Федералист
Шрифт:
Возле домов раздался чей-то крик, и грянуло несколько выстрелов. Часовые все же имелись, но теперь поздно.
— Посторонись, — зарычал артиллерийский капитан.
Четыре пушки, протащенные на бешеном аллюре чуть не впереди наступающей бегом колонны пехоты, разворачивали для открытия огня. Прислуга быстро посыпалась с лошадей, ловко взялась за привычное дело: отцепила передки, поставила зарядные ящики, достала картузы с порохом и картечью. Две главные улицы, идущие с севера на юг, сейчас перекрывали наглухо. Из зданий высыпало на шум множество вооруженного и частично раздетого народа. По ничего
«И все?» — подумал я в недоумении, глядя на происходящее и принимая поздравления офицеров. Этот день обязательно всем запомнится в качестве великого подвига. Сто сорок два убитых, сто двенадцать раненых и больше тысячи пленных при трех погибших и четырех раненых у нас. Невольно начинаешь чувствовать себя великим полководцем, хотя все дело во внезапности и скорости. К тому же двух старших офицеров совершенно случайно накрыло первым залпом, и некому стало организовать сопротивление.
— Господин генерал! — крикнул смутно знакомый сержант. — Полковник Лобрано просит срочно прибыть.
Мы пронеслись по длинной улице, выскочив к каменной ферме неподалеку. Там плотным каре стояло не меньше трех сотен солдат в зеленых мундирах с красным воротником. Немецкие наемники. С тыла их защищала стена и несколько каменных зданий. Уверен, там тоже есть стрелки. Германцы славились егерскими подразделениями, пользующимися штуцерами. Большая дальность и меткость. Впрочем, им по-любому ничего не светило. Полковник стянул сюда не меньше полка и шесть легких пушек.
— Не хотят сдаваться?
— Требуют старшего, — криво усмехнулся Лобрано. — Я их не устраиваю.
— А картечь?
Он посмотрел хмуро. Ну да, военная косточка. Положено раскланиваться с противником и вежливо уступать очередь стрелять первым. Я себе такого позволить не могу. Начал — иди до конца. Понравится это кому-либо или нет, единственный шанс отбиться от регулярных войск — задействовать народ. Чтобы нападали на фуражиров, не давали продовольствия и служили разведчиками. А если испанцы нанесут удар вслепую или повесят парочку, оно и к лучшему. Пора местным жителям понять: вольница закончилась. Власть не собирается стесняться и заставит перед собой склониться. Чем больше они станут бить, жечь и грабить, тем лучше Федерации. Не колонии Новая Галлия, а именно Союзу. Пусть все видят, куда ведет отсутствие сильной руки и власть толпы.
— Ладно, — сказал я, — дам им шанс.
Вышел вперед и с холодком в сердце передвигал ноги по направлению к германцам. Ничего глупее придумать невозможно. Один случайно, с перепугу или по дурости, выстрелит — и меня нашпигуют свинцом целым батальоном, заодно добавив сзади от своих. Они же наверняка ответят, а я на линии огня.
— Генерал Континентальной армии Ричард Эймс, — сообщил, останавливаясь вблизи строя. — Кто у вас старший?
Надеюсь, по-франкски они понимают. Потому что в немецком с испанским мне известны разве отдельные выражения. В смысле все больше ругательства и простейшие слова. Можно попробовать фландрский, говорят, он достаточно близок.
— Капитан Леманн, — представился ответно офицер. Вид у него — будто
К моему неподдельному счастью, он мог объясняться, и даже с парижским прононсом. Видать, учился там. Многие немцы заканчивали университеты во Франции, а кое-кто из граждан Соединенных Королевств ездил получать диплом в Мадрид и Вену. Вот северная Германия не котировалась. Захолустье почище Польши с Россией.
— Вы предпочитаете сгубить своих подчиненных, — демонстративно оглянулся я на пушки и своих солдат, — но не уступить? Мои артиллеристы не станут долго ждать.
— Германия не нуждается в напрасных жертвах, и наши матери и жены предпочтут увидеть своих мужчин живыми, но не уронившими чести.
— Тогда нет проблем, — ответил я, игнорируя вторую часть фразы. — Я предлагаю почетную сдачу. Вы сохраняете знаки отличия и даже знамя. Складываете лишь огнестрел, офицеры сохраняют личное холодное оружие. Под командованием собственных командиров следуете в тыл. Не в свой, понятно. Побудете в плену до обмена или конца войны. Это уж как выйдет.
— У некоторых есть семьи.
Видимо, в домах.
— Они пойдут с вами, как и имущество, если оно не относится к оружию и боеприпасам и не награблено у здешних. Мое слово, или в полномочиях командующего Континентальной армией тоже сомневаетесь?
Он странно дернул головой, четко повернулся к своим солдатам и пролаял приказ. На глазах напряжение спало. Дула ружей поднялись. Затем под новый приказ принялись складывать, четко передвигаясь отделениями. Не бросали, аккуратно клали и перемещались в сторону, вновь становясь ровными шеренгами.
— Вы знаете, генерал, — сказал между тем Леманн с ноткой злорадства, — боюсь, война далеко не закончена. Вчера мы получили известие — столица Новой Галлии город Эшли капитулировал. Вы поэтому так легко и победили: испанцы перепились, празднуя, и не выставили нормального охранения.
— Как это произошло?
— Как обычно. — Он был определенно доволен возможностью подколоть. — С завершением третьей параллели траншеи подошли практически вплотную к оборонительным линиям горожан. Внезапной атакой были взяты редуты на ключевых высотах. Там установили тяжелые осадные орудия и мортиры. Плотный артиллерийский огонь зажег пожары. Жители решили, что с них довольно. Почти две тысячи человек сдались. Где-то восемьсот ополченцев отпустили по домам под честное слово. Захвачено свыше сорока орудий разных калибров, не считая находящихся на кораблях. Триста семьдесят шесть бочек с порохом, огромное количество патронов, ядер, почти пять тысяч ружей и огромное количество всевозможного продовольствия.
Очень обидно. Мне как раз не мешало бы получить все это бессмысленно пропавшее имущество для своих частей.
— А потери?
— Семьдесят шесть убитых и восемьдесят раненых с нашей стороны. Восемьдесят убитых и сто тридцать восемь пострадавших с вашей. Есть еще некоторое количество пострадавших гражданских, но на войне как на войне. Вольно же им было тянуть с капитуляцией до начала обстрела. Положение стало безнадежным еще месяц назад, когда окончательно заблокировали Эшли с моря и суши.