Фаворит короля
Шрифт:
Фразы из последнего письма Овербери жгли его душу:
«Твоя жизнь станет гнусным примером предательства и назиданием тем, кто задумает совершить подобное… Ты показал низость души, а я виновен лишь в том, что доверился тебе… На мою долю выпали страдания, неведомые другим… И ты, виновник этих страданий, ты, который должен был бы любить меня безмерно, сгинешь сам, как сгинул я».
Однажды он вслух процитировал эти страшные строки, и ее светлость, побледнев и задохнувшись от ужаса, подбежала к нему, обхватила его златокудрую голову руками и прижала к груди, как бы стремясь уберечь от мириад терзавших его мыслей.
– Возлюбленный мой, ты видишь лишь плоды, но не семена! Как можешь
– Но ведь из-за моего предательства он попал в застенок и там сгинул!
– Условия его заточения вовсе не были бы такими строгими, если бы он сам до этого не довел.
– Может быть… И все же порой я чувствую себя убийцей. А ведь я так его любил… Она застонала и прижала его к себе еще крепче.
– Ты же не хотел этого! Ты никогда не желал ему смерти. Да если б и так, кто посмел бы обвинять тебя? Ты поступил так, защищая себя, чтобы спасти от крушения свою жизнь – свою и мою. И мою! Неужели ты забыл об этом? Неужели ты простил ему те ужасные слова, что он сказал тебе в ночь ссоры? Другой на твоем месте заколол бы его на месте за эти слова без всякой жалости.
– Пусть бы я тогда его убил, – ответил он. – Это было бы честнее. Но между нами было столько всего… Он служил мне так преданно, с такой любовью! Я был связан с ним такими прочными узами, я так в нем нуждался…
– Но если бы он был жив, он разбил бы в прах все твои надежды. Он приговорил бы меня до смерти быть женой Эссекса, а ты… О, мой дорогой, мой дорогой! Твой ум в смятении. Ты помнишь лишь часть того, что было им сделано.
– Потому что я тоскую по нему и нуждаюсь в нем более, чем когда-либо. Потому что без него я чувствую себя беспомощным. Да, вот я и сказал! Теперь я понимаю, как мне следовало поступать. Мне следовало понять, что разум его болен, мне следовало терпеливо объяснить ему, как много значило для меня это аннулирование брака, как зависело от этого мое счастье. Я бы растопил его сердце, я уверен. Он любил меня… А я… Я оставил его подыхать, словно крысу, в ловушке, в которую сам и загнал.
– Робин! – вскричала она, и это был крик боли. – Если я хоть что-то для тебя значу, не терзай меня более такими словами!
– Ах! Прости меня, любимая. – И он погладил ее бледное, измученное личико.
– Время исцелит твои страдания, – уверила она.
– Время? – Он смотрел перед собой глубоко запавшими и печальными глазами. – Время сделает эту потерю еще горше. Потому что с каждым днем его отсутствие становится для меня все тяжелее.
– Забудь обо всем, – прошептала она с горячей мольбой. – Забудь о делах, о долге, о заботах, о дворе. Тщеславие не приносит счастья. Давай заживем тихо, спокойно в Рочестере или в Брансепте, где пожелаешь! У меня есть ты, у тебя есть я. Разве этого недостаточно, мой Робин? Давай удалимся от света, и мы найдем мир.
Да, пока он слушал ее, он так и думал. Но тот, кто вкусил власти, уже не может без нее существовать, она становится наркотиком.
Глава XXVIII
МИСТЕР ВИЛЬЕРС
Возможность, которую терпеливо ожидал мстительный сэр Томас Лейк, открылась в марте следующего года в Кембридже.
Город посетил сам король в сопровождении принца Чарльза, отдавая дань уважения как самому университету, так и его почетному ректору графу Саффолку. Его величество сопровождала огромная свита, и всем было заметно, что в свите присутствуют всего семь дам, и все они связаны кровными или брачными узами с семейством Говардов. Это произошло в результате намеренной забывчивости Саффолка: он забыл пригласить королеву. Его забывчивость углубила разрыв между Говардами и оппозицией.
