Фавориты Екатерины Великой
Шрифт:
Для удачи в таких делах всегда нужны деньги. Известный русский историк Брикнер, ссылаясь на французские источники, пишет: «… Екатерина за несколько недель до дворцового переворота обратилась к французскому посланнику Бретейлю с просьбой ссудить ей некоторую сумму денег, но Бретейль отказал ей в этом и таким образом не воспользовался весьма благоприятным случаем для устройства выгодных отношений Франции и России. Прибавляют к этому рассказу, что Екатерина, оскорбленная отказом Бретейля, обратилась через одного агента Одара к какому-то английскому купцу, который тотчас же достал денег 100 000 рублей и этим содействовал устройству благоприятных отношений Англии с Россией в последующее за государственным
Рюльер тоже не оставляет без внимания эту тему. По его утверждению, Григорий Орлов черпал деньги из артиллерийской казны, к которой имел доступ по службе. Но мало этого, братья Орловы и друг их Бибиков во имя заговора «в чаянии нового счастия или смерти, продали все свое наследство и рассыпались по всем питейным домам». Зачем? Чтобы мутить народ. «Во всеобщем волнении умов нетрудно было дать им одинаковое направление; во всех полках рассеивали они негодование и мятеж, внушали сострадание к императрице и желание жить под ее законами. Чтобы уверить ее в первом опыте, они склонили целые роты гвардейского Измайловского полка и крестным целованием приняли у них присягу. На всякий случай хотели удостовериться даже и в их полковнике, зная, что по характеру своему он не способен ни изменить заговор, ни сделаться его защитником».
Полковником Измайловского полка был Кирилла Григорьевич Разумовский, и его симпатии были целиком на стороне Екатерины. Григорий Орлов тайно встретился с Разумовским, и тот сообщил, что «при первой надобности представится к услугам государыни».
Никита Иванович Панин, воспитатель цесаревича Павла, был человеком западной выучки. На роль воспитателя наследника определила его императрица Елизавета, для чего вызвала его из Швеции, где он исполнял роль посланника России. Панин любил своего ученика, он был уверен, что переворот делается в пользу Павла, которому было уже двенадцать лет. До совершеннолетия, по мысли Панина, роль регентши будет исполнять мать, которая затем на законных основаниях передаст трон сыну.
Надобно рассказать об активной участнице заговора Екатерине Романовне Дашковой, в девичестве Воронцовой. Петр III был ее крестным отцом, фаворитка Елизавета Воронцова родной сестрой, канцлеру она приходилась племянницей, а муж вел свой род от Рюриковичей. К этому послужному списку надобно добавить, что Екатерина Романовна была яркой и значительной фигурой, позже она объездила всю Европу, потом стала президентом Академии наук, составляла словари, подарила русскому языку букву «ё» и, наконец, оставила замечательные «Записки» – бесценный документ всем, изучающим русскую историю. В своих «Записках» совершенно искренне пишет, что ее роль в воцарении Екатерины была чуть ли не главной, но, если говорить точно, эта восемнадцатилетняя девочка просто оказалась в нужный час в нужном месте.
Злые языки утверждают, что Дашков тоже побывал в любовниках Екатерины. Даже если это и так, то эта его роль совершенно скрыта от глаз потомков. Первая встреча двух Екатерин произошла в Москве в доме князя Дашкова. Екатерина Романовна была еще только обручена со своим будущим супругом, ей было пятнадцать лет. Великая княгиня нашла разговор с девочкой очень интересным, они читали одни и те же книги, одинаково смотрели на жизнь.
