Федор Михайлович Достоевский
Шрифт:
Можно привести десятки других примеров, когда статьи писателя вдохновили русских людей лично участвовать в освободительной войне болгарского народа. Его выступления 1876–1877 годов, особенно статьи по Восточному вопросу, пользовались колоссальной популярностью среди студенческой молодежи, а именно эта молодежь и составляла основной костяк русских добровольцев до официального вступления России в войну против Турции 12 апреля 1877 года.
Не подлежит никакому сомнению, что и Александр II читал статьи Достоевского за 1876–1877 годы, призывающие Россию военным путем освободить Болгарию от ненавистных турок. «Дневник писателя» был единственным изданием в своем роде не только в России, но и во всем мире, и Александр II не мог не читать его. И можно предположить, что страстные призывы писателя в защиту
События русско-турецкой войны 1877–1878 годов составили главное содержание большинства выпусков «Дневника писателя». Летом 1877 года русские войска перешли Дунай. Они несли балканским народам желанную свободу В апрельском номере за 1877 год Достоевский отмечает-«Подвиг самопожертвования кровью своею за все, что мы почитаем святым, конечно, нравственнее всего буржуазного катехизиса. Подъем духа нации ради великодушной идеи — есть толчок вперед, а не озверение».
В принципе Достоевский самым решительным образом осуждает войну. Он с негодованием пишет о войнах «из-за каких-нибудь жалких биржевых интересов, из-за новых рынков, нужных эксплуататорам, из-за приобретения новых рабов, необходимых обладателям золотых мешков… Интересы эти и войны, за них предпринимаемые, развращают и даже совсем губят народы…»
Но войну за освобождение Болгарии Достоевский называл самой честной, самой гуманной и самой справедливой И это не противоречие евангельской заповеди «не убий» Насилие Достоевский признает нравственным и необходимым, когда речь идет о том, чтобы разрушить порядок вещей, при котором совершается оно над человеческой личностью, ее свободой и достоинством. Только в этом случае человек, защищающий свою жизнь и свободу и жизнь ему подобных, имеет право и обязан поднять оружие.
Во второй половине 70-х годов Достоевский получает множество самых разных писем от знакомых и незнакомых людей, сходится с целым рядом лиц, даже противоположных взглядов, выполняет различные просьбы. И всегда это зов души и разговор сердца. «Чтение Ваших произведений — это беседа с собственной совестью — до того они имеют общечеловеческий, всеобъемлющий смысл», — писал Достоевскому из Харькова 23 февраля 1877 года известный ученый-химик, друг его молодости Н. Н. Бекетов.
«Последнее время я близко сошлась с Достоевским, — писала И. Сурикову 16 февраля 1877 года бывшая сподвижница Джузеппе Гарибальди Александра Николаевна Пешкова-Толиверова (1842–1918), — я люблю его искренность, я люблю его как психолога… Во многом я с ним не согласна… но я люблю его сильно».
В сентябре 1876 года Достоевский получил письмо от офицера А. С. Надеждина: «…я знаком с Вами только понаслышке и по Вашим романам, которые заставляют предполагать в Вас человека с душою, способного сочувствовать горю ближнего… почему я и пишу Вам относительно одной девицы. Она не имеет никого родных, кроме очень бедной матери… Вообразите себе положение девушки без средств, без знакомых в таком омуте, как Петербург! Надо быть человеком без сердца, чтобы не пожалеть ее… Если Вы таков, каким я себе представляю Вас, то Вы примете участие в ней и не откажете в своем содействии, если можете, или хорошем совете относительно приискания занятий вечерних (урока) или переводов…»
Достоевский выполняет просьбу офицера А. С. Надеждина, так же как выполняет десятки других.
В октябре 1876 года в Петербургском окружном суде слушалось дело мачехи Екатерины Корниловой, выбросившей из окна четвертого этажа свою шестилетнюю падчерицу. Ребенок чудом остался жив и невредим. Достоевский писал об этом в октябрьском номере «Дневника писателя» за 1876 год в главе «Простое, но мудреное дело».
