Фавн на берегу Томи
Шрифт:
Венчание произошло 5 октября одна тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года в Воскресенской церкви. Казалось бы, все шло прекрасно, и свадьбу отпраздновали торжественно. Особый блеск этому событию придавало участие самого губернатора в качестве посаженного отца. Посаженной же матерью Бакунин пригласил старую ведьму Бордакову.
Вечером, после венчания, в избушке Бакунина собралось много гостей. Ярко освещенный внутри и украшенный горящими плошками по фасаду домик привлек толпы местных жителей, кричавших «ура!» в честь новобрачных. Гости ели, пили, веселились, и никто из них, да и сама невеста, не подозревали, что настоящий Михаил Александрович Бакунин в это время сидел связанный в подполье с кляпом во рту и не мог ничего сделать. — Слушающие ахнули, а робкий оратор ожил и заговорил эмоционально, подсобляя
В общемто, все мы люди здесь здравомыслящие и понимаем, что никакой мистики здесь нет и быть не может и что науке широко известны, как сиамские близнецы, так и размножения путем почкования.
Когда же его близнецу удалось отпочковаться окончательно, все мы очень обрадовались тому, что Михаил Александрович выздоровел и может спокойно теперь вернуться к идеологической и революционной борьбе. Однако его двойник оказался нечестным человеком и редкостным злодеем — он запер товарища Бакунина в погребе его же дома, а сам притворился Михаилом Александровичем. Он даже стал являться на наши собрания и сеять среди нас под видом революционера мировой величины мракобесие и смуту, превратив наш народнический кружок в оккультную секту. Он заставлял нас при свечах вызывать призрака коммунизма и руководствоваться в борьбе его указаниями.
В результате наши революционные акции превратились в ритуальные человеческие жертвоприношения, сопровождавшиеся свальным грехом и употреблением крови классового врага. А пропагандистская деятельность превратилась, простите, в распространение сектантской литературы, в которой утверждалось, что второе пришествие уже произошло и что товарищ Бакунин, точнее сказать, его самозванецдвойник, и есть новое воплощение Иисуса Христа!
Мало того что этот изверг ЛжеБакунин превратил нас в банду религиозных фанатиков и кровопийц, но он еще и продолжал глумиться над посаженным им в погреб истинным Михаилом Александровичем. Так, он повенчался с его возлюбленной Антонисией Ксаверьевной и сожительствовал с нею до самого 1860 года. В течение этого времени с помощью черной магии и половых актов этот мерзавец сумел обменяться с красавицей Антонисией Ксаверьевной телами и подчинить себе волю несчастной обманутой женщины.
Когда же товарищу Бакунину чудом, посредством подкопа, удалось высвободиться из погреба, он набросился на негодяя с естественной в таком случае яростью и попытался зарубить его топором. Но как только он рассек его, двойник превратился в новопреставленную Антонисию Ксаверьевну. Михаил Александрович поначалу расстроился, но потом очень обрадовался, когда неожиданно вернулась еще одна Антонисия Ксаверьевна.
Будучи блестяще образованным человеком, Михаил Александрович, как это часто случается в среде революционных борцов, оказался человеком мало сведущим в вопросах демонологии и принял изменение образа трупа за предсмертное лиходейство своего близнецанедруга. Убедив настоятеля Воскресенской церкви в подложном характере предыдущего венчания, Михаил Александрович сумел добиться повторного таинства, но, увы, как оказалось, не со своей возлюбленной, а со своим нетрадиционно народившимся братцем.
Но и на этом безнравственные планы реакционера не иссякли. Посредством нехитрого полового слияния в законном браке, мерзавцу удалось вновь обменять тело Антонисии Ксаверьевны на облик Михаила Александровича. Истинный же товарищ Бакунин оказался заточенным в облике своей возлюбленной. И это унизительное, постыдное для революционера сожительство продолжалось до самого 1861 года, когда случилось самое страшное — знаменитый идеолог народничества забеременел. И только тогда этот бесстыжий близнец, как и полагается подлецу, бросил свою жену в этом непростом положении и бежал через Японию в Америку и дальше в Европу, где продолжал сеять смуту и искажать под видом товарища Бакунина революционное учение.
