Фаворит короля
Шрифт:
Первые намеки на благоприятное развитие событий появились уже в третьем антракте.
Сэра Томаса внезапно призвал к себе сам король и засыпал его вопросами о восхитительном молодом человеке.
Сэр Томас по собственной инициативе приукрасил полученную информацию. Этот молодой человек принадлежит к вполне добропорядочному роду, который в последнее время, увы, пришел в упадок. Более того, покойный батюшка сего юноши заслужил за свою непоколебимую верность самых высоких почестей, однако, как это, к сожалению, бывает, благосостояние обошло его стороной. (Откровенно говоря, сэр Томас не владел никакими доказательствами вышесказанного, однако догадывался, что если король действительно заинтересовался этим пареньком, никаких доказательств и не потребуется).
Король пожелал, чтобы после спектакля ему представили достойного юношу – прощание его величества со студенческой братией изрядно затянулось, ибо король обратился к молодому человеку с отеческой речью, а тот, покраснев и стараясь прикрыть обтрепанные манжеты, стоял перед его величеством навытяжку. Король выразил желание видеть мистера Вильерса в Уайтхолле, дабы сполна возместить несправедливость, причиненную его покойному батюшке.
Мистер Вильерс совершенно растерялся, услышав эти слова, еще больше смутило его прикосновение к щеке двух мягких царственных пальцев, а также многочисленные обращенные на него взгляды. Особенно же поразил его холодный взгляд пары голубых глаз, принадлежавших роскошному золотоволосому вельможе, который стоял рядом с королем.
Мистер Вильерс нашел подходящие слова благодарности и, все еще терзаемый недоумением, позволил сэру Томасу Лейку себя увести – сэр Лейк не желал упускать его из виду. Сэр Лейк окончательно убедился, что этот потрепанный Адонис [55] может стать тем самым рычагом, с помощью которого он свергнет графа Сомерсета с его высот.
Мистер Вильерс счел инцидент исчерпанным. Тем большим было его замешательство, когда наутро, проснувшись в своей затрапезной гостинице, он обнаружил, что сэр Лейк терпеливо дожидается его пробуждения, оседлав единственный да и то поломанный стул. Этот светский господин сообщил мистеру Вильерсу, что его величество бесконечно очарован молодым человеком и повелевает присутствовать сегодня вечером на латинской пасторали, которую также дают в Клер-холле. Сэр Томас осведомился, в какой степени мистер Вильерс владеет латынью, на что тот честно и откровенно отвечал, что ни в какой. Великолепный придворный был явно разочарован, но после минутного размышления заявил:
55
в древнегреческой мифологии – прекрасный юноша, которого на охоте смертельно ранил кабан, напущенный богиней Артемидой
– Не важно. Тот тоже латыни не знал… Его величество, несомненно, охотно займется вашим обучением.
Мистер Вильерс ничего из сказанного не понял, а сэр Томас не утруждался объяснениями. Он торопил мистера Вильерса, и когда молодой человек облачился в свой черный костюм, оказалось, что при дневном свете наряд выглядит еще более потрепанным, чем при вечернем. Потому новоявленный ментор сгреб молодого человека в охапку, и все время до обеда они провели в мастерских портных и у галантерейщиков Кембриджа.
Мистер Вильерс видел, какие тратятся на него деньги – таких сумм он и в руках-то никогда не держал, – ив какой-то момент все же потребовал объяснений. К тому же его несколько раздражала снисходительность, с которой обращался с ним этот выдающийся придворный, мистера Вильерса даже не спросили, нуждается ли он в подарках.
Сэр Томас улыбнулся с видом бесконечного терпения и решил ответить откровенно, как человек, который уже не видит смысла уклоняться.
– Разве я не говорил, что вы весьма понравились королю и что он желает познакомиться с вами поближе? Это, сэр, сулит вам большую удачу. Я же вижу свою обязанность в том, чтобы с готовностью служить удовлетворению королевских желаний. Когда вы получше узнаете нравы двора, вы поймете, что это – вернейший путь к успеху.
Джентльмен говорил так, будто мистер Вильерс уже утвердился при дворе, и у мистера Вильерса даже дыхание захватило. Он не мог произнести ни слова и лишь удивленно глазел на сэра Томаса. А тот решил прибегнуть к еще большей откровенности:
– Так что я вовсе не безрассудно щедр. Опыт подсказывает мне, как высоко может взлететь тот, кого король отметил своим вниманием. И если я могу снабдить вас всем необходимым для такого возвышения, вы не оставите мои труды без награды. Когда вы вознесетесь на предначертанные вам высоты, вы отплатите мне тем, что в свою очередь протянете руку помощи.
Конечно, сэр Томас был не до конца правдив, однако это заявление смягчило уязвленное самолюбие, и мистер Вильерс счел все происходящее – в том числе и закупленные для него наряды – простым авансом, который он в будущем вернет. Настроение его значительно улучшилось.
Вечером лорд Сомерсет сидел в Клер-холле рядом с королем и, прикрывшись рукой, позевывал, поскольку латинская пастораль, так восхищавшая его величество, была безнадежно скучна. И вдруг заметил великолепную фигуру в темно-красном бархате и шелковом плаще, из-под которого виднелась шпага на золоченой перевязи. Над всем этим великолепием возвышалось редкой красоты юное лицо в обрамлении тяжелых каштановых волос. Рядом с блистательным незнакомцем был сэр Томас Лейк, и только потому его светлость узнал в роскошно одетом молодом человеке вчерашнего потрепанного юношу из Лестершира.
Интересно, с чего бы сэру Томасу трудиться над превращением вороны в веселую сойку? Отыскав ответ, лорд Сомерсет хмыкнул – это не стоило таких трудов! Из презрительно-уверенного настроения милорда не вывел и тот факт, что в антракте блуждающий взгляд короля приметил молодого человека. Его величество кивком подозвал мистера Вильерса к себе.
Его величество поговорил о пьесе, процитировал особенно запомнившиеся ему строки и осведомился, что думает о них мистер Вильерс. Тот, не будучи дураком и потому не пытаясь скрыть свое незнание латыни, честно отвечал, что поскольку он не понял ни слова, то просто с удовольствием следил за перемещениями актеров по сцене и за их жестикуляцией – тем более, что заранее постарался узнать содержание пасторали.
Лицо короля опечалилось. За его спиной раздался смешок лорда Сомерсета, и, когда мистер Вильерс вернулся на свое место, король не преминул упрекнуть фаворита – а это в последнее время уже вошло у его величества в привычку.
– Ты несправедлив, Робби, ведь если бы не я, ты бы тоже оставался невеждой.
Сомерсет покраснел, губы его решительно сжались. Он слегка помедлил, но ответил вежливо и ровно:
– Ваше величество неверно меня поняли. Я усмехнулся над тем, что человек тратит время на пьесу, в которой не понимает ни слова.
– Однако тот, кто, на первый взгляд, тратит время зря, может на самом деле что-то и выиграть. Сэр Томас привел его сюда вовсе не ради пьесы.
– А также потрудился сводить к портным…
– Ах, ах! Но разве ты не заметил, как хорошо этот молодой человек носит наряды? Сэр Томас просто хотел доставить мне удовольствие.
– Сир, сэр Томас оказал вам не очень хорошую услугу, если рассудил, что вам так легко доставить удовольствие.
Его величество нахмурился и умолк – он уже приучился помалкивать, когда любимый Робин переходил к такому тону. Но он не собирался забывать ни тона, ни огорчения, которое этот разговор ему доставил.