Фата-Моргана 8 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
— Да, пожалуйста… пиво, — ответил он. Дэвид ненавидел пиво, но он знал, что придется что-то заказать, иначе он лишится этой привилегии спокойно посидеть в прохладной тишине. Пиво можно и не пить.
Бармен принес пиво, и Дэвид заплатил. Затем, когда бармен отошел, он стал медленно поворачивать стакан по поверхности стола. И вот в этот момент оно началось снова. Затаив дыхание, он попытался оттолкнуть его. НЕТ! — сказал он, впадая в бешенство.
Еще через минуту он встал из-за стола и вышел из бара. Уже перевалило за десять. Хотя это, конечно, не имело никакого значения. Они Знают, что он всегда
Офис находился в глубине помещения, небольшая загородка, снабженная самым необходимым: коврик, диван и небольшой стол с лежащими на нем карандашами и белой бумагой. Это все, что ему нужно. Одно время он держал секретаршу, но потом ему не понравилось, что кто-то за дверью может услышать его крик.
Никто не видел, как он вошел в кабинет из холла, через потайную дверь. Оказавшись внутри, он запер дверь, затем снял пиджак и расстелил его на столе. В офисе было душно. Дэвид приблизился к окну и поднял раму.
Далеко-далеко внизу жил город. Дэвид стоял и смотрел туда.
— Сколько же из них? — промелькнула мысль.
Тяжело вздохнув, он отвернулся. Итак, он пришел. Нет смысла тянуть дальше. Он связан этим. Лучше будет поскорей закончить и убираться.
Он задернул жалюзи, подошел к кушетке и лег. Устроился на подушке, вытянулся, как следует, и замер. Конечности, интересное чувство, почти сразу же онемели.
Началось.
Сейчас Дэвид это не останавливал. Оно капало в его мозг, как тающий лед. Врывалось, словно зимний ветер. Кружилось в нем подобно холодной, скользкой химере. Дэвид оцепенел и начал задыхаться. Грудь его содрогалась, сердце билось резкими толчками. Пальцы, окостенелые, словно когти, царапали кожу кушетки. Сейчас он весь дрожал, стонал и извивался. Наконец он закричал и кричал довольно долго.
Это было сделано. Вялый, без движения, лежал Дэвид на кушетке с глазами застывшими, как стекло. Когда немного отпустило, он поднял руку и взглянул на часы. Было почти два. С трудом он поднялся. Тело было свинцовым. Еле-еле добрался до стола и сел. Там он что-то написал на листке бумаги и, уронив голову на стол, впал у глубокий, бесчувственный сон.
Прошло несколько часов, прежде чем он проснулся и отнес исписанный листок бумаги своему старшему. Тот просмотрел его и кивнул.
— Четыреста восемьдесят шесть, так я понял? — сказал старший.
— А ты уверен?
— Я уверен, — спокойно ответил Дэвид. — Я смотрел за каждым.
— Он не упомянул, что Каултер и его семейство тоже были среди них.
— О’кей, — сказал старший, — давай посмотрим. Четыреста пятьдесят два в дорожно-транспортных происшествиях, восемнадцать утонули, семь от солнечного удара, три от фейерверков, шесть — по другим причинам.
— Такая маленькая девочка и обожглась до смерти, — сказал Дэвид. — А мальчик, совсем малыш, съел муравьиный яд. И та женщина, надо же, ее ударило током. Мужчина, — от змеиного укуса.
— Ну что ж, — сказал старший, — хорошо, но мы сделаем лучше. Скажем, — четыреста пятьдесят. Это всегда впечатляет, когда погибает больше людей, чем мы предсказали.
— Конечно, — сказал Дэвид.
В тот вечер прогноз был на первых страницах всех газет. По пути домой Дэвид слышал, как сидящий перед ним мужчина повернулся
— Что бы я действительно хотел знать, это как они угадывают?
Дэвид поднялся и отошел в противоположную часть вагона. И пока не сошел с поезда, он все стоял там, слушая стук колес, и думал о следующем празднике — Дне Труда. [3]
3
Национальный американский праздник — первое воскресенье сентября.
Перевод с англ. Н. Савиных
ПЛЯСКА МЕРТВЕЦОВ
(по/толкать/ся, — гл., жарг., — обозначает любую случайную половую связь, в данном значении стало употребляться во время III Мировой войны.)
Два пучка света, выпускаемые автомобильными фарами, быстро ложились на шоссе. Следом за ними несся «Ротор-Моторс» амфибия, модель «С», 1987 года выпуска. Яркие желтые струи рвались вперед и стремились удрать от 12-цилиндрового тяжело дышащего преследователя. Застывшая кромешная темень с бешеной скоростью исчезала под колесами. Дорога мелькала все быстрей. «Сент-Луис, 10 км».
— А ты летишь со МНОЙ, — пели они, — мы Рота-Мота дети! С глазами за СПИНОЙ, — пение усиливалось, — и с мыслями в кювете!
Певцов было четверо:
Лен, 23 года,
Бад, 24 года,
Барбара, 20,
Пегги, 18.
Лен с Барбарой, Бад с Пегги.
Бад вел машину. Она с визгом вписывалась в крутые виражи, громко ревела на мрачных горных подъемах, как пуля проносилась по затихшим равнинам. Одна лишь Пегги пела не надрываясь, у остальных слова вылетали из готовых разорваться легких, смешиваясь и соревнуясь с ветром, бившим в их лица и хлеставшим по ним спутавшимися волосами:
К бесу тихие прогулки При светящем месяце! На стомильных скоростях Мне про иное грезится!Стрелка подрагивала на 130. Еще две пятимильные отметки и конец шкалы. Внезапно автомобиль куда-то нырнул. Вся компания подскочила, и ночь тут же подхватила и унесла с собой дикий хохот трех молодых глоток. Еще вираж. Еше подъем, затем спуск. Молниеносный скачок через долину — корпус цвета полированного черного дерева едва касался земли.
Водно — роторно — моторный — И удобный и просторный. Хоть по суше, хоть по морю Как ни в чем я рот-моторю!