Фатум. Сон разума
Шрифт:
На улице он тут же поднял руку, ловя бомбилу. Ника вел инстинкт зверя, уходящего от облавы, но разум подсказывал: нужно продать свою жизнь и свободу как можно дороже. И единственное, что он может сейчас сделать — передать копии, снятые Машей, все эти служебки о ближневосточной стране, Грузии, ВТО, в руки друзей. Когда Ник исчезнет, информация попадет к журналистам.
И тогда посмотрим, выстоит ли тайное правительство против народного гнева.
Закончив составлять инструкцию для Коня, Ник запечатал ее в белый конверт вместе с другими документами и задумался. Если
Сейчас Ник сидел посреди своей комнаты с огромным, набитым под завязку рюкзаком. Мама уехала за Лешкой, сказала, что будет после восьми. Она и не догадывается, что все неприятности прошедших дней — из-за Ника. «Фатум» пытался увеличить его коэффициент виктимности, прибить в Нике пассионария, но практика показала, что жертва из него никудышная. Теперь ему грозит изолят и… И что? Промывание мозгов? Транквилизаторы? Трепанация черепа? Но почему просто не убить? Всем было бы проще. В том числе маме с Лехой — один раз отмучились, поплакали и живите себе спокойно, а так придется отвечать за каждый проступок Ника.
Пустили бы пулю в висок, или машина вдруг вырулила бы на обочину, или скинхеды перестарались бы… Это же просто. Так почему???
Самоубийство — удел виктимного человека, Ник не сможет, это противно его природе. Но и калечить себя он не позволит. Надо спрятаться и переждать, а если не получится — драться до последней капли крови. Надо решить, с какой стороны подойти к «Фатуму», чтобы ударить наверняка.
Уже собирая рюкзак, он предчувствовал, что ничего не выйдет. Точно так же загнанный волк, зная, что окружен и враги сильнее, рассчитывает прорваться или перегрызть хотя бы одно горло. Ник криво усмехнулся и поймал себя на стариковской мысли: «Всем нравится ощущать себя свободными волками, а на самом деле мы — крысы. Загнанная в угол крыса может покалечить кошку и покусать человека. И даже уйти, если нападет первой, бросится неожиданно. У нее шансов больше, чем у волка».
Замкнулся круг. Он все уже, уже, затягивается удавкой на горле…
Нет!
Одевшись по-походному, в теплую куртку с капюшоном, джинсы, обув удобные ботинки на толстой подошве и нацепив рюкзак, Ник все-таки решил оставить записку. Достал бумагу из принтера и нацарапал ручкой: «Мама, я уезжаю. Может быть, навсегда. Не ищи и не звони. Прости, но так надо. Береги Лешку».
Потоптался в прихожей, взял защитные очки, которые мама подарила, для маскировки. Он пытался запомнить каждую деталь, каждую неровность на потолке, впитать родной запах. Он сюда больше не вернется, это точно. Если повезет — по своей воле; если не повезет — по чужой. Изолят не располагает к поездкам домой.
Беги, крыса, по стеклянному лабиринту и надейся, что несешься на свободу, а не к человеку с электродами.
Ник выключил свет, вышел. За спиной захлопнулась дверь, отрезая пути к отступлению. Он специально оставил ключи на тумбочке. Теперь нужно обезопасить себя, то есть подготовить площадку для последнего броска.
Как по заказу, ни в подъезде, ни во дворе никто ему не встретился. Здравствуй, новая жизнь! Теперь нужно встретиться с Конем, передать документы и проконсультировать его, куда идти, если Ник угодит в изолят.
Стас Кониченко жил в общаге.
Чтобы его не вычислили по мобильному, Ник «потерял» телефон в метро. Терять пришлось дважды: в первый раз его вернула честная бабуля, так что пришлось повторить процедуру. Всю дорогу Нику мерещилась слежка. По пути к студенческому общежитию он петлял, отсиживался во дворах, заходил в магазины и бары, но соглядатая так и не обнаружил. Списал на расшатанные нервы.
Темнело, подмораживало.
Напрямую Ник на Коня решил не выходить. На проходной в общаге, натягивая капюшон, чтобы не узнали, попросил вызвать его одногруппника — лоботряса и хронического планокура Васю. Вася, польщенный вниманием популярной личности, не подозревая подвоха, вызвал Стаса.
Поджидая его на лавочке под тополем, Ник разглядывал студентов, суетящихся за окнами, и старался не думать, что он подлец: сам ко дну идет и других за собой тянет. Какая же сволочь — жажда жизни! И, чтоб его, антивиктимное поведение! Око за око — яркий тому пример. И плевал Ник на красавца Коня, на его будущую жену и нерожденных детей, он о своей шкуре печется и ведь понимает, что подставляет парня! Ник потупился, рассматривая окурки возле скамейки, освещенные зажегшимся фонарем. Бычки складывались в рисунок, напоминающий крыло бабочки.
Когда их накрыла тень, Ник вскинул голову: пришел Конь. Сел рядом на скамейку, поерзал и заглянул в лицо.
— Что случилось, Никита Викторович? — спросил он вместо приветствия. — Почему вы без охраны?
Ник сунул в зубы сигарету, прикурил.
— Я кое-что узнал. Давно узнал, Стас, и не хотел ни с кем делиться. Но за эти знания меня могут убить. У меня есть важные документы, которые надо сохранить…
Конь сделал стойку, его глаза блеснули отраженным светом, он даже улыбнулся бесшабашно:
— А что это?
— Стас, послушай меня внимательно. Включи мозг. Я, скорее всего, уже труп, цепляющийся за жизнь. На новом месте работы я раздобыл документы, которые очень многих дискредитируют. Если их обнародовать, может подняться шум, но может и ничего не получиться. Это, чтобы ты осознавал, опасно. Я не хотел вмешивать в это «Щит»… пока что. Теперь у меня нет выбора, Стас. На несколько дней я исчезну, документы будут у тебя. Попробую запутать следы, а потом уже поработаем.
Конь почесал лоб, сцепил ручищи в замок.
— Я согласен. Я даже знаю, где их спрячу. Я не боюсь опасности, Никита Викторович. Да за вас… ну что угодно!
Ник вынул из бокового кармана рюкзака огромный запечатанный конверт и протянул Коню. Тот взял осторожно, точно хрусталь.
— Значит, так, Стас. Спрячешь — и никому ни слова, даже о нашей встрече молчи до последнего. Конверт не распечатывай, считай, что там — твоя смерть. Незнание — гарант твоей безопасности. Если к тебе придут и начнут расспрашивать, скажи: да, приходил, да, предлагал, но ты отказался — что ты, дурак, что ли? Раз в неделю, начиная с завтрашнего дня, тебе начнет приходить религиозный спам — это я заведу ящик и буду рассылать письма веером. Они — подтверждение того, что я в порядке. Если письма появляться перестанут… сделай все возможное, чтобы люди узнали правду. Тогда моя смерть… и смерти многих людей будут не напрасными.