Фелидианин
Шрифт:
Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Перечит: не было смысла — это только отдалило бы отъезд.
Женщина в халате приближалась. Она шла широкой тяжелой походкой, уверенно переставляя ноги, вдавливая, впечатывая каждый шаг в землю. В ее похожих на бревна руках был матерчатый сверток, показавшийся мне очень маленьким.
— Ну и туша! — восхищенно прошептала Мирта. Толстуха по краю обошла высыхающую лужу и оказалась за машиной.
— Глаз, глаз, — услышал я. — Дурной глаз. Рябой.
— Еще и сумасшедшая.
— Не надо ее трогать, а?
— Тихо!
— Глаз…
Шлепанье ног раздавалось совсем близко.
— Ничего… Вода все смоет. Все унесет. Проточная вода. Мирта нашла мою руку и предупреждающе сжала. Ее пальцы были горячими, влажными.
— Заберет в себя…
На стекло упала тень, и одновременно с этим я услышал тоненький, едва различимый писк. Сверток в руках женщины зашевелился, завозился, из складок ткани выскользнул куцый хвостик.
— Господи, — вырвалось у меня, — котенка топить несет.
— Очень хорошо, — выдохнула Мирта. — Чудесно.
Ее губы были жестко нетерпеливо сжаты. Выбившаяся из-под косынки прядь волос черным штрихом рассекала лоб.
Когда странная толстуха поравнялась с бампером, Мирта повернула ключ зажигания, втопила педаль газа и резко крутанула руль. Опелёк засипел и дернулся с места. Я с трудом подавил желание зажмуриться.
Водителем Мирта была прекрасным, и то, что ни одна из ее дурацких шуточек не закончилась печально, лишь подтверждало этот факт. Несмотря на рев и визг колес, бок машины едва толкнул шедшую по обочине женщину. Она испуганно обернулась, нелепо изогнулась, словно желая встать на мостик, и упала.
Сверток вывалился из ее рук и покатился по дороге. Я распахнул дверцу и подхватил его. Он был легким и очень мягким.
— Урра! Животное вне опасности! — завопила Мирта, делая петлю за петлей вокруг поверженной толстухи.
Та медленно села. Помотала встрепанной головой и принялась шарить ладонями по асфальту. Лежавший у меня на коленях тючок заерзал, удерживавшая его тесемка развязалась, и наружу вылезла пятнистая кошачья мордочка.
— Мы его спасли! — продолжала выкрикивать Мирта. Женщина встала на корточки. Огромные руки-подушки продолжали механически искать сверток, но глаза колюче следили за машиной.
— Поехали, — прошептал я.
Мирта не слышала. Она с упоением крутила руль, заставляя опелёк выделывать немыслимые восьмерки.
— Поехали, — повторил я чуть громче, наблюдая, как пальцы толстухи нащупывают осколок булыжника.
Ее взгляд встретился с моим, и я прочел в нем безумие. Сжимавшая камень рука взлетела вверх. Губы шептали что-то тягучее, похожее на сложное вычурное ругательство.
— Поехали! — заорал я.
Булыжник с грохотом упал в шаге от левого колеса, и Мирта наконец послушалась. Машина развернулась на месте и рванула вперед. Прижимая к себе испуганно пищавшего котенка, я обернулся. Страшная женщина бежала следом. С широких губ продолжали срываться неслышные за шумом мотора слова. В ее руке снова был камень, и почему-то я был уверен, что на этот раз он попадет в цель.
— Быстрее! Ты можешь быстрее? — зло рявкнул я.
Мирта засмеялась, рывками увеличивая скорость. В приоткрытых окнах запел ветер, и на ее лице возникло хищное ликующее выражение.
Она была сумасшедшей. В такие моменты я в этом не сомневался.
Первым вернулись Петька и Шарлотта. Виновато уставились на меня.
— Что?
— Не пустили, — объяснил Петька.
— Местные, — добавила Шарлотта.
— Прогнали.
— Сами ушли.
На морде Петьки виднелась царапина, Шарлотта берегла правую переднюю лапу.
Я кивнул. То, что из всего воинства назад отправили только двоих, было неплохо. Я ожидал худшего.
— Они?
Петька моргнул.
— Внимают.
— Хорошо. — Я отвернулся и неслышно вздохнул. Солнце стояло в зените, и падавшие на дорожку тени были совсем короткими, антрацитовыми.
«Пойдет назад или нет? — вертелось у меня в голове. — Неужели не пойдет? И что тогда?»
Я сделал несколько шагов вниз по усыпанным рыжими иголками ступеням. На нижней остановился и повернул назад.
Бормот конечно сидел у меня на руках. Он вообще не отходил от меня ни на минуту. Его невозможно было поставить на землю, он тут же снова запрыгивал мне на руки. Иногда мне начинало казаться, что он намертво пришит, приклеен к моему телу и сидит не на руках, а в руках, под кожей ладоней, или что это я незаметной блохой припал к его лапе.
— Говорящий. — Булка приблизилась неслышно, о ее появлении мне оказало только чувство присутствия.
— Да?
— Следи по Ветви.
Золотисто-зеленые глаза Булки были широко распахнуты и светились — ярко, остро, В них, как в паре стоящих друг перед другом зеркал, отражалась череда глаз — Генри, Дру, Мышура, Киля, Асика — детей смежной Ветви… В конце этой цепочки, на далеком темном дне, сидел Зет и щурился на стеклянную, увенчанную латунной табличкой дверь.
«Железнодорожные и авиабилеты», — прочитал я.
Билеты…
Билеты!
Отражение дрогнуло, заколебалось и едва не исчезло.
— Черт!
Бормот недовольно ударил меня лапой и фыркнул. Я прижал пальцы к вискам, лихорадочно соображая: «По работе? Случайность?»
Она уезжала. Уезжала навсегда. Я знал это.
Вывеска матово светилась. Выведенные на ней буквы казались далекими и непонятными, как марсианские каналы.
— Дальше? — Взгляд Булки был зеленым и нетерпеливым.
Я только отмахнулся, продолжая наблюдать. Дверь открылась, и в отражении на стекле мелькнула полупустая улица — дома, каменные тумбы, скамейки, аккуратные мусорные контейнеры, на крышках которых сидели коты.
— Приятного путешествия — произнес масляный голос.
— Спасибо, — ответила Мирта. — Спасибо за помощь. До свидания.
Она вышла на улицу, закурила и пошла по ступенькам вниз, рассеянно обогнув Зета — высокая человеческая фигура на фоне светлого неба.
Я эамер, боясь даже вздохнуть. «Как она пойдет назад? Тем же путем? Или выберет другую дорогу?» Мои пальцы впились в шерсть Бормотa, и он снова недовольно заворчал.