Шрифт:
Филип Хосе Фармер
Только во вторник
Том Пим часто думал, как выгладит жизнь в другие дни недели, – впрочем, об этом задумывался почти каждый, имевший хоть чуточку воображения; имелись даже специальные телепрограммы, посвященные этой проблеме. Том сам принимал участие в двух таких программах, но всерьез не собирался уходить из своего мира. Пока однажды не сгорел его дом.
Это произошло в последний, восьмой день весны. Проснувшись, он увидел сквозь дверь пепел и пожарных. Мужчина в асбестовом комбинезоне махнул ему рукой, чтобы
Можно было не спрашивать, что случилось, и все же он задал вопрос:
– Наверное, замыкание, но точно не известно, пожар вспыхнул сразу после полуночи, после окончания работы команды понедельника и перед заступлением нашей.
Наверное, странно быть пожарным или полицейским, подумал Том. У них были разные часы службы, хотя полночь являлась границей и для тех, и для других.
Тем временем другие стали выходить из своих сомнамбулаторов, или "гробов", как их обычно называли, так что занятыми остались только шестьдесят.
Работа начиналась в восемь, и они позавтракали в подсобном помещении. Том спросил одного из операторов, знает ли тот о какой-нибудь квартире. Конечно, ему ее и так выделят, но кто знает, хорошую ли.
Оператор рассказал об одном доме, кварталах в шести от его прежнего. Там умер гример, и, насколько он знал, место после него было еще свободно. Том, в данную минуту свободный, позвонил немедленно, но секретарша сказала, что контора откроется только в десять. Она была очень красива – с красными волосами, турмалиновыми глазами и необычайно обольстительным голосом – и произвела бга на Тома более сильное впечатление, если бы он ее не знал. Девушка играла эпизодические роли в двух его программах, и Том знал, что этот чарующий голос ей не принадлежит. Впрочем, как и цвет глаз.
В полдень он позвонил вторично. После десятиминутного ожидания его соединили, и Том попросил миссис Белфилд, чтобы она от его имени сделала запрос. Миссис Белфилд отругала его, что не позвонил раньше – как знать, успеет ли она сделать что-то сегодня? Том попытался объяснить ей, в каком положении оказался, но вскоре сдался. Ох уж эти бюрократы! На ночь он пошел в общественное помещение, где с помощью индуктивных полей, ускорявших сон, проспал необходимые четыре часа, после чего проснулся и вошел в вертикальный цилиндр из этерния. Секунд десять он смотрел сквозь дверь на другие цилиндры с неподвижными фигурами внутри, потом нажал кнопку. Пятнадцать секунд спустя сознание покинуло его.
Еще три ночи ему пришлось провести в общественном сомнамбулярии. Прошли три дня осени, осталось еще пять. Впрочем, в Калифорнии это не имело особого значения. В Чикаго, где он некогда жил, зима походила на белое одеяло, выбиваемое безумцем, весна была взрывом зелени, лето – лавиной света и горячего дыхания, а осень – котелком клоуна, одетого в пестрый костюм.
На четвертый день пришло извещение: можно перебираться в дом, который он выбрал. Это удивило и обрадовало Тома. Многие в такой ситуации проводили весь год – сорок восемь дней – в общественном помещении. На пятый день он перебрался, имея перед собой еще три дня весны. Два свободных дня придется потратить на покупку одежды, продуктов и знакомство с соседями. Порой он жалел, что родился с актерским талантом. На телевидении работали пять, иногда шесть дней подряд, тогда, как скажем, водопроводчик из семи дней работал только три.
Новый дом сказался таким же большим, как прежний, а небольшая прогулка до работы пойдет ему только на пользу. Вместе с ним там жили девять человек. Том переехал вечером, представился всем жильцам, и Мабель Курта, секретарша режиссера, принялась знакомить его с домашними обычаями. Убедившись, что его сомнамбулатор поставлен в домашний сомнамбулярий, Том слегка расслабился.
Мабель была маленькой, несколько излишне округлой женщиной лет тридцати пяти. Трижды разведенная, она холодно относилась к замужеству – разве что явится Настоящий Мужчина. Том – кстати, тоже разведенный – был сейчас свободен, но на всякий случай не стал говорить ей об этом.
– Пойдем, посмотрим твою спальню, – предложила Мабель. – Она невелика, но, слава Богу, звуконепроницаема.
Том направился за ней, но вдруг остановился. Женщина повернулась в дверях и спросила:
– В чем дело?
– Эта девушка…
Сквозь прозрачную дверь он смотрел на девушку, стоящую в ближайшем из шестидесяти трех высоких серых цилиндров из этерния.
– Да, она красива!
Если Мабель и испытывала ревность, ей удалось ее скрыть.
– Правда?
У девушки были длинные черные, слабо вьющиеся волосы, лицо. пленявшее с первого взгляда, в меру полная фигура и длинные ноги. Открытые глаза казались в слабом свете фиолетово-голубоватыми. Одета она была в тонкое серебристое платье. Табличка над дверью сообщала личные данные. Дженни Марло, рожденная в 2031 году в Сан-Марино, Калифорния. Двадцать четыре года. Актриса. Незамужняя. Среда.
– Что с тобой. Том? – спросила Мабель.
– Ничего.
Как он мог сказать, что почувствовал себя плохо от желания, которое никогда не будет удовлетворено? Что ему стало дурно от ее красоты?
Наша воля в руках судьбы. Разве может быть истинная любовь не с первого взгляда?
– Что случилось? – повторила Мабель, а потом рассмеялась и добавила: – Ты шутишь?
Она не приняла этого всерьез, зная, что Дженни Марло как соперница опасна не больше, чем труп. И это было правдой. Он должен заняться кем-нибудь из своего мира. А Мабель еще совсем ничего. Ласковая, а после пары бокалов даже привлекательная.
После шести часов они спустились в гостиную и застали там почти всех. Одни сидели, надвинув наушники, другие смотрели на экран и разговаривали, комментируя события прошедшего и этого вторника. Председатель Палаты в связи с истечением срока полномочий сдавал дела. Он уже явно никуда не годился, а состояние здоровья не сулило ни малейшего улучшения. Показали семейное кладбище в Миссисипи и зарезервированный для него цоколь. Когда-нибудь, когда разработают методы омоложения, его выведут из состояния сомнамбулы.
– Да уж, конечно! – сказала Мабель.
– Я уверен, дойдут и до этого, – ответил он. – Направление выбрано верно. Уже сейчас можно тормозить процесс старения у кроликов.
– Да я не о том. Конечно, рано или поздно метод омоложения людей будет разработан. И что тогда? Думаешь, всех вернут к жизни? Но это будет означать удвоение или даже утроение количества людей. Почему бы не оставить их спокойно стоять там? – Она захохотала и добавила: – А что будут делать без них бедные голуби?
Он обнял ее, представляя, что обнимает ту девушку. Ее талия наверняка такая же мягкая, но без капли жира.