Фаянсовый череп
Шрифт:
Потом он вдруг очнулся и вспомнил, что все это – и Сан-Франциско, и “порше”, и блондинку – еще надо заработать, встрепенулся и без лишних слов одним росчерком пера подмахнул лежавший на столе контракт…
…И теперь, спускаясь по девственно чистой лестнице во двор с полупустым чемоданом в руке, Алитет Голобородько думал о том, что человек с мозгами не пропадет даже в Москве. Пусть москвичи кичатся своим столичным происхождением! Разумному человеку это даже на руку. На поверку выходит, что этих столичных умников ничего не стоит обвести вокруг пальца. Они хороши против забитого колхозника, против “челнока” или ларечника, который боится собственной тени, а против настоящего кубанского казака они, как ни крути, жидковаты.
Он на секунду приостановился на площадке между первым и вторым этажом, чтобы закурить сигару. При этом Голобородько, как всегда, испытал приступ легкого раздражения: он никак не мог привыкнуть к
"Ничего, – подумал Голобородько, делая первую осторожную затяжку и с трудом сдерживая приступ кашля. – Дома, в Сан-Франциско, все будет по-другому. Там люди одеваются как хотят и курят то, что им нравится. Завтра я буду бродить под пальмами, а вы тут пропадите пропадом, знать вас всех не желаю… Только не надо думать, что вы умнее меня! Думаете, вы замазали мне рот своими деньгами и квартиркой с видом на Тихий океан? Да черта с два! Америка – цивилизованная страна, средства массовой информации и связь там работают отменно. Я вам о себе еще напомню! Заработали моими руками, да? Ничего не имею против, только не забудьте поделиться. Иначе я подниму такую бучу, что у вас глаза на лоб полезут, и никакой океан мне в этом не помеха… Так-то, господа!
Выходя из подъезда во двор, где его уже поджидала служебная “Волга”, Алитет Голобородько презрительно улыбался. Ну, как же! Они москвичи, у них фирма… Что им какой-то приезжий с Кубани? Швырнуть ему в зубы кость пожирнее, он и заткнется. Сделает всю работу за нищенскую плату, да еще и спасибо скажет за то, что его облагодетельствовали. На большее у него, у лоха приезжего, ума не хватит… Ошибаетесь, господа!
К своему отъезду в Штаты Алитет начал готовиться заранее, и теперь в его чемодане под бельем и стопкой новеньких белых рубашек лежали копии обоих проектов – и того, который получил первое место на конкурсе, и того, которым его должны были подменить в ближайшее время. С помощью этих бумажек он рассчитывал обеспечить себе спокойное существование на много лет вперед.
Когда Голобородько вышел из подъезда, стоявшая напротив дверей черная “Волга” завелась, приветственно фыркнув глушителем. Водитель, вертлявый и скользкий хиляк с вечным насморком и прыщеватой подлой физиономией, вышел из машины и услужливо открыл багажник. Голобородько небрежно кивнул ему, положил чемодан в багажник и по-хозяйски уселся на переднее сиденье.
Когда машина, с хрустом ломая тонкий, как папиросная бумага, ледок, которым за ночь покрылись еще не успевшие просохнуть лужицы на асфальте, выехала со двора, Голобородько обернулся и бросил прощальный взгляд на окна квартиры, больше года служившей ему домом. Потом он снова повернулся и стал смотреть вперед – туда, где над прямым как стрела проспектом медленно поднималось солнце.
Смык называл себя специалистом широкого профиля. Среди его знакомых было довольно много людей, которые считали Смыка отморозком и говорили ему об этом прямо в глаза, абсолютно не боясь его обидеть. Смык и не обижался – просто брал таких разговорчивых на заметку, чтобы потом, когда представится удобный случай, на практике продемонстрировать им, до какой степени они были правы. Начинал Смык как карманник, но он принадлежал к той широко распространенной породе людей, которые гнутся в ту сторону, куда дует ветер. Таким образом, в течение десяти лет он обзавелся довольно обширным послужным списком, в котором числились кража со взломом, грабеж, мошенничество, злостное хулиганство, незаконные валютные операции и несколько недоказанных убийств, два из которых он действительно совершил, насчет одного сомневался, поскольку дело происходило по пьяной лавочке, а еще три на него пытался повесить один хмурый опер с Петровки. Особым умом Смык не отличался, но и того, что у него было, хватило, чтобы сообразить: рано или поздно все это кончится либо гибелью в пьяной драке, либо сроком, после которого Смык выйдет на свободу развалиной. Смык относился к такой перспективе философски: чему быть, того не миновать. Даже самые богатые и уважаемые люди частенько гибнут глупо, как бьющаяся о радиатор автомобиля мошкара. Взять, к примеру, английскую принцессу Диану или тех тузов, которых в последнее время начали пачками мочить в Питере. Ведь всю жизнь старались, учились, добивались чего-то, строили далеко идущие планы… А теперь что? Закопали то, что от них осталось, в землю. Вот и вся их карьера. От судьбы не уйдешь, как ни брыкайся.
