Фауст
Шрифт:
С. С. Дудышкин в рецензии на "Повести и рассказы" И. С. Тургенева, опубликованной в "Отечественных записках", критикуя основного героя ранних произведений Тургенева, "лишнего человека", противопоставляет ему "благородного человека, который трудится изо дня в день без громких фраз", и трактует в свете этих благонамеренных либеральных идеалов "Фауста" Тургенева. Дудышкин осуждает героя повести, нарушившего "покой одной прекрасной женщины, Ельцовой, тем, что развил ее умственный горизонт, вдохнул в нее страсть, из которой ей не было исхода. Одна смерть была необходима, и потому Ельцова умерла. Она исполнила свой _долг_" (03, 1857, э 1, отдел II, стр. 23). И далее Дудышкин, перефразируя заключительные слова повести о долге и отречении, рассматривает их как ключ к новому этапу творчества
Против этих идей Дудышкина, тенденциозно перетолковывавшего произведения Тургенева, выступил Н. Г. Чернышевский в "Заметках о журналах" (С, 1857, э 2) (см. наст, изд., т. VI, стр. 518). Однако ни Чернышевский, ни Добролюбов не могли солидаризироваться и с Тургеневым, противопоставившим долг и личное счастье. Это противоречило этической системе революционных демократов, теории "разумного эгоизма", по которой долг определяется внутренним влечением, а основным источником деятельности развитой личности является разумно понятый "эгоизм".
И в 1858 г. в статье "Николай Владимирович Станкевич" Добролюбов на страницах "Современника" (э 4), не называя Тургенева по имени, вступил с ним в полемику. "Не так давно, - пишет Добролюбов, - один из наших даровитейших писателей высказал прямо этот взгляд, сказавши, что цель жизни не есть наслаждение, а, напротив, есть вечный труд, вечная жертва, что мы должны постоянно принуждать себя, противодействуя своим желаниям, вследствие требований нравственного долга. В этом взгляде есть сторона очень похвальная, именно - уважение к требованиям нравственного долга , с другой стороны, взгляд этот крайне печален потому, что потребности человеческой природы он прямо признает противными требованиям долга..." (Добролюбов, т. III, стр. 67).
Позднее в статье "Благонамеренность и деятельность" (С, 1860, э 7), также частично направленной против Тургенева, Добролюбов, ратуя за появление в литературе образа деятеля нового типа, цельного человека, вновь упомянул "Фауста" Тургенева: "Нам не представляют внутренней работы и нравственной борьбы человека, сознавшего ложность настоящего порядка и упорно, неотступно добивающегося истины; нового Фауста никто нам и не думал изображать, хоть у нас есть даже и повесть с таким названием..." (Добролюбов, т. II, стр. 248).
Чернышевский откликнулся на повесть в статье "Русский человек на rendez-vous" ("Атеней", 1858, э 3). Поставив "Фауста" в связь с "Рудиным" и "Асей", Чернышевский раскрывает социальный аспект изображенного в повести конфликта. Рассматривая нерешительное "поведение" героев этих произведений в любви как показатель и для их отношения к "делу", Чернышевский разоблачает сходящего с общественной арены прежнего дворянского героя русской литературы. "В "Фаусте", - пишет Чернышевский, - герой старается ободрить себя тем, что ни оп, ни Вера не имеют друг к другу серьезного чувства; сидеть с ней, мечтать о ней - это его дело, но по части решительности, даже в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать ему, что любит его Не удивительно, что после такого поведения любимого человека (иначе, как "поведением", нельзя назвать образ поступков этого господина) у бедной женщины сделалась нервическая горячка; еще натуральнее, что потом он стал плакаться на свою судьбу. Это в "Фаусте"; почти то же и в "Рудине"" (Чернышевский, т. V, стр. 158-159).
В последующие годы "Фауст" продолжает привлекать внимание критики. В 1867 г. в "Отечественных записках" была опубликована критическая заметка Б. И. Утина "Аскетизм у г. Тургенева", в которой отмечаются - как характерная для воззрений Тургенева черта - элементы аскетических настроений в таких его произведениях, как "Дворянское гнездо", "Накануне", "Фауст", "Переписка", "Призраки" и "Довольно". Основы такого подхода к жизни Утин видит в философии Шопенгауэра. Рассматривая "Фауста" лишь с точки зрения отражения в нем "аскетических" идей и слишком прямолинейно толкуя заключительные слова повести. Утин обедняет ее содержание. "Смысл здесь - пишет он, - очевидно тот же. Жизнь не любит шутить, а потому не" отдавайся ей, не живи, и ты уйдешь от ее опасностей" (03, 1867, т. 173, э 7, кн. 2, отд. VI, стр. 54).
