Фехтмейстер
Шрифт:
Добежав до саней, Барраппа увидел какого-то чиновника в лисьей шубе, пытающегося спрятаться под меховой полостью.
— Я… Я ничего не видел! — с мольбой глядя в глаза «разбойника», полные холодной ярости, пролепетал испуганный седок.
— Прочь! — схватив пассажира за грудки, Барраппа в одно движение выкинул его из саней. — Разворачивай! Гони!
— Не извольте сомневаться! — обрушивая на спины коней витой кнут, прикрикнул извозчик. — Уйдем-с! В лучшем виде доставим-с!
Утром Лаис проснулась в пустой кровати. Одеяло
«Ушел не больше часа тому назад», — подумала с грустью она. Последние дни казались Лаис каким-то наваждением. Вокруг происходило нечто странное, огромное, госпожа Эстер могла даже назвать это великим. Но ей не хотелось ни знать о том, что происходит, ни говорить о нем, ни уж тем паче участвовать. Ей хотелось, точно улитке, забраться в раковину, в пусть крошечный, но свой мир, где у людей были радостные лица, светило ласковое солнце, а на подоконниках росли прелестные фиалки сенполии, по распоряжению ее возлюбленного Мишеля привезенные из Северо-Восточной Африки.
Лаис очень любила фиалки. Они напоминали ей о далекой родине, и хотя те, что росли у нее дома, были крупнее и несколько иного цвета, один взгляд на эти цветы дарил Лаис радость.
Теперь все было не так. Когда она отважилась заикнуться Чарновскому о своем выстраданном желании, он глянул на нее устало и невпопад сообщил, что улитка есть один из символов масонства, объединяющий строителя дома с его творением. Тогда госпожа Эстер обиделась на возлюбленного, даже топнула ножкой, но ротмистр, обычно столь предупредительный и учтивый, казалось, даже не заметил этого. Лаис поискала взглядом кнопку вызова прислуги и позвонила. Горничная появилась спустя минуту, готовая помочь госпоже одеться.
— Глаша, когда нынче пришел Михаил Георгиевич? — вдевая руки в рукава японского шелкового халата, поинтересовалась хозяйка.
— Сказывает, в третьем часу ночи, сударыня, — бойко отозвалась служанка, подавая широкий пояс — оби.
— Он у себя?
— Нет-с, изволили уйти.
Лаис отвернулась, чтобы не видеть свое отражение в зеркале. Она не желала, чтобы волшебное стекло возвращало ей отражение ее глаз с застывшими в уголках слезинками. Прежде Чарновский, просыпаясь, всегда целовал ее, шептал нежные слова…
— И давно он ушел?
— Да уж часа полтора будет.
— Сказывал ли, куда?
— Разве ж он мне докладывается? — Горничная покачала головой. — Знаю только, что еще с вечера его тут какой-то уланский корнет дожидался со смешной фамилией. Вот с ним барин чуть свет и ушли.
Лаис уселась перед трюмо и не в силах больше сдерживать непрошеных слез уронила голову на руки.
— Может, валерьяны подать? — ошарашенно глядя на хозяйку, сконфуженно поинтересовалась сердобольная прислуга.
— Ступай, — не поднимая лица из ладоней, скомандовала Лаис. Она чувствовала себя брошенной и одинокой. Эти мужчины с оружием
Можно подумать, что эти пресловутые мужские дела важнее ее дел! Не важнее! В этот миг пелена гнева, покрывшая ее разум, отступила, как порою отступает туман, обнажая острые клыки скал перед мчащимся к верной гибели кораблем. Ее дело было и впрямь исключительной важности, но важности этой, похоже, ни Мишель, ни этот Лунев из контрразведки не осознавали!
Лаис вспомнила рассказы прислуги о дебоше, который устроил обуянный Хавресом Распутин здесь, а потом и в Царском Селе. И это демон еще таится! Ждет часа, чтобы показать свою мощь!
Да, несомненно, она виновата, что не смогла удержать герцога Люциферовой свиты в повиновении, но ведь то было трагическое стечение обстоятельств! Все еще можно изменить! И нужно изменить! Что с того, что ей не удалось заставить Хавреса покинуть тело окаянного Старца? Ей всего лишь необходима помощь, необходим тот, кто заставит Распутина бездействовать в момент совершения обряда, возвращающего демона под власть кольца!
Лаис даже и думать не стоило над тем, кто был способен на такое. Конечно же, Барраппа! Никто иной. Лишь нотеры и жрицы с детства обучались борьбе с демонами… Чарновский обещал упросить полковника Лунева отпустить ее родственника. Однако куда там — «мужские дела!», «серьезные вопросы!».
Что ж, раз ее Мишель не желает помочь, она управится сама. Лаис припомнился взгляд, каким смотрел на нее контрразведчик при их знакомстве в поезде и потом, после ограбления на Большой Морской. Не может быть, чтобы он не был в нее влюблен. Конечно, он тщательно это скрывает, но ведь ей не нужно слов признания, клятв и букетов, чтобы ощутить направленные к ней чувства. Она вновь нажала на кнопку.
— Чего изволите? — Горничная вновь появилась в спальне хозяйки.
— Приготовь мне ванну и выходной костюм с бордовым жакетом. С венгерскими узлами.
— Ваша милость желает куда-то отправиться? — удивленно захлопала глазами Глаша. — Но ведь барин велел без него никуда не ходить.
— Вот еще! Велел! — неподдельно возмутилась Лаис. — Я, между прочим, не рабыня ему. И даже не жена. Я уже вполне здорова, и у меня есть своя голова на плечах. Изволь выполнять, что я тебе говорю!
— Но ведь Михаил Георгиевич… — испуганно пискнула горничная.
— А Михаилу Георгиевичу передай, что раз уж у него нет времени переговорить с полковником Луневым насчет моего кузена, я сделаю это сама! А теперь пошевеливайся! Не заставляй меня ждать!