Феерия для другого раза I
Шрифт:
Я жив только благодаря ей… у меня нет больше тела!.. почти не осталось души… Мир слишком жесток. Из-за этих мясников я лишился всего! Я узнал, как ужасны человеческие существа…
Жюль, каким тираном он был! Я вам рассказывал!.. но его я узнал уже на излете жизни… Когда не осталось сил!.. Я бы мог выколоть ему глаза, когда он лепил мою Арлетт нагишом… что меня бесит, так это текущая кровь! у него зоркие глаза, которые я бы ему выколол!.. как он меня презирал со своего постамента, тележки-подставки… вы можете рассуждать о греховности убийства… но я бы проткнул его кочергой… бааац! выбилбы глаз! Он меня нарочно провоцировал, называл бошем перед прохожими, консьержкой! Я должен был его прикончить!.. Тогда я оказался бы в тюрьме за убийство… И это было бы справедливо… Если бы я перечитал все страницы, как от меня требуют, я бы обнаружил множество скрытых мыслей… О, вы бы из этого ничего не сделали!.. ритм и вы! человеческая душа полна нечистого яда… оттуда все эти грязные мыслишки… Я душой и телом защищал ваши такие дорогие вам жизни! Я никогда никого не ограбил!.. Я никогда никого не обманул! Я даже никогда не пнул ногой пьяницу… доказательство – гуаши, статуэтки… в клоаке!.. все!
– Позируй, Арлетт! Позируй ему! Давай! Заголяйся!
Я ее подталкивал… Я все еще слышу свой голос…
Полуобнаженная, она была прекрасна… даже в зеленом свете газа… она спрашивала у меня разрешения… это было забавно… разрешение… на ее тело!.. я, который никогда ей ни в чем не отказывал… ничего не запрещал…
– Позируй ему, Лили!
Она хотела услышать от меня… она была сексуальной… театр
– Давай! Давай! Позируй ему!
Я прекрасно помню, это я настоял… она лежала на складной кровати… она преподносила ему как откровение дивные изгибы, певучие линии своего тела!.. эти длинные мускулистые ноги! результат занятий и дар божий…
– Я сделаю ее для тебя! только для тебя!
Арлетт из глины.
– Когда ты вернешься?
Сейчас он говорит обо мне, ушедшем… это понятно… он охранял Арлетт… может быть, так было бы даже лучше… думаю я… Она, возможно, не претерпела бы столько страданий, останься там, наверху, жить с Жюлем… Она была бы защищена! прикрывалась бы Жюлем! Папой Римским! по крайней мере, ее защищали бы четыре решетки на окнах! он бы торговал ею понемногу… ведь счастье переменчиво!
Это низко здесь, в яме, раздумывать, что было бы хорошо не брать на себя всю стаю! всех на себя! всю их поганую свору… я их подпускаю к себе, пусть напьются моей крови! Я люблю Лили, я ее люблю так, как никто и никогда, но я разбил ей жизнь… Она отличалась самопожертвованием, благочестием, я же не ценил ее! чем только она ни рисковала, чтобы пронести мне сюда, в тюрьму, маленький пирожок, дольку апельсина! апельсинового сока! ничего не поделаешь, когда вы весите чуть больше тридцати килограмм!.. Я вам выкладываю все, не раздумывая, что да как! Я не уверен, что не писал об этом выше, скажем, на… странице!.. Я поцелую вас, а вы испугаетесь!.. У меня столько всего, есть что порассказать, но для этого нужно прожить сто двадцать лет, не переставая писать, чтобы только рассказать вам о причинах… двести лет, чтобы начать рассказ о жизни… и все равно ничего не поймете!.. комиссия по расследованию меня бы арестовала, заключила в Крепость и вспорола бы брюхо… даже здесь, на бальтавской земле!.. Я бы оттуда не вырвался! Я бы прославил их имена, выбил в мраморе! и Заседателя из Посольства! и Министра! сраный римлянин! Подлюга! Не удивляйтесь! У меня есть на то причины! Я ославляю их и в своем романе! я пишу не останавливаясь! Я размышляю! прильнув ухом к скважине, распластавшись на мраморе, я слышу все! Я снова вспоминаю… как он соблазнял Арлетт, этот калека и ссыкун Жюль!.. кофе подействовал! точно! даже если они меня сейчас свяжут, я буду твердить: кофе подействовал! Есть такой сорт кофе – мокко, которого вы больше днем с огнем не сыщете! настоящий арабский кофе!.. несколько раз я был пьян от кофе! и от вишневой водки! а она вовсе не пила! я заставлял ее! я уверен, что он ее разжалобил! она растаяла! Я б наплевал на все в обычное время, но шушуканье в нашей деревушке! Я вам говорил: два проспекта, четырнадцать улиц, двадцать два переулка – Монмартр! Яд, две капли которого убивают все и вся! самый ужасный поселок на свете в смысле злостных сплетен! ничего подобного не найдется во всей вселенной! языками полощут, как нигде! Арлетт, позируя нагишом, развалилась на раскладушке! пиздой наружу! оказывается, я к тому же еще и сутенер! а он пишет ее акварельными красками! удовлетворяя возбуждение своих ляжек и ануса! куда бы я ни пошел!.. я все время думаю об этом… я думаю об этом… они были соучастниками… инстинктивно!.. ну, хорошо!.. Я – природный сводник, любящий звонкую монету!.. Сутенер, мать твою!