В числе многих предложенных его величеству увеселений была комедия «Невежда», написанная на латыни одним из студентов и представленная в Клер-холле студентами колледжа Королевы. По этому случаю Клер-холл был пестро украшен, а для короля сооружен специальный подиум, на котором он и восседал в компании графа и графини Сомерсет, графа и графини Саффолк.
Его величество показал большой интерес к этому высокоученому зрелищу, а отнюдь не смягченный латынью грубый юмор вызывал у короля приступы гомерического хохота. Однако в этот вечер для короля нашелся еще один предмет интереса.
В антрактах король оглядывал публику и приметил изящно сложенного молодого человека чуть старше двадцати лет на вид. Молодой человек был облачен в черный костюм, который когда-то, возможно, гляделся щегольски, но теперь изрядно обносился, однако потрепанный наряд не мог скрыть грации в движениях, а в лице, обрамленном блестящими каштановыми волосами, его величество приметил внутреннее благородство.
Король удостоил молодого человека долгим взглядом – он вообще не скрываясь пялился на все, что привлекало его внимание. Он даже пошел еще дальше – указал на незнакомца графине Саффолк. Молодой человек, заметив это, залился краской и неловко переминался с ноги на ногу.
Среди приметивших интерес короля был и сэр Томас Лейк. Его темные глаза зажглись интересом, лицо приняло озабоченное выражение.
Пока шел следующий акт, сэр Томас тихонечко пробрался сквозь публику, и когда наступил антракт, молодой человек обнаружил рядом с собой высокого, представительного и богато одетого придворного, который, приятно улыбаясь, искал с ним знакомства. Придворный начал расспрашивать юношу о нем самом и о его семье. Беседуя с молодым человеком, сэр Томас не упускал из виду и королевской трибуны: интерес его величества к незнакомцу нисколько не уменьшился, он теперь разглядывал не только милого юношу, но и стоявшего с ним придворного.
Молодой человек отвечал сэру Томасу с обезоруживающей искренностью. Его зовут Джордж Вильерс, родом он из Лестершира, где его род живет вот уже четыре сотни лет. Отец умер около десяти лет назад, оставив их в довольно стесненных обстоятельствах. Молодой человек недавно вернулся из Франции, где завершал свое образование, ненадолго заезжал домой, чтобы обнять матушку, а сейчас направляется в Лондон искать удачи. Приезд короля и двора в Кембридж, естественно, возбудил его любопытство, вот он и задержался здесь.
– Так вот чему я обязан знакомству со столь замечательным молодым джентльменом! – заявил придворный, чем окончательно смутил юношу. – Меня зовут Лейк, сэр Томас Лейк. Когда прибудете в город, спросите меня в Уайтхолле. Буду рад вам услужить.
Каким бы амбициозным мистер Вильерс не был, ему и в самых смелых мечтах не могло привидеться то будущее, которое начертал для него сэр Лейк. Он в удивлении разглядывал этого великолепного и могущественного джентльмена; бедный мистер Вильерс и предположить не мог, что настанет день, когда он возвысится над сэром Лейком в той же степени, в какой тот сейчас возвышался над ним. Поэтому он поблагодарил сэра Лейка, причем высказал благодарность в такой изящной и вежливой форме, что сэр Томас возликовал еще больше – нет, решительно этот малый вполне пригоден для того проекта, который уже приобрел некоторые очертания в талантливой голове сэра Лейка. И развитие этого проекта во вполне зрелое предприятие произошло гораздо быстрее, чем мог ожидать сам сэр Томас. Мистеру Вильерсу не придется разыскивать сэра Томаса в Уайтхолле – судьба распорядилась так, что мистер Вильерс отправился в Уайтхолл вместе с сэром Томасом.