ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (F?licia, ou Mes Fredaines, 1772)
Шрифт:
Идею Сильвино присутствующие встретили с восторгом.
— Дорогая, — обратился он к жене, — ты должна помочь нам: в твоих интересах отомстить этому отвратительному человеку! Как только мы его поймаем… ну, дальнейшее будет исключительно нашим делом.
— Отдаю его вам, — кивнула Сильвина. — Пусть провалятся в преисподнюю все эти отвратительные святоши! Я получила прекрасный урок на всю жизнь, я наказана, что доверяла одному из них. Как могла я слушаться тирана, порицавшего самые невинные удовольствия?! Какое чудовище я выбрала в духовники!
— Не думай о нем больше, дорогая! — сказал растроганный Сильвино, целуя жену. — Просто будь разумнее впредь.
План Сильвино был
Сильвина пришла без минуты опоздания и нашла Беатена в указанном месте. Он был одет во фрак для загородных прогулок, свежевыбрит и причесан лучше обычного (дело в том, что этот человек не принадлежал к числу тех элегантных священнослужителей, которые зачастую выглядят в своих одеяниях изысканнее светских денди, отличаясь от них остриженными в кружок волосами и тонзурой), Беатен же, как я уже говорила, был кюре — и это слово определяет его лучше всего.
Итак, вот он сидит в фиакре рядом с моей тетей, изображающей страсть и нежность. Она взволнованно сообщает ему, что муж только что уехал на несколько дней и они смогут пробыть в Шайо до следующего утра… если, конечно, у ее милого спутника нет более важных дел! Восторгу престарелого сатира не было границ. Глаза Беатена блестели сладострастием, он был на седьмом небе, предвкушая блаженство любовных утех. Наконец экипаж въехал в деревню, и счастливчика самым таинственным образом ввели в дом.
Но как случилось, что проницательный доктор не знал об этом убежище, пока был в фаворе? Очень просто: до отъезда Сильвино домик служил ареной его тайных эскапад, и жена узнала о нем только после того, как был составлен заговор против Беатена. Ах, господин Беатен, знай вы о таком прелестном уголке, наверняка потребовали бы от своей духовной дочери, чтобы она вас сюда отвезла! Как быстро все меняется! В недобрый час вы приехали сегодня в гнездышко любви! Вы бежите Навстречу справедливому возмездию… Но мне вас не жаль, вы это заслужили.
Глава XI. Глава, служащая продолжением предыдущей. Опала Беатена
Пока похоть и ненависть строили каждая свой расчет, презрение и коварство, объединившись, готовили батареи для наказания старого Беатена. Сильвино, Ламбер, художники и я последовали за главными действующими лицами в Шайо и вошли в дом через заднюю дверь. Беатен и Сильвина находились на первом этаже, мы же поднялись на второй.
Тетя под предлогом того, что ей необходимо осмотреть дом и приготовить легкий ужин, пришла к нам, и мы принялись советоваться… Было решено, что Сильвина будет некоторое время морочить Беатену голову, сделает вид, что прислушивается к его наставлениям, пожеманничает и в конце концов согласится уступить. Главное — она должна была заставить доктора лечь в постель без ужина: продуктов в доме не оказалось, а посылать кого-нибудь за провизией не следовало, дабы не подвергать себя опасности и не раскрыть все предприятие. Сильвина исполнила все задуманное невероятно ловко и коварно. Доктор, подгоняемый аппетитом особого рода, с радостью согласился попоститься. Ах, сила желания! Она победила даже чревоугодие Беатена! Любовь! Это наверняка не самое маленькое из твоих чудес!
Беатен уже считал себя на вершине блаженства — Сильвина наконец согласилась лечь с ним в постель. Правда, сославшись на свою стеснительность, она погасила все свечи в спальне: адюльтер, сказала тетя Беатену, гораздо смелее в темноте, излишний стыд повредит наслаждениям. Влюбленный Беатен доверчиво последовал за Сильвиной в комнату наверху.
И вот он лежит в благословенной кровати… Он горит, он мучится желанием… Кающаяся грешница еще борется, она не спешит броситься в его объятия… Но что это? Какой удар судьбы!.. Где спрятаться несчастному Беатену от внезапно появившихся в комнате пятерых человек?! Свет факелов распространил вокруг ужасный, обличающий свет… Изумленный (так, во всяком случае, кажется Беатену) Сильвино и этот ужасный Ламбер вытаскивают шпаги, сталь зловеще блестит, на весь дом гремят их проклятья!
— Наконец-то я застиг вас, низкая изменница! — кричит муж, приставив шпагу к груди Сильвины.
— Отомсти за себя! — вопит Ламбер. — А я избавлю тебя от предателя, который обесчестил и оклеветал тебя! Где он? О, ужас! Он в постели! В твоей постели!
— Остановись, друг мой! — прерывает его Сильвино, давая ускользнуть жене, которая на несколько мгновений всерьез испугалась мужа, — так хорошо он вошел в свою роль. — Остановись, я не могу уступить тебе удовольствие пролить кровь этого коварного соблазнителя…
Чтобы получить точное представление о том, что происходило в тот день в Шайо, следовало там присутствовать. Мне не хватает красноречия, которое помогло бы описать ужас Беатена и потрясающие перемены, произошедшие одновременно с телом его и с духом. Как честный историограф, я вынуждена, как бы неприятно это ни было, отметить, что несчастный доктор замарал — в прямом значении этого слова — простыни Сильвино. Между тем, разрабатывая план, мы условились, что друзья-художники призовут Сильвино и Ламбера к милосердию и разоружат их, уверят Беатена, что жизни его ничто не угрожает, но за ним станут следить, чтобы он никогда больше не вздумал наставлять рога благородным господам… а еще лучше — лишат его такой возможности, произведя маленькую хирургическую операцию. Один из художников, игравший роль хирурга, заявил, что у него случайно оказались при себе инструменты и он легко все исполнит. На таких условиях Ламбер и Сильвино соглашались не убивать Беатена: его вытащили из постели — скорее мертвого, чем живого, — и отнесли в соседнюю комнату — якобы для операции. Там доктору был нанесен самый жестокий Удар — он увидел смеявшуюся до слез Сильвину. Она сочла нужным вмешаться и попросила — а я присоединилась к ее мнению, — чтобы ее бывшего духовника пощадили. В конце концов мужчины решили, что
кастрацию заменят поркой: автора подметного письма связали по рукам и ногам, прислонили к колонне в гостиной, обнажив мясистые ягодицы, принесли охапку розог и использовали все, до последней. Напуганный Беатен не осмелился издать ни единого возгласа… да кто на его месте поступил бы иначе — ведь речь шла о спасении той части тела, что составляет три четверти счастья в жизни любого мужчины!
Закончив экзекуцию, все успокоились. Доктору вернули одежду — в том числе и испачканную рубашку, которую он вынужден был надеть, — препроводили на улицу и вели себя с ним весьма учтиво, освещая путь факелами.