение какие-то довольно мрачные легенды о них – поэтому я о них и узнал. И когда я открыл эту дверь… я… я подумал, что узнал этот запах…
– Так что же они такое?
– Это знает один бог. Это не люди, хотя и выглядят, как люди. А может быть, это всего лишь иллюзия, или я свихнулся. Не знаю. Это разновидность вампиров, или, может быть, вампиры – их разновидность. Их нормальный облик, должно быть, эта… эта маска, и в таком виде они вытягивают пищу из… я думаю, из жизненных сил человека. И они принимают облик – обычно облик женщины, как мне кажется, прежде чем они… начинают. Они это делают, чтобы поднять жизненную силу до определенного уровня, который им облегчает… И от них исходит всегда это отвратительное, губительное чувство вожделения, когда… они жрут. Есть люди, которые, если они остались в живых после первой встречи, уже не могут жить без них… не могут расстаться с ними, становятся одержимыми этой страстью… и держат это существо у себя всю жизнь – а жизнь длится недолго – к кормят его ради этого ужасного наслаждения. Это хуже, чем курить минг… или молиться Фаролу.