Файл №220. Розыгрыш
Шрифт:
Остались лишь загадочные звуки засыпающих тропиков.
Некоторое время Скалли и Молдер стояли неподвижно. Поверить было трудно, что этот безумный день, наконец, закончился, и вот-вот можно будет отдохнуть.
— Фокс, — спросила Скалли, — что это за дела с русалками?
Молдер беспомощно улыбнулся и пожал плечами.
— Всякое расследование убийства начинается с того, что мы очерчиваем круг возможных подозреваемых. Но не нужно сразу начинать исключать из него всех подряд.
— Будет очень трудно помешать обстановке этого городка исказить твой список совершенно диким образом, Фокс.
Он опять улыбнулся и взялся за ручку своего чемодана. Потом отпустил ее.
—
Она честно отступила на шаг и придирчиво, как внове, оглядела его с ног до головы. Он терпеливо ждал.
— Галстук подходит к твоему костюму, а костюм подходит к плащу, — сказала она. — А плащ вполне подходит к твоей фигуре. И даже к твоим глазам. Но как все это подходит к ТЕБЕ САМОМУ… Понимаешь, Фокс… Я не знаю.
Мотель «Мост через залив», стоянка трейлеров 9 октября, 7.15
Утро вечера мудренее, по сию пору повторяют некоторые обитатели задворков планеты, нелепо надеясь, что, покуда они будут шумно и безгрешно дрыхнуть на своих год от году расцветающих плесенью помойках, найдется, наконец, какой-нибудь бескорыстный доброхот из администрации небесного президента, который укрепит их и направит безо всяких умственных усилий с их стороны. Будто не выучили еще, что бескорыстных начальников не бывает. Сердцу Скалли, даже в самые обескураживающие вечера, была куда милее позиция Скарлетт О'Хара: я подумаю об этом завтра. Тоже не слишком сильный ход, что правда, то правда. Но хотя бы подмасливать никого не надо (чем они там на небе брать предпочитают? тоже не вдруг сообразишь!); и не надо бояться, что кто-то подмаслит обильней, и вот в его-то интересах горний спецпредставитель и примется тебя направлять — надев при этом обычную для всех спецпредставителей мину, будто именно ты ему, как сын родной… Я, Я подумаю! Не кто-нибудь, а Я! Сама! Смутно надеясь, что несносный сумбур в голове — лишь следствие стремительного переезда, непривычного климата да жуткого шоу на похоронах, а поутру весь этот хаос как-то устаканится и мысли обретут привычную четкость и структуру, Скалли заснула.
Но утром чувство сказки — или сумасшедшего дома, что для взрослого американца, в сущности, одно и тоже — никуда не делось. Едва открыв глаза после вязких и тревожных видений ночи, когда коз-лобородый придурок с гвоздем и молотом гонялся за нею и кричал: «Сестренка! Ты почему отдельная? Стой, я тебя приколочу!», она увидела, как мимо ее открытого окна беззвучно и даже как-то плавно пролетел в падении человек с раскинутыми руками и ногами. Мгновенно Скалли всю будто окунули в жидкий кислород; опаляющий холод пробрал до костей, а руки и ноги сковала судорога неподвижности. Она инстинктивно ждала страшного, мокрого стука тела оземь — но было тихо. Мгновение тихо… два тихо… и вдруг, так и не нарушив тишины, тело человека с еще более противоестественной плавностью пролетело мимо ее окна вверх. Скалли зажмурилась и потрясла головой. Это Лэйни на меня надышал, беспомощно подумала она. Мотыльки от его выхлопа просто падали… И тут за окном раздались крики и множественные аплодисменты. Она вскочила.
Неподалеку от трейлера, со стороны, противоположной той, откуда они пришли вчера, была спортивная площадка. Человек прыгал на батуте, а вокруг шумели с десяток зевак.
Скалли глубоко вздохнула, отчетливо чувствуя, как нехотя распускаются стальные клещи, стиснувшие ей сердце. Бред, подумала она. Проклятый бред. Здесь чему угодно поверишь. Как это вчера сказал шериф? Подлинная подделка. Розыгрыш.