По приезде в Петербург Дашкова вошла в свет, она полюбила Екатерину всем сердцем, но великий князь Петр ревновал свою крестницу к жене и часто выказывал неудовольствие за ее стремление общаться с великой княгиней. Накануне смерти императрицы Елизаветы Дашкова, вся в простуде, сплошной подвиг и возвышенность, тайно пришла к Екатерине, чтобы заверить великую княгиню в своей абсолютной преданности. Небезынтересно передать хотя бы частично их разговор, так возвышенно изъяснялись в XVIII
– Что привело вас ко мне в столь поздний час, дорогая княгиня и заставило вас рисковать вашим здоровьем, столь драгоценным для меня и вашего супруга?
– Ваше высочество, – ответила я, – я не могла дальше противиться потребности узнать, какими средствами можно рассеять грозовые тучи, которые собираются над вашей головой. Ради Бога, доверьтесь мне; я заслуживаю вашего доверия и надеюсь стать еще более достойной его. Чем вы думаете обеспечить свою безопасность?… Скажите мне, что мне делать.
Великая княгиня залилась слезами; она прижала меня к своему сердцу и сказала:
– Я не смею выразить, насколько я благодарна вам, моя дорогая княгиня. Поверьте мне, что я доверяю вам безгранично и говорю чистейшую правду; у меня нет никакого плана, я не могу ничего предпринять, и я хочу и должна мужественно вынести все, что меня ожидает; единственная моя надежда на Бога; предаю себя в его руки.
– В таком случае за вас должны действовать ваши друзья. – ответила я, – и я не останусь позади других в рвении и жертвах.
Спустя небольшой срок, в начале декабря, произошел неприятный инцидент. Во время вахтпарада императору показалось, что рота гвардейцев, которой командовал князь Дашков, не развернулась должным образом. Император сделал замечание, князь вежливо возразил, Петр настаивал. Кончилось дело тем, что князь разозлился и повысил голос, чем не только разозлил, но и напугал Петра. Родственники князя, опасаясь последствий, раздобыли ему место в русском посольстве в Константинополе, и он спешно оставил Петербург.
Этим объясняется, что сам Дашков никакого участия в заговоре не принимал, но жена старалась за двоих. Она знала однополчацев мужа и начала вести активную агитацию в пользу Екатерины. Она же познакомила императрицу с неким Одаром, который сыграл свою роль в перевороте (помог найти деньги). При этом она придумывала свой план помощи государыне, для чего изучала книги о революциях в различных частях света. С Екатериной она редко виделась, но переписывалась очень аккуратно.
Состоялся у нее ответственный разговор и с Паниным. «Так как для нас было очень важно, – пишет Дашкова, – чтобы человек его характера принадлежал нашей партии, я несколько раз решалась заговорить с ним о вероятности низложения Петра III». Но Панин уходил от ответственного разговора. Он стоял «за соблюдение законности и за содействие Сената». Видимо, он находил неуместным обсуждать столь серьезные темы с восемнадцатилетней девочкой. Но случай для откровенностей вскоре представился. Петр III наградил Елизавету Воронцову орденом Святой Екатерины, которым обычно награждали только особ императорской фамилии. Дело шло к развязке. Дашкова увиделась с Паниным и открыла карты, назвала ему участников заговора, сообщила, что все готовы к действию, но Екатерина ничего не знает об этом. Вот здесь Панин понастоящему испугался и за саму Дашкову, и за заговорщиков. Панина можно понять, в то время он еще не мог оценить характер этой молодой женщины.
Дашкова также решила вовлечь в заговор графа Кирилла Разумовского, но сомневалась в успехе, поскольку, по ее мнению, граф был обласкан Петром III, непомерно богат и ленив. Она придумала обходной маневр, уговаривая гвардейцев Рославлева, Ласунского, Бредихтина и прочих каждый день бывать у графа и как бы исподволь заводить разговор о странном правлении императора, о слухах, которые будоражат город, о возможном перевороте, а когда план созреет окончательно, поставить графа перед фактом, назвав имена заговорщиков. Само собой получалось, что Разумовский в их числе. Дашкова пишет, что ее план удался на славу. Ей было невдомек, что у Кирилла Григорьевича был свой канал связи.