Файл №214. Длань наказующая
Шрифт:
Поросенок шевельнулся.
Шэрон замерла, закусив губу. Внутри у нее все оборвалось. Внизу живота будто вспухла яй— цеобразная ледышка, и между лопатками побежали ознобные струйки мгновенно проступившего пота.
Поросенок поджал передние лапки, точно складывая покорные коротенькие ручонки на груди, и повернул свернутую набок голову пятачком прямо к Шэрон. Белесые поросячьи ресницы дрогнули, а потом поднялись веки, — и из-под них выхлестнул беспомощный взгляд синих скорбных глаз.
Не помня себя, с закушенной губой, Шэрон встала, прижав руки к груди точь-в-точь, как поросенок, и едва не попав себе в подбородок скальпелем.
— Мама, — тихонько сказал поросенок. Голосок у него был тоненький и очень жалобный. И совсем безнадежный. Он уже почти не верил, что кто-то может ему помочь. — Мамочка, мне холодно. Согрей меня.
От визга Шэрон, казалось, вылетят стекла.
Там же 14.12
Ну и денек, думала Скалли. Ну и школа. Ну и детки. Ну и местечко. А все казалось таким простым.
Нет, все и на самом деле просто. Только мешают истерики и психозы. Параноики, шизофреники, маньяки из расследования в расследование путаются под ногами и любой, сколь угодно элементарный, расклад событий превращают в китайскую головоломку, губительную для нервов любого, кто еще не спятил. Если бы все люди были нормальными , — как все было бы просто!
Если бы, например, Молдер был нормальным, — какой это был бы славный человек…
Молдер молча смотрел, как миссис Пэддок, сама едва не плача от потрясения, пытается успокоить трясущуюся Шэрон. Девочка рке не кричала, не билась — только судорожно прижимала почти рке опустевший стакан с водой к груди и невидящими глазами смотрела куда-то мимо всех. Какое-то время Молдер опасался, что она, вместо того, чтобы пить воду, начнет грызть стакан. Теперь это опасение прошло. Он смотрел почти спокойно — и вспоминал разговор с психологом школы, прерванный донесшимся из класса воплем. «Согласно вашим регистрационным записям, ученики часто жалуются на депрессию, бессонницу, несварение желудка». — «Для переходного возраста это обычные явления. Вспомните себя, агент Молдер, вспомните себя в пятнадцать лет». — «Вам знакомы основные симптомы подавляемых, вытесненных воспоминаний?» — «Если у подростка от книжной премудрости разболелась голова, это еще не значит, агент Молдер, что его гнетут подавленные воспоминания». — «Вы не отмечали никаких признаков того, что кто-либо из детей подвергался каким-то видам насилия, издевательств? Например, ритуального характера?» — «Разумеется, нет. Если бы я хоть единожды заподозрил что-либо подобное, я немедленно обратился бы к шерифу. Почему, собственно, вы меня об этом спрашиваете, агент Молдер?» — «Могу я поговорить с кем-то из детей, кто особенно часто жалуется на хроническое недомогание?» — «Боюсь, открыть вам имена таких подростков было бы нарушением врачебной этики. Вы, возможно, не знаете, но мы даем клятву хранить в тайне все, что нам рассказывают наши пациенты. К сожалению, я не могу удовлетворить вашу просьбу».
И наглая рожа, и улыбка превосходства по типу: «Тркься! Пыжься! А все равно ничего ты мне не сделаешь!» — в которую так и хочется запустить стулом или, скажем, толстенным томом Фрейда. В такие минуты Молдер почти жалел, что живет в свободной стране, а не при каком-нибудь жутком тоталитарном режиме. Как там просто работать! Пара хороших тычков в самодовольно скривленные губы, потом резиновой дубинкой по пальцам или по пяткам. Что там еще? Дыба, испанский сапог… Лубьянка…
И тогда, возможно, мы успели бы спасти кого-то из детей, над кем уже занесен невидимый меч.
Все эти бесконечные сериалы об одиноких благородных мстителях — лишь адская зависть обывателя к преступнику; поистине адская, в буквальном смысле слова сатанинская тоска законопослушного общества от осознания того факта, что непорядочный человек не связан законом, а порядочный — связан им. Что непорядочный человек всегда более свободен, нежели порядочный.
И как тогда любить свободу, зачем тогда бороться за нее, если свобода нарушать закон предоставляется лишь в преступных целях, а нарушение закона в целях благих — с точки зрения закона, не более чем очередное преступление?
Знала бы Скалли, о чем я сейчас думаю, — наверное, здороваться бы перестала. Как минимум.
— Не переживай так, деточка моя, — ласково говорила меж тем миссис Пэддок, поглаживая Шэрон по голове. — Не переживай. Это бывало и прежде. Это не так уж редко бывает, — когда детям твоего возраста невмоготу резать животных, которые кажутся им все еще хоть чуть-чуть, да живыми. Детское сознание не может, не успевает примириться с идеей смерти — и сопротивляется ей самыми разными способами. В том числе и так…
— Он шевелился, миссис Пэддок, — выдавила Шэрон. — Клянусь вам, он шевелился и со мной говорил!
— Ну, будет, деточка моя, будет, — успокоительно твердила миссис Пэддок.
— Я не сошла с ума!
— Конечно, не сошла. Конечно.
Хотела бы я быть в этом уверена, подумала Скалли.
— Просто тебе показалось…
Чем в подобных случаях «спятила» отличается от «показалось», подумала Скалли, хотела бы я знать.
Подошел Пит Калгани.
— Шэрон, мы позвонили твоим родителям, — сказал он, глядя на девочку сбоку не только безо всякого сочувствия, но с каким-то непонятным, почти болезненным любопытством. — Твой отец приедет за тобой.
Шэрон, не оборачиваясь к учителю и по-прежнему глядя в стену, медленно поставила на стол опустевший стакан. Блестящая цепочка свесилась с ее запястья. Молдер напрягся. Что-то сейчас должно было произойти.
— Нет, — ровно сказал Шэрон.
— Что значит нет? Он уже выехал. Через четверть часа ты будешь дома, отдохнешь, успокоишься…
Шэрон встала.
— Не-ет!!
И бросилась к двери.
Молдер нагнал ее лишь в коридоре. Ее опять била дрожь. Он с силой обнял ее за плечи, даже чуть встряхнул. Только не допустить истерики, думал он. Только не допустить. Пусть плачет, пусть выговаривается, — только бы не истерика…
— Ты что-то вспомнила, да?
С закушенной губой и полными слез глазами Шэрон молча кивнула несколько раз.
— Что? Расскажи мне, что ты вспомнила? Не глядя ему в лицо, она несколько раз энергично помотала головой.
— Почему?
— Я не уверена… — тихо сказала она. — Может, мне все это только снилось…
— Тогда расскажи мне все, что тебе снилось, — мягко произнес Молдер.
Двор Средней школы Кроули близ спортплощадки 14.37
Клочковатое темно-серое небо по-прежнему едва не касалось вершин деревьев и крыш домов, но дождь перестал. Впрочем, вероятно, ненадолго. Воздух был настолько насыщен влагой, что отчетливо был виден пар от дыхания, словно зимой, в мороз. Шэрон, Скалли и Молдер вышли на улицу, чтобы никто не слышал их и не мог незаметно подслушать — и еще чтобы хоть чуть-чуть сменить обстановку. И чтобы дать девочке вдохнуть хоть глоток свежего воздуха. Это было все, что для нее покамест можно было сделать.