Феникс. Служение
Шрифт:
Я попрощалась с Бертом, который, кажется, вновь намеревался схлестнуться с Арджаном в попытке взять реванш, и направилась к «Дому с желтой оградой». Благо даже спрашивать не надо было куда идти — приметное здание я запомнила еще когда шла из резиденции герцога к Берту в гости. Было это, благо, недалеко, и риск столкнуться с кем-то из свиты принца тут был минимальным.
Поместье Мишель внутри и снаружи было старым, запущенным и довольно темным. Дверь мне после нескольких ударов старомодным дверным молотком по не менее
На удивление, мне даже не понадобилось просить аудиенции с Мишель — старик словно бы меня ждал и без слов пустил в дом. Провел в гостиную и, предложив подождать кофе, ушел куда-то на кухню.
Мишель появилась спустя немало времени. Я уже начала думать, что речь идет о какой-то ошибке и меня с кем-то спутали, и теперь хозяева не знают, как прогнать вооруженную незнакомку с платком на лице, но все же пожилая женщина спустилась в гостиную. Одета она была в вечернее платье, закрытое и довольно элегантное.
Почти сразу старик дворецкий принес нам кофе со сладостями и, бросив странный взгляд на свою госпожу, почти бегом удалился из комнаты.
— Вы можете не скрывать лица, — вместо приветствия проговорила скрипучим голосом Мишель. — Я знаю, кто вы, Служительница. Я давно вас жду. Выпьете со мной кофе?
Я чуть склонила голову, рассматривая старуху. Внимательный, цепкий взгляд глубоких глаз. Внимательный и… обреченный?
Что тут вообще происходит?
Женщина взяла свою чашку, я — свою. Вдохнула аромат, чувствуя в его глубине тонкие, незнакомые нотки…
Выпьешь — умрешь.
Меня нельзя отравить. Но переживания кинжала о моей судьбе льстят.
Я посмотрела на старуху, склонив голову. Отставила чашку.
— Мне редко предлагают кофе с ядом те, кого я даже не знаю.
На лице пожилой аристократки промелькнула целая гамма эмоций. Потом она отставила и свою чашку. Тяжело вздохнула. Оглянулась по сторонам. Сел поудобнее в широком кресле, запрокинула голову…
— Я готова. Не нужно медлить. Только, прошу, один удар, не хочу мучаться.
— Что?
Фитий, дай мне сил… Она безумна?, Вроде нет. От безумцев нередко исходил специфический запах… Но тут его не было. Не было и запаха тьмы, запретной магии и прочих «приятных» ароматов.
— Ты — Служитель Огня и погибель для всех, преступивших закон. Даже судья, сам выносящий приговоры, для тебя никто перед лицом истинного правосудия, — говорила старуха все еще сидя в нелепой позе, хоть и пыталась на меня посматривать как могла. — И я знала, что ты придешь за моей жизнью, которой мне платить за мои прегрешения.
О Владыки! Я же не жрец, чтобы мне каялись во всех грехах…
— Давайте повременим с казнью, — дипломатично заметила я, — у меня есть вопросы. Например, зачем вы меня сначала впустили, а потом попытались отравить… что, кстати, подмешав?
— Черный корень, — с готовностью признала старуха, садясь чуть ровнее.
О как. Огонь бы справился, но больно бы было…
Я предупреждал.
— И зачем? Или раскаянье, или покушение на палача, разве нет? Зачем все сразу?
Старуха, кажется, сбрендила. Но достать черный корень…Сильно. Смертельная штука, кстати.
— Я — раба Владык и грешна, — с готовностью призналась владелица дома. — Я желала облегчить жизнь отцу и себе — и отправила его на Дорогу раньше срока. И я знала, что кара меня настигнет, что та, кто убивает убийц, придет в мой дом. Но всем разумным хочется жить — и я, пусть и слаба, но не исключение.
Иными словами, она убедила себя, что я непременно отправлю ее на тот свет, и решила разобраться с проблемой радикально. А когда не удалось — приняла свой удел. Так что ли?
Или кто-то просто хочет избавиться от чувства вины? И это стремление может пригодиться…
Я свела пальцы перед собой, смотря на старуху оценивающим взором.
Фитай, да прости меня, слабую слугу твою.
— Я — Служительница. И я оборвала жизнь недостойного, совершившего много тяжких грехов. Но Владыки не желают, чтобы их дети раньше срока шли на Дорогу. И коли того можно избежать — то того нужно избегать. Есть разная плата за разные грехи. Поведай мне о своих, и я скажу, насколько они тяжки.
Старуха, кажется, понявшая, что прямо сейчас ее без головы не оставят, и вообще может быть казни и не случится, приободрилась и начала рассказывать. Ярко, бурно, со всеми подробностями. Мне оставалось слушать — и направлять изложение в нужное русло.
Отравление отца, после тюрьмы сошедшего с ума и едва не убившую и ее, и ее дочь, вместе с мелкими махинациями с ценными бумагами и сортами драгоценных камней обошлись Мишель Ограм в три рубина.
К концу беседы старуха немало так повеселела, как человек, избавившийся от того, что годами его тяготило, и даже попыталась завести со мной светскую беседу. Не очень успешно.
Фитай, прости слугу свою недостойную. Но порой, чтобы уничтожать зло, и самому приходится быть злом.
Едва ли облегчение кошелька взамен на облегчение души — зло, Феникс.
Разумеется. А вот пользоваться доверием и мошенничать — вполне себе зло.
В том, чтобы соответствовать ожиданиям нет мошенничества.
А ты знаток в вопросах о том, что хорошо и что плохо, как я вижу.
Боюсь, это слишком индивидуальная сфера, чтобы быть в ней знатоком. Но ты судишь себя очень строго, Феникс. Зачем?