– Он продает прелести своей милашки! Он продает военные секреты! еще бы! конечно! Он продает лунные икры своей Лили! Он продает ее ангельские улыбки!.. Они лапают ее в четыре руки!.. Он продает бошам имена патриотов… Позор Монмартра и всей Нации – Фердинанд!
Лондонские радиостанции, ах, если б они хорошо ловились!.. Ничего не остается, как слушать грохот из окон!.. который несется с улицы!.. нет человека, больше заслуживающего виселицы, чем я, проживающий в доме 14 по проспекту Гавено, на 8-м!.. вот доказательство: они все распродали! мебель, квартиру, белье, одеяла!.. Семь рукописей моих романов! и еще обещали, что отнимут у меня все: пойми – aeternam! [429] любовь!.. мои произведения!.. даже моих котов! Об этом везде вопят, болтают, трещат! по всем Би-би-си! от Фурш до Северного вокзала… нужно учесть, что новости о Роммеле пришли после моих подвигов! Гнусный Селин! самый мерзкий, дерьмовый бош, которого только можно себе представить! доказательством тому служит то, что Арлетт сразу же арестовали, как только я уехал 22 марта,* [430] работала большая бригада «чистильщиков»! Они выгнали из дома мою слепую мать, украли все, что видели, сожгли семнадцать рукописей, продали на «Блошке» простыни, они, правда, не знали ни про «Банду гиньолей»… и про «Крогольд» ничего… и про «Бойню»… Они запихнули все это на склад, но так как не смогли заплатить за хранение, все было распродано в Зале Дрюо втихую.* [431] А, я в курсе этих махинаций… Есть целые семьи «чистильщиков», у которых полно моих безделушек!.. Я не могу обратиться в следственную комиссию с обвинением: вы поддерживаете пиратов!.. Они меня наградили еще одним ярлыком: клеветник, и т. д., я-то, кто уже заплатил так дорого! хватит на две, три, четыре Республики! Никогда я снова не куплю раскладушку!.. А наследство моей матери! Они его просрали! просрали еще до того, как мама умерла! О, но теперь я очень осторожен! Я жалуюсь на всех кстати и некстати! Вы скажете: «Вы так низко пали, что должны бы покончить с собой!..» Ладно!.. когда я буду умирать, то приду, чтобы сказать вам: это в память о животных, а не о людях! в память о Кочанчике, о Нане, о Саре, моей кошечке, которая ушла однажды вечером и не вернулась,* [432] о лошадях с фермы, о животных-спутниках, которые, как люди, страдали не менее тысячи раз! кролики, совы, дрозды! которые провели с нами столько зим! на краю света!.. смерть моя будет легкой… я отдам свое сердце животным… я избавлюсь от вас, от ваших извращений, от ваших домыслов!.. Я избавлюсь от тетушки Эстрем! от Клеманс! от грубияна Тото!.. Они больше не будут танцевать в моих стенах!.. Хорек больше не будет разбивать свою голову… Я не хочу принять смерть от палачей! Они тут же украли бы у меня Бессмертие!
429
Aeternam (лат.) – вечность, бессмертие.
430
В действительности Селин уехал из Парижа 17 июня 1944 года.
431
Ивон Моранда, который занял квартиру Селина после его отъезда, поместил всю его обстановку в «камеру хранения мебели». По возвращении Селина во Францию он предложил ему забрать обстановку, но лишь после оплаты всех расходов за хранение, Селин отказался, и его обстановка была распродана.