В 1870 г. Н. В. Шелгунов отозвался на выход в свет очередных томов "Сочинений И. С. Тургенева" статьей "Неустранимая утрата". Свои общие суждения о пессимистических мотивах в творчестве Тургенева, грустной лирической тональности его таланта, чуткости писателя к человеческому горю, мастерстве тонкого проникновения в женскую психологию Шелгунов подтверждает и на разборе "Фауста". Характеризуя Веру Ельцову как натуру сильную, но обреченную на гибель, и сравнивая ее судьбу с жизнью героинь других произведений Тургенева, Шелгунов спрашивает: "Что ж это за горькая судьбина? Что за преследующий фатализм? Где его корень? Отчего люди несчастны? Неужели нет выхода?" "Тургенев, - по его словам, - не дает ответа на эти вопросы. Ищите, догадывайтесь, спасайтесь, как знаете". И далее анализ повести он заключает выводом: "Любовь - болезнь, химера, говорит Тургенев, от нее не спасешься, и ни одна женщина не минует ее руки Не силу активного протеста вызывает у вас Тургенев, а возбуждает какое-то непримиряющееся щемление, ищущее выхода в пассивном страдании, в молчаливом, горьком протесте". С революционно-демократических позиций осуждает Шелгунов и призыв в "Фаусте" к труду и отречению. "Жизнь есть труд, говорит Тургенев. Но разве о здоровом труде говорит Павел Александрович? Его труд есть отчаяние безнадежности, не жизнь, а смерть, не сила энергии, а упадок различных сил..." ("Дело", 1870, э 6, стр. 14-16).
В 1875 г. С. А. Венгеров в одном из ранних своих трудов: "Русская литература в ее современных представителях. Критико-биографический этюд. И. С. Тургенев" - отвел специальную главу "Фаусту". В основу разбора повести положена мысль о том, что нельзя "идти против естественного хода вещей, против нормального развития природных даров" (указ, соч., ч. II. СПб., 1875, стр. 64). Поэтому ошибаются те "близорукие судьи", говорит Венгеров, которые обвиняют героя повести в том, что он разрушил "счастье" Веры. "Когда-нибудь должна же была бы произойти брешь в стене, отделяющей ее от действительности. Следовательно, если не герой повести, то другой, третий разыграли бы его роль и открыли бы глаза Вере Николаевне, до того завешанные рукой заботливой матери" (там же, стр. 69 ). И вывод, к которому приходит Венгеров, противостоит односторонним критическим суждениям об "аскетических" идеях повести. "Печальным предостережением возвышается перед нами симпатичная фигура Веры Ельцовой, увеличивая собою галерею привлекательных женских портретов Тургенева. В ее лице защитники свободы человеческого сердца могут почерпнуть гораздо более сильные доказательства, чем из всех жоржзандовских романов, потому что ничто не действует на нас сильнее, чем грустный финал, являющийся результатом известного нерационального явления" (там же, стр. 72).
Высокую оценку "Фаусту" дает В. П. Буренин в своем критическом этюде "Литературная деятельность Тургенева" (СПб., 1884). По поэтическому характеру, лирической направленности Буренин объединяет "Фауста" и "Асю" Тургенева, называя их "беллетристическими шедеврами". Заметки его носят импрессионистский, субъективно-психологический характер, но не лишены верных наблюдений.
В том же субъективно-психологическом плане рассматривают "Фауста" А. И. Незеленов в своей книге "Тургенев в его произведениях" (СПб., 1885) и Д. Н. Овсянико-Куликовский в "Этюдах о творчестве И. С. Тургенева" (СПб., 1904).
Из более поздних откликов интересен отзыв П. А. Кропоткина, который в 1907 г., как в свое время Чернышевский, обратил внимание на несостоятельность героя повести. Рассматривая "Фауста" в ряду таких повестей Тургенева, как "Затишье", "Переписка", "Якоп Пасынков", "Ася", он заключает: "В них слышится почти отчаяние в образованном русском интеллигенте, который даже в любви оказывается неспособным проявить сильное чувство, которое снесло бы преграды, лежащие на его пути; даже при самых благоприятных обстоятельствах, он может принести любящей его женщине только печаль и отчаяние" (П. Кропоткин. Идеалы и действительность в русской литературе. СПб., 1907, стр. 102).