Можно предположить, что он нарочито пытался запутать их с Фоксом. Можно. Очень подозрительный шериф. Одно то, как он защищал ненормальных, наводит на размышления. Нормальный человек не может защищать ненормальных. Ненормальные не могут быть нормальными.
И козлобородый подозрителен.
И карлик мистер Нат чрезвычайно подозрителен.
И очень подозрителен пьянчужка Лэйни.
И просто-таки невероятно подозрителен был бы Джеральд Глэйсбрук — если бы уже не был мертв…
Она увидела Молдера. В своем безупречно сидящем спортивном костюме, элегантном, как смокинг, Фоксе балетной грацией вращался и выкручивался на турнике. Приплясывая на руках вниз головой на перекладине, он каким-то чудом заметил выглянувшую из окна Скалли — и немедленно спланировал вниз. Приветливо улыбаясь, двинулся к ее окну — и Скалли нырнула внутрь, чтобы набросить халат.
— Утро, — громко сказал Молдер.
— Утро, Молдер, — ответила Скалли, вновь появляясь в окошке.
— Как спалось на новом месте?
— Не очень. Но просыпаться было еще страшнее, Фокс. Здесь все время мерещится какая-то чушь.
— А может, и не мерещится? Что ты видела?
— Не скажу, — Скалли вдруг стало неловко. Дружба дружбой, но именно как настоящий и заботливый друг Молдер может решить, что ей надо немедленно обратиться к психоаналитику. Если он расскажет хоть кому-то из начальства о ее видениях во сне и наяву, ее почти наверняка отстранят от расследования и настоятельно порекомендуют лечить нервы. В определенном смысле это оправдано — работник с расшатанной нервной системой уже не работник, и неизвестно, чего ждать от него, когда припечет. Умом Скалли понимала целесообразность такого подхода. Но не хотелось ей к психоаналитику. Почему-то совсем не хотелось.
— А я тоже видел очень странные вещи. Поутру пробежался мили полторы вдоль железнодорожного полотна и обратно, — сказал Молдер. Он действительно был замечательным напарником; почувствовав, что Скалли не хочет откровенничать, он ни в коем случае не позволил себе продолжать расспросы и сразу сменил тему. И вдобавок, что не менее ценно — после пробежки и упражнений он каким-то невероятным образом ухитрился даже не вспотеть. От него пахло свежестью.
— И представь, вижу картину: здоровенный лоб, весь татуированный, как головоломка, в одной лишь красной набедренной повязке, ныряет в речку и через минуту вылезает оттуда со здоровенной рыбиной в руках. Та еще бьется, молотит хвостом так, что я вряд ли удержал бы, честное слово… А он — хвать ее зубами. Потом еще раз. Сожрал в мгновение ока, клянусь. С костями.
К горлу Скалли подступил комок.
— Фокс, ты нарочно? — спросила она.
— Что я нарочно? — невинно улыбнувшись, спросил он. Скалли засмеялась.
— Ты меня разыгрываешь!
— Подлинная подделка, — сказал Молдер. Скалли поняла, что эти слова, так гармонировавшие со всем происходящим здесь, ему тоже запали в душу. — Нет, Дэйна, я это правда видел. Ну, ладно. Пойду приму душ. Увидимся через полчаса, хорошо? Зайти за тобой?
— Да, — сказала Скалли. — Послушай, Фокс, у меня холодная вода еле идет.
— Надо сказать нашему замечательному мистеру Нату. Вероятно, он с полчаса будет учить нас жить, но потом все же сделает что-нибудь полезное. Ведь у него такой роскошный диплом.
— Да, но это когда будет. Ты позволишь мне воспользоваться твоей душевой?
— Слушай, дорогая, — сказал Молдер, нарочитым акцентом и построением фраз копируя ирокезов, гостеприимство и радушие которых, скорее, правда, выдуманные творцами вестернов, нежели существовавшие реально, во всяком случае — по отношению к бледнолицым, приобрели, тем не менее, в американской культуре поистине знаковый характер — Мой душ — твой душ!