432
Селин и Люсетт потеряли троих котов за время пребывания в Кларсковгаарде.
Я могу еще многое вам рассказать, еще более возвышенное, словами и музыкой… да уж, подходящее время для раздумий, подходящая музыка для сопереживаний, когда вы купите «Феерию»!.. но не все сразу! оставьте на потом! обжоры! у вас слишком маленькие головы… лобики слишком низкие… и ваш гнусный способ читать… вы не запоминаете и слова из двадцати… вы устало смотрите вдаль… вы не художник, как Жюль… вот он запоминал то, что видел! доказательство? ляжки Арлетт, ее сиськи, нежные изгибы ее тела, ее расслабленные кисти рук… потягивание львицы… но даже чертовому калеке, бешеному псу я бы отдал Арлетт скорее, чем Дароносице из Академии! Я нахожу в вас еще один страшный недостаток: врожденная жадность… вы перешерстили книги друзей… вы полностью разграбили поэтов, они же могут погибнуть!.. О, появилось жгучее желание умереть… но не ради вас! Я хочу умереть ради Бебера, Кочанчика, Вальби, всех бездомных котов, и ради Сары, моей любимой кошечки, ради животных с фермы… Мой стиль вас задевает? а моя пеллагра и шелушащаяся от сухой гангрены мошонка? вы думаете, что вы вечны? Ах, я вижу, как вы рассматриваете в зеркало свою дырку в жопе!.. Я вызываю у вас отвращение? Я веду себя, как животное?… может быть, вы скульптор, как Жюль? Стану ли я? стану ли я когда-нибудь таким же? Вы, с гипсом в руках, вы, наверное, из тупика Трене?… тайная золотая жила Жюля? вы тоже хотите разложить Лили под зеленым рожком Ауэра?… Вы бы встретились с этим излучением, и с вами было бы все кончено!.. Старость, молодость, вы посередке!.. негр Геркулес в непристойной позе!.. Это роко-вой наплыв вдохновения! Люлли, Куперен, они творили именно так!* [433] но вы ничуть не разбираетесь в глине! еще меньше в песчанике и гипсе!.. вы, вы закончите дни свои на слизистых отварах, на сарсапарели, на «четырех травках»!..* [434] с наперстянкой «1:100»… на классических микстурах… и помрете скучной приличной смертью!
433
Знал ли Селин о Люлли что-нибудь, кроме названия книги, вышедшей в издательстве «Плон» в 1929 г., «Знаменитая и распутная жизнь Ж.-В. Люлли»? Если он прочел биографию, то не мог не заметить, что Люлли был в гораздо меньшей степени мужчиной, чем женщиной, хотя он и делал вид, что частенько захаживает в бордели. Что же касается Куперена: «Вокруг него нет женщин, нету страданий, нет страстей», – писал Ф. Боссан.
434
Традиционный отвар из трав состоит из четырех ингредиентов: мальвы, кошачьей лапки, мать-и-мачехи, мака. Этот отвар рекомендуется пить для облегчения дыхания.
Я знаю золотую жилу Жюля! Я видел там тетушку Эстрем, Сибуара и малыша Лео!.. Я видел там Клеманс!.. Я дал деру, а то бы не спасся!..
Сначала вы будете стесняться!.. правая нога поднята!.. потом, однажды!.. Это похоже на «вальс-лансье»…* [435] Я не сразу заиграю свою музыку! а то вы подумаете, что все дозволено! Вы мне перевернете тачку, свернете вилку колеса. Перевернете вверх дном чемодан! «Сибуар, Ларангон! Вперед!» – как вы бы сказали! Снова путешествие! Ашер! Лук-порей! Нет! чтоб вы еще раз лепили Арлетт! ладно! достаточно! Посмотритесь на себя в зеркальце! такой же Жюль! Обозрите свои потери! вы не доросли до героя! вы перестали быть на него похожим! нет! хватит о войне 14-го! хватит о ней говорить! я вам уже показал ключ! «соль мажор»! Итак? Если я буду вас баловать, вы меня обольете помоями! еще хуже, чем Жюль! вонзите в меня длинные иглы своей клеветы! вы бы содержали моего Бебера, покупали бы ему бифштексы? Нет? он бы выцарапал мне глаза!.. синица тоже! нет никого хитрее синицы в воздухе и птички Лили, которая прилетает повидаться с нами каждое утро… О! Я трепещу перед соль! ми!.. соль!.. соль!.. вы ничего не боитесь? конечно! вас нельзя баловать! вы бы с радостью оклеветали героев! заключенных! умирающих! нет, я вам не отдам свою музыку! все мои адажио! вы стали бы непереносимы!.. Я аккомпанировал Жюлю, всегда только левой рукой… я говорил вам… только левой… он же прекрасно играл на рожке!.. я вам уже рассказывал… я не мог играть обеими руками, а то бы он возненавидел меня еще больше!.. он-то перебирал обеими! ими же он лепил дамочек!..
