Феникс
Шрифт:
— Таир, мне боязно…
— Сидел бы ты дома, мальчик, под тёплым одеялом.
— Мы уже приехали? — Фатима усиленно тёрла глаза кулаками.
— Приехали, — иронично передразнил Май, с тревогой наблюдая за тем, как Таир прикрепляет к спине баллон с кислородом и проверяет респиратор.
— Как только выйду, включишь поле, — приказал он Маю.
— Ой, сколько волчьих глаз! — воскликнула Фатима, прильнув к экрану. — Они окружают нас!
— Советую не особенно пристально разглядывать их, — сказал Таир, прихватив небольшой блестящий контейнер.
— Смотрите! Глаза превратились в цветы! — воскликнула Фатима.
Но Таир уже не слышал её.
— Метаморфосты хотят обманом привлечь к себе внимание,
— Включай поле!
— Не дрожи! Я уже включил.
На экране появился Таир в шлеме. Атмосфера Ригоры была слегка разреженной, но притяжение аналогично эсперейскому, поэтому шёл он свободно.
Увидев человека, метаморфосты на миг замерли. Гигантские цветы причудливых расцветок внезапно растаяли, и на их месте появились безобразные, медузоподобные существа с многоглазыми головами.
— А мне совсем не страшно, ну нисколечки, — шептала Фатима, ёрзая в кресле. — Только бы не набросились на Таира! Ой, они тянут к нему свои щупальцы!
— Это срабатывает магнитная ловушка.
Метаморфосты все более сжимали кольцо вокруг Таира. Из студенистых глазастых существ они превратились в громадных толстых змей со множеством голов, из пастей которых вырывались языки пламени. Таир старался не смотреть на чудовищ. Открыл контейнер и направил в их сторону зеркальный луч. В тот же миг, будто на рыболовный крючок, к лучу прицепился один змей и, свернувшись в клубок, поплыл прямо в открытую дверцу контейнера, уменьшаясь на ходу. Приблизившись к Таиру, он стал совсем крохотным и легко скользнул внутрь ловушки. Таир быстро захлопнул дверцу, попятился к хронолету, но не тут-то было. Слившись в монолитное кольцо, метаморфосты все уже и уже стягивались вокруг него.
Фатима закрыла руками лицо. Май, впившись в подлокотники кресла, не отрывал взгляда от экрана. Вот Таир повернулся к хронолету и начал неспешно наступать на змеиное кольцо. Оно недоуменно остановилось и вдруг стало медленно пятиться, приближаясь к машине. Поняв замысел Таира, Май осторожно расширил поле и как только Таир нырнул в образовавшийся просвет, мгновенно поставил перед метаморфостами силовую стену.
— Молодчага, — похвалил Таир мальчика, заталкивая контейнер в нишу рубки.
Фатима с опаской бросила туда взгляд:
— Не вылезет?
— Не волнуйся, малышка. — Таир обнял её. — Хорошие вы ребята, а я вот — не рассчитал собственных силёнок и, не будь вас, стал бы добычей этого чудища.
— Таир… — Май вопросительно смотрел на него.
— Что ж, давай, — понимающе кивнул Таир.
Май заложил в компьютер программу полёта на Землю.
— О временной шкале не забыл?
— Нет. Вначале посетим время Фатимы.
Девочка радостно всплеснула руками.
Возможно, сам того не ведая, где-то в тайниках сердца он замышлял возвращение сюда. Иначе зачем, собираясь на Ригору, надел самую земную из своих одежд: не привлекающие особого внимания тёмные, с лёгкой искоркой брюки и просторный синий блузон.
Прежде чем выйти из хронолета, решил собраться с мыслями, обдумать, какова цель его появления здесь, какие нужны меры предосторожности.
Утомлённые увиденным и пережитым, Май и Фатима крепко спали, когда хронолет приземлился в двух километрах от города, в степи. Опасности, что его обнаружат, не было — система невидимой защиты работала отлично, и Таир ещё раз одобрительно подумал о мальчишках, так умело собравших машину.
Оставлять детей без предупреждения не хотелось: проснутся и ещё натворят глупостей. Хотя сейчас их психика иная, чем у земных ребят — уже успел убедиться в этом. Да и сам изменился, стал другим человеком, пройдя адаптацию, клеточное обновление, информационные окутывания. Какой мудрой выглядела Фатима, явившись к несчастной
— Ты кто такой? И как пробрался сюда?
— Папа… — У Мая сжало горло. — Ваша стоянка выдана, скоро здесь будет фашистское подразделение.
Отец смотрел на него во все глаза.
— Какой ты странный. Что за одежда на тебе? Не холодно? И почему ты назвал меня папой? Сегодня утром мне передали через связного вот это письмо — у меня родился сын! Ему всего три месяца.
— Папа, это я родился.
— А, понял: тебя вчера привели с группой больных из города. Впрочем, — он усмехнулся, — ты и впрямь удивительно похож на меня. Иди-ка сюда. — Он встал, шагнул к Маю, желая обнять его, но тот вскочил со скамьи, попятился и юркнул прочь из землянки, успев на прощанье крикнуть: «До встречи, отец!» Не захотел, чтобы тот обнял пустоту.
Май умолял Таира поприсутствовать во время боя, но уж тут он был непреклонен — к чему травмировать мальчишку? Ведь ему захочется спасти насмерть раненого отца, а это будет невозможно. И так произвели впечатление условия быта в лесу, угрозы в любую минуту быть уничтоженным и удивительное состояние духа партизан, знающих об этом, однако стойко выполняющих свой долг.
Все-таки замечательно, что Май и Фатима увидели родителей, и надо обязательно внести в реплицентр предложение совершать с детьми подобные путешествия. Такие встречи не только укрепят их память о прошлом, но и заложат основы будущей плодотворной деятельности. Ведь это же не бесцельное шатанье по векам.
— Я обязательно сюда вернусь затем, чтобы оживить отца, — поклялся Май.
— И я вернусь, — блеснула глазами Фатима.
О том, что ему тоже хочется побывать в своём прошлом, дети, конечно, догадались. И вот теперь он ждал, когда они проснутся, чтобы сообщить им, куда прилетели. Пожалуй, неплохо бы показать им Интернополь, один из первых городов братства.
Под ногами шуршала листва и было приятно ступать по её мягкому ковру. Айка шла осторожно, не спеша, ещё не привыкнув к новому состоянию, когда все тело живое, движущееся и нет надобности ни в коляске, ни в какой другой опоре.
Купальный сезон уже кончился, море рябилось серыми, по — осеннему пасмурными барашками. Каждый день после тихого часа она приходила на пляж и, бросив на песок вязаную подстилку, подолгу сидела у маслины, следя за полётом чаек, летающих над водой с протяжными криками.
То, что она встала на ноги, не было чудом: каждый день её, по сути, был движением к этому. Но теперь, когда усилия врачей и её собственные увенчались успехом, — она передвигалась без какой — либо опоры, — все вдруг потеряло смысл. Зачем эта радость движения, если теперь обездвижен тот, кто так хотел видеть её здоровой? И все — таки радость была. Телесная. От ощущения пружинящей под ногами земли, просто от непривычности вертикального положения. Но переживать эту радость было горько и совсем не хотелось о ней говорить даже со Светланой, с которой она сблизилась после той страшной минуты у салторийского кинотеатра.