Файл №214. Длань наказующая
Шрифт:
Надо спросить его прямо.
Ладно, пора заканчивать здесь. Работа есть работа.
— Простите, еще один вопрос, миссис Ос-бери. Возможно, он покажется вам несколько бестактным, но работа есть работа. Вам никогда не доводилось заподозрить, что ваша дочь беременна?
Лицо миссис Осбери перекосилось.
— Как вы можете говорить такие гадости! Ей всего пятнадцать лет! Конечно, нет!
— Я только спросила, миссис Осбери. Только спросила. Простите.
— Моя дочь — приличная девушка!
— А у вас были еще дети?
— Да, — тихо сказала она. Весь ее гнев, весь апломб сняло как рукой. — Была еще одна девочка, Тереза. Она умерла.
— Когда ей было восемь лет? — уточнила Скалли.
— Восемь недель. Всего лишь восемь недель. Это страшная история, агент Скалли, страшная…
Сердце Скалли, казалось, пропустило такт.
— Я была в командировке. Первая командировка после родов, я так рада была вырваться… А Джим повез ее в колясочке гулять, и… зашел за продуктами… и тут — какой-то грузовик выскочил на тротуар.
Голос ее набряк близкими слезами.
Как это рассказывала Шэрон? Им нужна была младенческая кровь для жертвоприношений. Терезу тоже принесли в жертву, а он потом сказал, что ее задавило на дороге…
— Это муж вам все рассказал? — медленно проговорила Скалли.
— Да, конечно… Я приехала как раз на следующий день… а она уже кровкой истекла, моя бедняжка, ни кровиночки в ней не осталось…
Она всхлипнула. Отвернулась. Скалли резко встала.
— Пожалуй, я тоже выпила бы сейчас воды, — пробормотала она.
Вода задерживалась.
Вода задерживалась потому, что, едва мркчи-ны оказалась вдвоем на кухне и хозяин подставил стакан под струю из крана, Молдер спросил, глядя прямо в его слегка склоненную спину:
— Вы все это делали?
Спина замерла, словно в одночасье ороговев. А потом стакан с хрустом разлетелся в пальцах мистера Осбери, раздавленный непонятной судорогой.
Тяжело дыша, Джим обернулся наконец.
— Я убил бы любого, кто хоть попытался бы сделать с нею что-то вроде этого, — хрипло сказал он. Его глаза пылали.
Впрочем, Молдер смотрел уже не на него. У кухни была вторая дверь — тяжелая, обитая железом. Как будто за нею держали бешеную гориллу.
— Убил бы… Любого… — рассеянно повторил Молдер. — Как-то это не по-христиански.
Джим отвернулся к окну. За окном совсем смерклось, и время от времени вдали полыхали пока еще беззвучные молнии. Поздняя гроза.
Поздняя гроза приближалась.
Молдер, напрягаясь, приоткрыл эту, казалось, многотонную дверь.
— Бог ненависти направит длань твою… — словно в трансе, пробормотал Джим, уставясь на стремительно вспучивающиеся над городком тучи. — Длань твоя наказует больно всех, праведностью кичащихся…
Цементная узкая лестница круто уходила вниз, в непроглядную темноту, жуткую, как бездна.
— Даже дьявол, — медленно сказал Молдер, — найдет в Библии подходящие для себя слова. Но надо самому быть дьяволом, чтобы на этом
Окованная листовой сталью дверь вдруг на миг ожила, сама словно превратившись в бешеную, исполинской силы гориллу. Вырвавшись из рук Молдера, она захлопнулась с таким грохотом, что весь дом передернулся, как мокрый пес, и посуда в шкафах заверещала. Будто поросенок, которого режут, подумал Молдер, и ощутил вдруг близость смерти. Не своей. Просто смерти. Мне не здесь надо быть, подумал он. Но где? Что еще сейчас происходит?
Джим резко обернулся на звук. Мгновение он переводил исступленный взгляд с двери на Молдера и обратно, а потом закричал в исступлении:
— Что вы себе позволяете! Как вы смеете! Вон из моего дома!!
Молдер отступил на шаг. Обезумевший хозяин шел на него, размахивая руками.
— Я так понимаю, это вы вбили в голову моей дочери все эти бредни! Зачем? А ну отвечайте! Что вы хотите со мной сделать? Убирайтесь! И не вздумайте еще раз соваться в мой дом!
Когда их разделяло каких-то два-три шага, зазвонил телефон. Джим осекся. Телефон звонил. Джим перевел взгляд на надрывающийся аппарат. Телефон звонил. Джим взял трубку и, медленно поднимая руку, в наступившей тишине сказал, i фистально глядя Молдеру в глаза:
— Дьявол приходит к людям во множестве обличий. Может быть, сейчас — это вы.
— Нет, мистер Ос бери, — ответил Молдер спокойно. — Даже сейчас это не я.
Тот лишь губы поджал. И поднес трубку к уху.
И через мгновение этого сильного, уверенного в себе — пусть подчас даже слишком уверенного в себе — человека не было на кухне. И не было нигде. Был воющий зверек, раненный насмерть; был ком трясущегося студня…
— Как? Кто? Где это произошло?! Шэрон… Шэрон! Господи, почему?!
Средняя школа Кроули 17.42
Стекла стонали от порывов предгрозового ветра. Плачущего отца увел полицейский врач. Опрокинутый стул поставили, как надлежало. Питон дремал. Целехонький, без единого пореза холодный поросенок так и нежился на столе. Девочку уже увезли, и лишь меловой контур на полу остался, тщетно пытаясь ее заменить. Меловые ноги были поджаты, а меловые руки — раскинуты, точно их распяли. Там, где были меловые запястья, темнели наспех замытые следы крови. Шэрон вскрыла себе вены на обеих руках. Тогда они еще не были меловыми.
Побледневшая Скалли с блокнотом и ручкой, делая обычные свои пометки, сидела там, где совсем недавно сидел Дэйв, предлагавший Шэ-рон резать поросят на паях. Молдер стоял возле стеклянного куба с питоном и смотрел внутрь, но головы свернувшейся змеи так и не мог найти. Питон напоминал сейчас запаску от трансконтинентального контейнеровоза. Только цвет не совпадал.
Цвет питона был веселее.
У миссис Пэддок дрожали губы. И голос дрожал. И дрожали пальцы сложенных чуть ли не в молитве рук.