Суд приговорил Е. Корнилову к двум годам и восьми месяцам каторжных работ, а затем на вечное поселение в Сибирь. Однако Достоевского интересует психологический подтекст этого преступления, он пытается понять причины этого «простого, но мудреного дела». Прочтя в газетах отчет о суде над Корниловой, писатель пришел к выводу, что преступление было совершено в состоянии аффекта, и выступил в защиту осужденной.
Чиновник К. Маслянников служил в том ведомстве, от которого зависела просьба о помиловании. Прочтя
Это была эмфизема легких, быстро прогрессирующая болезнь, приобретенная писателем на каторге и ускорившая его смерть. Но Достоевский пытается бороться со своей болезнью. Четыре раза — в 1874, 1875, 1876 и 1879 годах Достоевский лечился на немецком курорте Бад Эмс. Однако болезнь продолжала прогрессировать. К тому же нездоровье усугублялось одним странным происшествием.
Достоевский шел к себе домой в Кузнечный переулок, как вдруг какой-то пьяница ударил его сзади по голове. Удар был настолько сильным, что писатель упал и больно ушибся. Подоспевший городовой забрал в участок пьяного и попросил прийти туда же и Достоевского. После составления протокола дело было передано мировому судье А. И. Трофимову.
На суде Достоевский отказался от обвинения и даже просил судью совершенно освободить от наказания своего обидчика. Писатель мотивировал свою просьбу тем, что обидчик действовал без заранее обдуманного намерения, а лишь под влиянием опьянения.
А. И. Трофимов в точности выполнил желание писателя, а прощаясь с Достоевским, сказал: «Я очень счастлив, что хотя по должности мирового судьи имел удовольствие беседовать с самым выдающимся корифеем русской литературы».
Эпилептические припадки с годами меньше беспокоили Достоевского, а главное, он знал, что во время них Анна Григорьевна всегда придет к нему на помощь, и за все четырнадцать лет брака он ни разу, благодаря ее заботам, не поранился.
Девять с половиной лет, которые Достоевский прожил с Анной Григорьевной и со своими детьми после приезда из Европы в 1871 году, были самыми счастливыми в его жизни— такими же счастливыми, как далекое детство, когда была жива его мать. Может быть, поэтому, вспоминая в эти годы свое детство и видя радостные лица собственных детей, Достоевский, как свидетельствуют современники, особенно мучился, когда узнавал о страданиях чужих детей.
Такое отношение к страданиям детей роднило Достоевского и Анну Григорьевну, и эта солидарность позволила им, пользуясь высоким именем писателя, спасти не одну детскую душу. Так, в самом начале 1877 года Анна Григорьевна, откликнувшись на просьбу своей знакомой А. П. Бергеман, просит Достоевского спасти одну девочку от истязаний садиста и пьяницы отца. В письме к писателю от 20 января 1877 года А. П. Бергеман благодарит его за спасение девочки: «Спешу, многоуважаемый Федор Михайлович, поделиться с Вами своею радостью, и как виновнику ее, принести мою искреннюю благодарность. При помощи истинно доброго человека, Анатолия Федоровича Кони, Марфуша принята в Елизаветинскую детскую больницу и оживает не по дням, а по часам. Во время пребывания ее в больнице Анатолий Федорович обещал мне вытребовать от отца ее метрическое свидетельство, а по выздоровлении — поместить в приют, относительно чего ему уже дано обещание.
Насколько я могла подметить, ребенок этот с добрым, откликающимся на ласку сердцем, что меня крайне радует, и я почти уверена, что раз вырванная из той ужасной обстановки и поставленная в лучшие условия, она со временем сделается хорошим человеком и с благодарностью отнесется к участникам, изменившим ее судьбу, а имена их я постараюсь ей запечатлеть навсегда. Еще раз примите мою сердечную признательность…»
Все четырнадцать лет счастливого брака на одном дыхании, без единой неискренней или фальшивой ноты. И Достоевский так привязался к своей семье, что абсолютно не мог без детей и жены обходиться. «Обабился я дома за эти 8 лет ужасно, — пишет он Анне Григорьевне из Эмса в 1875 году, — не могу с Вами расстаться даже и на малый срок — вот до чего дошло…»