Феникс или возрожденный оккультизм
Шрифт:
Современный мир нуждается в святых, но под этим определением следует понимать личности, предназначенные для высокой цели и сознательно посвятившие себя бескорыстному служению страдающему человечеству. Для Индии таким святым человеком стал махатма Ганди. Тысячи людей были бы счастливы завоевать такое же признание, как Ганди, но только очень многие обладают достаточной силой и мужеством, следуя его примеру, твердо придерживаться того, что он считал высшим принципом. Несколько раз подвергавшийся избиению, несколько раз объявлявшийся мертвым, на долгие периоды лишавшийся свободы и перенесший множество невзгод, которые сломили бы мужество даже физически крепкого мужчины, этот маленький человек «продолжался» благодаря бескорыстию своей цели и силе, рожденной абсолютной убежденностью. Один индийский ученый, выступая на обеде, данном в честь дня рождения великого святого Индии, начал свою речь словами: «Ганди — истинный махатма, великий человек, нашедший свое дело в этом мире страдающего человечества».
Мир, как уже было сказано, нуждается в святых мужчинах, равно как и в женщинах. Добродетелен не тот, кто держит руки сжатыми в кулаки так, что ногти прорастают сквозь ладони, или клянется не мыться до второго пришествия, и не те, кто протирают
Да, нам нужны святые; нам нужен кто-то, способный крепко держать в руках огромный штурвал государственного корабля. Нам нужен сильный и решительный рулевой, который под струями воды, бьющими ему в лицо, и волнами обстоятельств, сбивающими его с ног, выстоит и приведет заблудшее большинство в безопасную гавань. Уже нет времени вставать на колени и молиться, пришло время встать на ноги и трудиться. Господь идет рядом с трудящимся человеком, наделяя мастерством его молот и силой — его руки. Нынешнее время не для тех, кто, думая, что видит свет, уходит в пустыню и кусает ногти, скорбя о людских пороках. Это время тех, кто нашли в оккультизме и философии источник вдохновения для более высоких свершений, чтобы выйти в мир и трудиться, отдавая обществу ту силу, которую ранее обрели они сами. Спасти современный мир можно только путем бескорыстного сотрудничества каждого со всеми, и, если эта цель не будет достигнута, падение империи неизбежно. Только мудрые могут быть бескорыстными, и только просвещенные способны к сотрудничеству. Пришло время им подняться с ложа из гвоздей и занять свое место настоящих выразителей философии и этики, прежде чем мир, подобно крошечному ростку в темном углу, постепенно увянет из-за недостатка света и истины.
АПОЛЛОНИЙ — «АНТИХРИСТ»
Мгновенное исчезновение Аполлония в разгар судилища
Древние книги по искусству магии и некромантии хранят подробное описание множества совершенных Аполлонием чудес. Так, однажды он вызвал ребенка, умершего незадолго до этого, и истолковал его слова в соответствии с правилами, которыми руководствуются оракулы.
Среди выдающихся личностей, обогативших этические системы мира, выделяется славное имя Аполлония Тианского. По предсказанию дельфийского оракула, память о нем сохранится до скончания века, хотя он и будет постоянно становиться жертвой клеветы. Предвидела ли впадавшая в транс Пифия, что Аполлоний будет предан анафеме как Антихрист просто потому, что слишком много языческих чудес посягало на «непогрешимость», бывшую исключительным атрибутом христианского духовенства? До-никейский отец, Юстин Мученик, так описывает метания человека, стоящего перед сложной дилеммой: «Как это получается, — спрашивает он, — что талисманы Аполлония обладают властью над определенными составляющими мироздания, ибо они, как мы видим, укрощают ярость волн и неистовство ветров и предотвращают нападение диких зверей; и тогда как чудеса нашего Господа сохраняются исключительно в традиции, чудеса Аполлония гораздо более многочисленныи действительнопроявились в текущих событиях, дабы ввести в заблуждение всех очевидцев?» Тем самым подтверждается, что даже враги Аполлония верили в его сверхъестественные способности, которые ему приписывали его друзья. Последние к тому же утверждали, что его чудеса совершались благодаря божественному посредничеству, а первые считали его орудием Князя Тьмы, который под видом этого бесспорно благочестивого человека насмехался над подлинными чудесами Назорея и его учеников.
Аполлоний родился в Каппадокии, в городе Тиане, примерно в 16 году н. э. и уже в раннем детстве проявил незаурядные умственные способности. В четырнадцать лет он настолько превзошел своих учителей, что его отправили самостоятельно заканчивать свое образование. Когда ему исполнилось шестнадцать, он вступил в храм Эгея [60] , где совершал удивительные чудеса с помощью обитавших там богов. Он приобрел столь громкую славу, что стоило только заметить спешащего по улицам жителя Силезии, как кто-нибудь из горожан обязательно окликал его и спрашивал, не идет ли он к Аполлонию. В шестнадцать лет он принял пифагореизм. Уже в юности он понял, что знания учителей того времени недостаточны, а их методы чересчур педантичны. Его собственный учитель как-то сказал о нем, что он возвысился до пифагорейской жизни. Согласно древним пифагорейским учениям, юный тианец в течение пяти лет хранил молчание, не ел животной пищи, отвергал все кожаные изделия вплоть до сандалий и заявил, что вино вызывает помутнение эфира души.