Оратор глухо шмякнул кубанкой о стол, и его
— Долой бесовских уклонистов! — приглушенно закричали из зала. — Да здравствует чистый материализм! Религия и дьявол заодно! Ура! Бей нечисть — врага революционного рабочего движения!
— Даа, это мрачная история, товарищ Рогов, — поднялся председатель президиума. — А ведь все началось, как всегда, с какогото прыщика. Прям мурашки по коже, как вспомню я все эти черные события. Ну что ж, предлагаю на этом закрыть первое чтение, объявить перерыв, после которого принять голосованием наше решение по этому важному вопросу. А теперь давайте возьмемся за руки, закроем глаза и сосредоточенно споем наш революционный гимн.
Пожилая женщина в валенках и строгом костюме шумно уселась за фортепьяно в правом углу, нацепила очки, открыла тетрадь и, вплотную вперившись в ноты, бойко застучала расхлябанными, режущими слух аккордами.
Открывается тихо могила,Кол осиновый сразу готовь,Царьвампир из тебя тянет жилы,Царьвампир пьет народную кровь.Не довольно ли вечного горя —Встанем, братья, повсюду зараз!От Днепра и до Белого моря,И Поволжье, и дальний Кавказ!Поднимайся, народ, на горбатыхИ на злого вампирацаря!Бей, губи их, злодеев проклятых!Засветись, лучшей жизни заря! [7]7
По сведениям Большой Советской Энциклопедии, в России в 80–90х гг. XIX в. в среде рабочих и интеллигенции была распространена революционная песня, исполнявшаяся на мелодию «Марсельезы» и получившая название «Рабочая марсельеза». Текст «Рабочей марсельезы» часто исполнялся с некоторыми изменениями.
Пока пели гимн, обе кисти Бакчарова сжимали мозолистые рабочие руки соседей. Учитель слушал и мечтал, как бы незаметно выбраться из этого оккультного кошмара.
Только когда народники начали подходить друг к другу, обнимать, просить прощения и признаваться в любви, ему удалось воспользоваться суетой и вырваться на темную Черепичную улицу.
В субботу юбилейные мероприятия Мариинской гимназии проходили очень бурно, и Бакчаров был очень рад тому, что учительскому коллективу было не до него.
После самодеятельного спектакля весь учительский состав стал спускаться по гулкой парадной лестнице и погружаться в сани, чтобы прокатиться до университета, где по случаю юбилея собиралось все академическое общество города. И в семь часов вечера, когда в Томске было уже темно, покатили длинным караваном из Приютнодуховского переулка по Почтамтской улице мимо Троицкого собора в университет. Бакчаров ехал в санях профессора Заушайского и судорожно вдыхал зимний воздух, опасаясь предстоящего выступления перед ученой публикой.
Белый, увенчанный крестом Императорский университет встретил их семинарским хором. Как только учителя разделись, ректор университета пригласил всех построиться для памятного фотоснимка с профессурой. В тепле после морозной поездки покинувшие бал гости мгновенно захмелели, так что строились на парадной лестнице очень долго, сознательно, ради шуток и кокетства затягивая процесс.
— Внимание! Снимаю! — скомандовал фотограф, все торжественно осклабились, и ослепительно блеснул магний, рассыпав волшебные искры и выпустив в своды грибообразный куб дыма. Гости рассеянно поаплодировали фотографу, как будто тот показал фокус. Шумно беседуя, все двинулись по парадной лестнице, не подумав о том, что были только что увековечены на единственном снимке, сохранившем облик Дмитрия Борисовича Бакчарова того времени. У него взъерошенным ежиком лохматятся короткие волосы, крохотная бородка, маленькие усы с закрученными кончиками и испуганнососредоточенное выражение лица.