Руководствуясь этой нехитрой философией, Смык жил как живется, пока не ухитрился загнать себя в такой угол, выхода из которого не было. Он задолжал огромные деньги людям, которые не прощали долгов и не знали слова “отсрочка”. Счетчик, который они включили, не просто тикал, а буквально стрекотал, как счетчик Гейгера в самом центре ядерного взрыва. Смык мало-помалу смирился с неизбежным и уже приготовился удариться в бега – не потому, что рассчитывал скрыться от кредиторов, а просто потому, что сидеть на месте и ждать пера в бок было выше сил. Но тут удача повернулась к нему лицом.
Произошло это, конечно же, совсем не так, как виделось порой Смыку в горячечных снах, где он откапывал золотые клады и находил в придорожных кустах туго набитые долларами кейсы. Просто вдруг откуда ни возьмись явились добрые люди, которые взяли Смыка под крыло, оплатили его долги, более или менее обласкали и приставили к вполне легальному делу – крутить баранку и помалкивать в тряпочку.
Смык в существование добрых людей не верил. Если человек выглядит добрым, значит, либо он полный болван, либо ему это выгодно. Новые хозяева Смыка дураками не выглядели, и Смык ни секунды не заблуждался по поводу своего “спасения”: богатеньким дядям понадобился верный и молчаливый человек для грязной работы. Смык ничего не имел против – по крайней мере, пока. Выбирать ему не приходилось, поскольку его купили со всеми потрохами, и свободы выбора у него теперь осталось не больше, чем у приобретенного в хозяйственном магазине ершика для чистки унитазов – сиди и жди, когда тебя схватят за задницу и начнут совать башкой в дерьмо…
Но платили ему, по крайней мере, сносно, да и работа была, что называется, не пыльная. Обязанностью Смыка было водить новенькую “Волгу” – куда скажут и когда скажут – и не совать нос в хозяйские дела. Хозяев он возил редко, в основном работал на подхвате: сгонять за водкой, доставить на дачу девочек, отвезти посылочку или, наоборот, получить…
Постепенно Смык начал ощущать себя почти что полноценным членом общества. Работа у него была вполне легальная, и даже вечно небритый и злой, как цепной пес, знакомый опер с Петровки перестал при каждой встрече качать права и требовать информации. Фирма, на которую работал Смык, занималась строительством и, судя по тому, как выглядел офис, процветала. Хозяйский бизнес тоже был легальным, и Смык никак не мог взять в толк, зачем хозяевам понадобился такой кадр, как он. Неужели они все-таки были идиотами и спасли его задницу от верной смерти из этого, как его.., христианского милосердия? В это верилось с трудом, и Смык утешал себя тем, что настоящая работа у него впереди. Вести в России легальный бизнес и не пересекаться при этом с братвой невозможно. Опять же, девочки, кокаинчик… Приставь к таким, мягко говоря, “торговым операциям” лоха – и неприятности обеспечены. Тут нужен человек бывалый, опытный и верный – такой, как Смык. Чтобы был готов к неожиданностям и не гадил в штаны, увидав ментовские погоны…
Примерно год назад – ну, может, чуток побольше – у Смыка вдруг образовалось что-то вроде постоянной работы. Его приставили личной шестеркой к какому-то лоху из провинции – не то с Кубани, не то с Дона. Из Ставропольского края, короче. Смык ставропольцев не переваривал с тех самых пор, как один из них в течение нескольких лет руководил страной. Но приказ есть приказ, и Смыку даже в голову не пришло что-либо возразить. Он постарался загнать свою неприязнь поглубже, и это ему удалось, хотя парень, которого он возил по всей Москве и сопровождал во всех его похождениях, и впрямь здорово смахивал на козла из-за рыжеватой бородки, по фактуре сильно напоминавшей то, что у нормальных людей растет на лобке.
А имя! Имечко! Смыку было жутко интересно, как выглядел и чем думал тот Петр, который назвал своего сына Алитетом. Немудрено, что парень подался на заработки подальше от родного дома! С таким погонялом разве что на Чукотке можно почувствовать себя нормальным человеком: у них там, наверное, у самих такие имена, что язык сломаешь.
Впрочем, шестерить на этого Алитета оказалось делом необременительным. По бабам он не ударял – во всяком случае, не особенно, кокаином не баловался, на игле не сидел и даже пил умеренно. Прошло целых четыре месяца, прежде чем Смык с огромным удивлением убедился, что козлобородый Алитет почти круглые сутки занят тем, что работает – не ширяется, не квасит водяру по-черному, не кувыркается с наемными шлюхами обоих полов, а работает: что-то чертит, считает на калькуляторе, играет клавишами компьютера, на мониторе которого высвечивается какая-то непонятная чертовщина-Удивление Смыка прошло быстро. Для этого ему нужно было всего-навсего сравнить поведение Алитета со своим собственным. Разодетый, как петух, тупой и высокомерный кубанский казак был, похоже, таким же рабом, как и сам Смык, разве что рангом повыше. Конечно, было непонятно, вкалывает он за страх, как Смык, или за что-нибудь более приятное, но после некоторых раздумий Смык решил, что его это не касается. “Меньше знаешь – лучше спишь”, как говорят умные люди.