Фатальное трио
Шрифт:
— Алиса, Алиса, ну что ты в самом деле! Вот же нежная душа поэтическая. Что я такого сказал, чтобы плакать?
— Это я так, простите, — спохватываюсь я, вытирая щёки салфеткой. — Вы не виноваты, я тут над новой поэмой задумалась.
— Алиса, — проникновенно говорит он и замолкает.
Знаю я наизусть все его паузы. Я тяжело вздыхаю и возвращаюсь к разговору:
— На эти деньги можно было бы за свой счёт книгу издать с таким же успехом, только в кожаном переплёте, с тиснением, золотым обрезом и иллюстрациями Джона Каррена*.
*(Джон
— Опять двадцать пять, — лохматые брови моего так называемого литературного агента скорбно складываются домиком, а толстые губы печально вытягиваются в трубочку. — А я и не скрывал от тебя, что это всё недёшево стоит. Зачем нам за свой счёт? Что потом с тиражом делать — друзьям раздаривать? Нам надо, чтобы сборник вышел в правильном издательстве, чтобы была критика благосклонная, пресса хорошая, автограф-сессии и всё такое. Я не понимаю, ты хочешь продолжать по барам стихи читать или собирать большие залы, чтобы билеты не достать было ни за какие деньги?
— Чтобы билеты, Алексей Вильямович, — послушно киваю я.
— Ну вот, а что же тогда…
— Да я уже и так прорву денег вбухала, а по итогу у нас с вами только две поэмы в журналах вышли, и то в региональных.
— Ну знаешь, Москва не сразу строилась.
— Москва Москвой, но где мне-то денег взять?
— Это уж не мне тебя учить, дорогая моя, у мужа попроси.
У Ярослава на стихи я не взяла ни копейки. Это мой жизненный проект, то, чего именно я ст'oю вместе с моими рифмами, строфами и всем остальным. Я каждую строчку выстрадала и вырвала из сердца с кусочками собственной плоти.
Я стихи с седьмого класса пишу и для меня это не хобби не занятие из серии «чем бы дитя не тешилось» при богатом муже. К тому же «мужа» никакого уж и в помине нет. Да и что это за управление репутацией и пиар по такой стоимости? Договора с издательством нет, а Алексей Вильямович всё тянет и тянет из меня новые платежи.
— Так что, давай, Алиса, не затягивай, пора нам уже издаваться и дальше двигаться. Теперь всё от тебя зависит. Как только появляется нужная сумма, сразу включаем кампанию.
— Не возражаете, если я присяду? Привет, Алиса.
Я вздрагиваю. Он что, следил за мной? По телу разливается слабость, будто я мгновенно потеряла давление и сейчас на глазах у всех превращусь в лужицу растаявшего холодца.
Сысуев с недоуменным видом крутит головой:
— Это твой знакомый?
— Да, очень хороший знакомый. Я не помешал? Мне показалось, вы уже закончили, — говорит Роб и, не дожидаясь разрешения, придвигает стул от соседнего стола.
— Алиса, всё нормально? — беспокоится Алексей Вильямович. — Что-то ты побледнела.
Я обречённо и затравленно вздыхаю:
— Да-да, всё хорошо. Это Роберт. Знакомьтесь, пожалуйста.
— Очень приятно, очень приятно, — часто кивает Сысуев. — Ну, мы в принципе, действительно закончили. Так что, счастливо оставаться, и я жду, да Алиса?
Он поднимается и поспешно уходит, а я остаюсь наедине с Робом.
— Привет, — говорит он и смотрит мне в глаза. — Как ты?
Я чувствую тонкий смолистый аромат мирры, бальзамическую и пряную сладость, смешанную с едва уловимыми нотами парфюма. Я любуюсь тёмным янтарём его глаз и вижу их блеск, заинтересованность и едва уловимую тоску. Я её улавливаю. Температура в кафе резко повышается и из начала весны я мгновенно переношусь в знойную середину лета.
Роб касается моей руки и по телу проносится электрический импульс. Я боюсь, что этот разряд убьёт меня и закрываю глаза, готовясь принять неизбежное. Странно, но я остаюсь в живых. Его низкий, немного хриплый голос киношного мафиози, проникает вглубь меня и заставляет кожу покрываться мелкими пупырышками.
— Я скучаю, Алиса, — произносит он чуть слышно, но я отчётливо разбираю каждый звук.
Я чуть трясу головой, пытаясь прогнать морок и убираю со стола руки.
— Ты следил за мной?
— Шёл по сигналам сердца.
— Так значит следил?
— Нет, я не следил.
— Но как ты оказался здесь, в этом дешёвом кафе с посредственным кофе?
— Я тебя искал. И вот нашёл.
— Зачем? — пытаюсь вырваться я из плена, подавляющего волю. — Чтобы ещё раз изнасиловать?
— Я тебя не насиловал.
Его глаза становятся холодными и янтарь превращается в тёмный непрозрачный опал.
— А что же это было?
— Мы занимались любовью.
— Любовью?
Он не отвечает.
— Такой любви мне больше не хочется.
Я встаю.
— Ты знаешь, что хочется, но наша любовь не всегда будет такой. Она будет разной, такой какую ты пожелаешь.
Я смотрю на него в упор и отворачиваюсь. Его глаза почти чёрные, губы плотно сжаты а на скулах играют желваки. Я чувствую, что какая-то чужая, животная часть меня хочет обнять его голову прижать к груди и ласкать короткие жёсткие волосы. Но это не я. Я этого не делаю. И никогда не сделаю. Я разворачиваюсь и медленно иду в сторону выхода.
Слышу, как он встаёт из-за стола и отодвигает стул. Он в два шага настигает меня и сжимает руку выше локтя.
17. Нам бы день простоять
— Хватит! — говорит Роб и в его голосе слышится раздражение.
Я пытаюсь вырвать руку, но он держит её крепко.
— Хватит со мной играть, — повторяет он. — Я больше не собираюсь ждать.
— Чего ждать? — искренне удивляюсь я.
В моём понимании между нами ничего нет и не может быть.
— Я больше не собираюсь ждать тебя. Если ты не в состоянии принять правильное решение, я тебе помогу. Просто пойми, ты моя. Нет смысла думать об этом или пытаться сопротивляться. Это ничего не изменит. Прими это.