60
Эгей— царь Афин.
По
Подобно Пифагору, Аполлоний много путешествовал по Ближнему Востоку и побывал в Индии, где был радушно принят жрецами брахманизма как долгожданный гость. Монастырь, где он останавливался, предположительно находится на территории нынешнего Непала. В «Разоблаченной Изиде» Е.П.Блаватской приводится история путешествия Аполлония на Дальний Восток в изложении его постоянного спутника Дамиса, которая, по ее утверждению, является аллегорическим описанием его посвящения в древние Мистерии нескольких школ, знаменитым адептом которых он был. Этот рассказ включен в труд под названием «Филострат», составленный под покровительством императрицы Юлии Домны [61] , жены Септимия Севера [62] . В то время весь императорский дом чрезвычайно интересовался оккультными науками и почитал Аполлония почти что богом. По сохранившимся записям, Север установил статую Аполлония в своей молельне вместе со скульптурными изображениями Иисуса Христа, Авраама и Орфея и имел обыкновение ежедневно совершать перед ними религиозные обряды. (См. Лампридия [63] .)
61
…императрицы Юлии Домны. — Домна или домина — титул супруги Цезаря-императора.
62
Септимий Север— римский император с 193 по 211 г. н. э.
63
Лампридий— латинский писатель III в. н. э., один из составителей Истории эпохи Августов, т. е. римских императоров.
Бюст Аполлония
Аполлоний оказал немалое влияние на судьбу Римской империи через непосредственное общение с пятью ее правителями: Нероном, Веспасианом, Титом, Домицианом и Нервой. Он находился в Риме как раз в тот момент, когда Нерон издал свой знаменитый указ, запрещающий философам оставаться в этом городе. В этот бурный период Аполлоний прикладывал всяческие усилия, дабы не быть втянутым в политические интриги, разрушавшие имперское государство. Однако в те дни никто не мог чувствовать себя в безопасности, и случилось так, что по приказанию Тигеллина, начальника личной охраны императора Нерона, философ был арестован и брошен в тюрьму по обвинению в особо тяжком преступлении против особы императора. Битва умов этих двух людей, видимо, и в самом деле была жестокой, поскольку Тигеллин делал все, что мог, чтобы заставить тианца как-то себя скомпрометировать. Аполлонию, как Иисусу, задавали провокационные вопросы, и он так же, как и Назорей, отвечал на них слишком разумно для римского государства. Однажды Тигеллин, понадеявшись, что на этот раз он вынудит пифагорейца на дискредитирующее признание, язвительно спросил его: «Аполлоний, что ты думаешь о Нероне?» Коварный инквизитор ждал ответа; он прекрасно знал, что Аполлоний не сможет честно сказать что-нибудь хорошее о царственном распутнике, но если бы он как-то принизил достоинство императора, то, естественно, поплатился бы за это жизнью. Однако ответ Аполлония был выше всяческих похвал: «Любезный Тигеллин, я думаю о нем лучше, чем вы, ибо вы полагаете, что он должен петь, а я считаю, что ему следует хранить молчание».
Однако обвинения против Аполлония наконец все же были состряпаны. И когда он предстал перед судом, его обвинители выступили вперед и предъявили целый свиток жалоб, на котором был приведен подробнейший и непомерно раздутый отчет о его мнимых тяжких преступлениях. Однако Аполлоний всех перехитрил, ибо, когда свиток развернули и представили на рассмотрение суда, все записи исчезли, и суд был вынужден прекратить дело за отсутствием пунктов обвинения.
Несмотря на подобный исход дела, философ благоразумно решил, что без осторожности нет и доблести, и сразу же покинул Рим, продолжив путешествие по городам, являвшимся средоточием знаний в Греции и Египте. В Александрии он встретился с Веспасианом и обсудил с ним государственные обязанности. Позднее император Тит отправил ему послание с просьбой оказать ему честь, согласившись посовещаться с ним в Тарсе. Тот же самый Тит выказал Аполлонию высочайшее уважение, какого он вообще когда-либо удостаивался в этой жизни. Вскоре после вступления на престол Тит получил письмо от Аполлония, в котором тот советовал ему придерживаться умеренной политики в управлении Римом. Ответ нового императора был таков: «От своего имени и от имени моей страны я приношу вам благодарность и приму во внимание ваш совет. Воистину я победил Иерусалим, но вы, Аполлоний, одержали победу надо мной».
Когда Аполлонию было почти восемьдесят лет, он вернулся в Рим, где в то время правил император Домициан, которого он считал тираном и человеком, абсолютно не подходящим для столь высокого и ответственного поста. Почти сразу же после прибытия в Рим Аполлоний вновь был брошен в тюрьму, на этот раз по обвинению в колдовстве и чародействе. Рассказывают, что, когда он находился в тюрьме, один из тюремщиков как-то спросил философа, когда же его отпустят на свободу. «Завтра, если надеяться на судью, — ответил Аполлоний, — и сию секунду, если надеяться на себя». С этими словами он вытащил руки из кандалов и, улыбнувшись, сказал: «Видите, какой свободой я здесь пользуюсь». Затем он снова надел кандалы и, усевшись на скамью, погрузился в философскую задумчивость, полностью отрешившись от времени и пространства.