Фаворит
Шрифт:
После того разгрома, которому подвергся род Зальц под стенами дорийской крепости, минуло время. Гунтеру этого времени хватило, чтобы обдумать дальнейшие шаги. Он решил так: «если рядом есть соседи, то почему не заручится их поддержкой?». Вначале он заявился в Дамас. Там проживало много его сородичей, поэтому найти связи и пробиться почти к самым верхам власти оказалось проще, чем в диком Элефтерне. Род Зальц и королевство Дамас заключило договор и все вроде остались довольны. Вот только ни войсками, ни продовольствием, ни чем иным, королевство Дамас так и не удосужилось помочь роду Зальц. Непривычного
К походу в Элефтерн, Гунтер подготовился лучше и даже немного продумал план переговоров. Глава рода приготовил пункты, которые намеревался отстоять любой ценой, но также и те, которыми готов пожертвовать. Гунтер не сомневался, что сумеет убедить Элефтерн выделить ему войска. Ведь победа над последним прибежищем дорийцев необходима не только дварлингам, но и всем дорам.
Вот только привести аргументы некому. И Гунтеру остаётся либо ждать, либо отправиться в столичный град Элефтерн, дабы поговорить непосредственно с канцлером Дишоном. А то Гунтер, решил сэкономить время и прийти договариваться в ближайший город, а не в столицу. Надо было поступать, как и в Дамасе и сразу идти на столицу.
— Не толпиться у дверей! — раздался грозный окрик.
Гунтер заозирался, ища того, кто к нему обратился. Но это оказалось не так. Со зданием магистрата соседствовало другое. Вот возле него и собралась толпа зевак, которую разгоняли стражники.
— Если нужно — проходите. Не нужно — расходитесь! Толпиться нельзя!
Стражник доходчиво объяснял точку зрения толпе. Часть зашла вовнутрь, часть — разбрелась.
Гунтеру стало интересно, что же такое скрывается за дверьми здания. Он подошёл к стражникам, но не успел задать вопроса, как тот привычно выговорил:
— Не толпиться у дверей! Если нужно — проходите. Не нужно — расходитесь! Толпиться нельзя!
— А что там? — всё же задал дварлинг вопрос.
— Открытое судебное заседание, — ответил страж и тут же повторил скороговоркой. — Если нужно — проходите. Не нужно — расходитесь! Толпиться нельзя!
Делать Гунтеру всё равно нечего. Десяток воинов, которых он привёл с собой для солидности, остались в трактире. А там крики, песни — думать невозможно. На суде-то небось тихо будет. Можно обмозговать всё. Оставаться во Флорине или идти в Элефтерн? Или вовсе вернуться к роду, да и думать, как справиться самим?
Коридоры здания суда вывели в тёмную просторную залу со скамьями. Народ занял все сидячие места, но стоя ещё можно было протиснуться. Дабы хоть что-то видеть, Гунтер пробрался сквозь доров почти к самому ограждению.
Центр комнаты — единственное освещенное место, занимает стул. На стуле — подсудимый. Он повёрнут лицом к трибунам, за которыми заседают судьи. К Гунтеру и зрителям, подсудимый сидит спиной. Судей на трибуне почти не видно, но их трое. Разбирательство в самом разгаре.
— Так зачем вы проникли в город? — задал вопрос кто-то из судейской коллегии.
— А зачем в город идут?
— Отвечайте!
— Намеревался приобрести еды и одежды. Не знал, что это запрещено.
— И это всё? Не собирались ли вы навредить каким-либо образом нашему городу?
— Если только не считать вредом, желание вывести часть ваших товаров за стены города в обмен на оставленные в городе деньги, то — нет.
— С вами был ещё кто-нибудь?
— Если бы со мной был кто-то ещё, то этот «кто-то» несомненно, сидел бы сейчас рядом. Но стража схватила только меня, а значит, был только я один.
— Для чего вам нужны товары нашего города?
— Еда — чтобы есть. Одежда — чтобы носить.
— И вы не собирались приобрести что-то помимо еды и одежды? Например, оружие.
— Нет.
Гунтеру, несомненно, был знаком голос. Подсудимый когда-то разговаривал с главой рода. Но за то время, что Гунтер провёл во Флорине, он много с кем общался из местных. Вот если бы подсудимый повернулся…
— Мне надоело!
Подсудимый поднялся со стула и, повернувшись к зрителям, проникновенно заговорил:
— На мою долю выпало много несчастий. Но я не жаловался. Я преодолел всё и продолжаю преодолевать. Я думал, что в Элефтерне — стране, которую я безмерно уважаю и люблю, со мной уже не случится тех бед, что были ранее. Неужели я ошибся? Я — честный дор. Пришёл в ваш город не с целью кого-то убить или обокрасть, а с нуждой. Мне хотелось есть. Я неделями жил в Предгорьях, спасаясь от диких зверей и питаясь травой. Я очень хотел есть. У меня с собой были деньги, за которые я хотел купить еды. И где теперь мои деньги? Почему я оказался в колодках? В чём я виновен?..
— Сядьте!
Крик судьи не остудил подсудимого, но стражники, вошедшие в круг света, быстро усадили его обратно.
— Вы обвиняетесь в сговоре с дорийцами, — провозгласил судья. — Такое обвинение вам подходит?
— Сговор с дорийцами? — удивлённо переспросил подсудимый. — Кто? Я? Да вы знаете, чего я натерпелся от них? Вы хоть можете себе представить?
Подсудимый, в котором Гунтер опознал знакомого хайдора, забился, словно в истерике, сидя на стуле. Стражники удерживали его.
— Я считался у них рабом! — закричал хайдор на весь зал. — Вы смеете обвинять меня в том, что я заодно с дорийцами? Да как у вас язык повернулся?! Я не хотел говорить этого, чтобы не выглядеть какой-то жертвой. Всё-таки я сохранил гордость даже за время рабства! Но видимо придётся всё рассказать…
Хром замолчал, видимо собираясь с мыслями.
— Рассказывай, — попросил кто-то из зрителей. — Не томи!
— Расскажу! Слушайте! Я — сын простого охотника. Всю жизнь прожил на той стороне реки. Мы с отцом ходили в Предгорья, чтобы охотиться и хоть как-то сводить концы с концами. У меня был только отец. А у него — только я. Мать свою я не видел, так как она умерла в родах, подарив отцу сына, как когда-то и обещала. Вот однажды на охоте, мы и попали в засаду… Оракаи напали неожиданно. Отец отбивался из последних сил и призывал меня бежать одному, но я не оставил отца, даже когда лидер оракаев повалил его на землю, а потом свернул шею. Я не отпустил его, даже когда ударом по голове меня лишили сознания!.. Так всё было! Потом меня продали в Иолк — город дорийцев. Чего я там только не видел. Какие ужасы там творятся! Меня ежедневно били, за то, что я не подчинялся. Вот свидетельства тех мук.