Федотов. Повесть о художнике
Шрифт:
Работа понравилась, и Монферана назначили придворным архитектором, но постройку ему еще не поручили. Тогда он сделал деревянную модель: купол был вызолочен золотом, лакированное дерево можно было принять за гранит и мрамор. Модель раздвигалась надвое, и была видна внутренность храма: иконостас из белого мрамора, мраморный пол, цоколь из розового и зеленого мрамора, вызолоченные статуи ангелов, малахит и порфир.
Рядом была поставлена небольшая модель старого храма грубой работы.
В монферановской модели, разрезанной, как арбуз, пополам, света хватало. Новый храм совмещал в себе все, что только мог вспоминать человек,
Посередине крыши храма задуман был стилобат, сложенный из мрамора, а над ним на высоте двадцати саженей от земли колоннада из двадцати четырех колонн с бронзовыми капителями и базами. Эти колонны окружали главную башню собора, одетую снаружи медными, окрашенными под мрамор листами. В башне двенадцать больших окон. Выше колоннады, вокруг башни, перистиль, завершенный бронзовой балюстрадой, и двадцать четыре бронзовые фигуры ангелов. Над перилами — аттик, аттик же покрыт куполом.
Купол фальшивый: он собран из чугунных стропил, а внутри будет другой, плоский купол, обшитый деревом. На нем предполагалось написать плафон — все это на модели уже есть.
Окна аттика ничего не освещают, кроме железных стропил.
Горшечный плоский свод подшит деревом и оштукатурен. По штукатурке он будет раскрашен.
Все это было богато, монументально, торжественно и даже интересно благодаря замысловатости. То, что в натуре собор нельзя будет разнимать и раздвигать на части, как ту модель, о которой мы уже рассказывали, об этом забыли. Высокое начальство на модели поразилось богатству убранства. Проект очень понравился, и Монферану велели строить.
Этот белокурый французик был способным человеком; он сообразил, что прежде всего надо оформить площадь, и отрезал ее угол, поставив на нем треугольное здание военного министерства. У входа в здание стояли сторожевые львы.
Исаакиевский собор строили; вбивали тысячи свай, на сваях выкладывали сплошной фундамент из гранитных булыг.
Монферану везло — он умел находить людей.
Подрядчик каменотес Яковлев вырубал огромные колонны, подвозил их по Неве и подкатывал к стройке на платформах с чугунными шарами, катящимися по лоткам из толстых досок.
Смена царствований не изменила судьбы Монферана. Николай Первый прибавил только два ряда портиков — с востока и с запада — по восьми колонн; к каждому вела гранитная лестница со ступенями во всю ширину, это еще более затемнило собор.
Монферану поручили еще поставить посередине Дворцовой площади Александровскую колонну с ангелом наверху. Здесь рисовальщик нашел себя. Он умел соединять грандиозное с изящным и был талантлив, но он строил храм для веры, которой не имел, в стране, языка которой не знал.
Исаакиевский собор строился. На него шло в год по полтора миллиона рублей.
Уже красили под мрамор медь верхнего барабана.
Огромный собор встал над домами, как пастух над стадом.
СЛАВА АКАДЕМИИ
Николай Первый не любил русского искусства, хотя хвастался им. Оно существовало наперекор ему.
Предполагалось, что существует единое, великое искусство, созданное императорским и папским Римом. Царь полагал, что русское искусство может существовать, но должно быть приведено к формам европейского искусства, сохраняя, однако, некую народность и связь с православными храмами.
Предполагалось, что там, на Средиземном море, существует родина искусств — Италия. Там обучали художников, оттуда везли мрамор. Но жизнь переделывала все, и русские художники в Риме писали по-своему, и даже мрамор из Италии получали от беглого русского дворового — Великанова. Великанов отошел от своего барина, стал лучшим мастером и поставщиком мрамора.
Русское искусство прорывалось и в Исаакиевском соборе — Монферан недаром почти сорок лет учился архитектуре у своих русских помощников. Проект Монферана, уже утвержденный Александром Первым и Аракчеевым, перерабатывали художники Михайлов-первый и Михайлов-второй, Стасов и Мельников. Большая глава собора стала стройней и в окружении колоколен придала храму пирамидальный характер. Над круглым портиком барабана появилась легкая, сквозная балюстрада. Форма большого купола, чуть вытянувшаяся кверху и подкрепленная нижним поясом, стала легче. Над портиком появились фигуры, и фронтоны заполнились бронзовой скульптурой, впервые в мире выполненной гальванопластикой. Самое техническое решение купола, сделанного из железа, было ново, хотя и противоречиво.
Исполин на Исаакиевской площади стал созданием русских художников; за иностранцем осталось право называться автором и возможность строить богатые дома для себя.
Для Исаакиевского собора писали иконы русские мастера старой академии, но ими были недовольны. Звали из Рима художника Александра Иванова, но он уклонился от этой чести.
В это время мир прославил Брюллова. Картина его была подарена Демидовым императору Николаю Первому и находилась в Белом зале Зимнего дворца. Видали ее еще не многие; говорили, что она будет передана в Академию художеств. Знатоки хвалили необыкновенное искусство Брюллова в композиции; разглядывая гибель Помпеи, вспоминали петербургское наводнение 1824 года.
Брюллов был человеком, вечно недовольным собою, вечно переделывающим свои картины, но считали, что его можно взять в узду и тогда его кисть послужит к славе царствования. Брюллова называли «Карлом Великим», говорили, что прозвище это пустил в ход поэт Жуковский, человек, близкий ко двору. Белинский хвалил портреты Брюллова и ставил его в пример писателям-реалистам.
Художником он был и в самом деле замечательным.
Шли годы новых успехов академии: А. Логановский [5] выставил скульптуру юноши, играющего в свайку; Н. Пименов [6] — фигуру игрока в бабки.
5
Логановский А. В. (1812–1855) — русский скульптор.
6
Пименов Н. С. (1812–1864) — русский скульптор, получивший звание академика за статую «Мальчик, просящий милостыню».