435
Селин уже упоминал танец «Лансье» во второй части «Банды гиньолей».
– Уходи! – гнал он меня! – Отойди! Не мешай!
Я подвожу итог… обобщаю… это стиль «Дайджеста»… для людей, у которых есть время прочесть только тридцать страниц выжимок… оно появится! с избытком!.. это необходимо! они несут хренотень шестнадцать часов из двадцати четырех, они спят и в остальное время совокупляются, так как же у них найдется время, чтобы прочесть сто страниц? а посрать, я позабыл! а еще и рак, которого эти цирковые акробаты ищут в своей жопе, вывернув голову? «Дорогая дырочка! Дорогая дырочка!» А еще те, которые регулярно онанируют! представляя себя в похотливых объятьях, портят себе кровь! часами! в темных залах киношек! вдыхая ядовитые пары красилен! похожие на приведения вампиров, умерших в двадцать лет! на тех, кто выползает из Пещер, дикие, заросшие! автобус, в который они садятся, больше не спасет их от преследования!
Я, я собираюсь повысить в ваших глазах ценность Литературы! Я громогласно предупредил вас об этом! не все же радости Жюлю! и его клиентам! его моделям, я сделаю их розовыми! его модели! не желтыми или зелеными! Жюль и его модели! весь его ящик-тележка полон мочи!
– Сегодня меня донимают культяпки!
Ай! Ай! он их себе нарочно щиплет! чтобы девушки его щупали…
Его ставни всегда слегка прикрыты… никогда не прикрыты полностью… конечно, любопытные косятся… отводят глаза… это сложно: молоденькие девушки и трепет плоти… почему они возвращаются?… ставни висят косо, заметьте!.. нужно было бы… Господи, что за нахал!
– Не поднимайтесь к Фердину наверх! Не поднимайтесь к нему, мои овечки! Он вас загонит в угол! Он вас съест! Это людоед!..
– Я никого не загонял! Это же он стольких лапал, тискал, лупил и даже более того!
Я мысленно собираю все неприятности, все то зло, какое он мне причинил… Я вам обо всем расскажу в первом томе, часть в прозе, часть в музыке… Если мое бедное тело трясется, я раскачиваюсь из стороны в сторону и жалобно поскуливаю, то это не от выбранного мною жанра, поверьте! это от физической зависимости, от материальности мира, от слишком частых напоминаний о вещах и тому подобном… «Феерия» – это красиво, это Слово! но вещи и все остальное! счет за газ! за телефон! Получив гонорар, я больше никогда ничего не буду писать!.. я даже не буду откладывать деньги!.. даже на покупку виллы в Сен-Мало! потому что как только туда приедут две служанки, которые будут открывать двери, как только я куплю два велосипеда… какие начнутся толки, пересуды! Издательство «эНэРэФ»* [436] меня достало… они хотят три… четыре тома! и музыку! с моей бедной разбитой башки! Им не хочется «Дайджестов»!.. хрустящих журналов типа «Констелласьон»!* [437] пятьсот пятьдесят пять страниц по тридцать строк.
436
Словом «эНэРэФ» Селин стремился передать произношение названия издательского дома «NRF». В «Феерии» Селин еще не называет его открыто («Новое французское обозрение, Иллюстрибус [Illustribus – форма Dat. или Abl. pi. лат. прилаг. iilustris, – e – знаменитый. ], Review New New» [Новое Новое Обозрение (англ.). ]). Кроме перечисленных, Селин награждает это издательство массой других «имен» в том же духе.
437
Журнал «Констелласьон», конкурент «Ридерс дайджест», начал выходить в 1948 г. [«Reader's Digest» – американский журнал читательского обозрения.]