Феникс
Шрифт:
Маленькая девочку всхлипывает и кивает.
Я встаю и осматриваю вагон в поисках Эша и Элайджи, мы должны были все встретиться здесь. Никого. Я снова внимательно осматриваю вагон, вспоминая, что они переодеты и в гриме. Когда я в третий раз просматриваю лица, останавливаясь на каждом, но не узнаю в этих людях никого из них, у меня горло сжимается от напряжения. Их нет в поезде.
Глава 17
НАТАЛИ
МОЖЕТ БЫТЬ, они ждут меня не в том вагоне? Я успокаиваю себя, пока торопливо иду по поезду, то и дело,
— Простите, извините, — бормочу я по дороге. У меня сжимается сердце, я очень надеюсь, что Эшу с Элайджей все же удалось сесть на поезд. А что, если их схватили? Эш уже мог быть в тюремной камере, пока я застряла здесь в поезде, неспособная ничем помочь.
Поезд набирает скорость и за решетчатыми окнами мелькает Блэк Сити. Через два дня мы будем в Джорджиане, где все, за исключением нас сойдут с поезда, чтобы продолжить дорогу в Центрум. Мы же пересядем на другой поезд до Фракии. Я внимательно всматриваюсь в лица в следующем вагоне, а потом и в следующем, отчаяние во мне все нарастает, когда от вагона к вагону я никого не узнаю. Я прохожу через грузовой вагон, который доверху забит красно-белыми эмалированными тазами и уже на грани истерики дергаю стальную дверь в следующий вагон.
Я замираю как вкопанная.
Весь вагон забит гвардейцами. Их там, по крайней мере, человек пятьдесят. Они все смеются, играют в карты и пьют Шайн. На каждом столе по цифровому экрану, по которым транслируются последние новости Си-Би-Эн. У их ног стоят автоматы и мечи. Они поднимают на меня глаза, и я быстро надвигаю свою кепку ниже, пряча лицо.
— Простите, я ищу своего брата, — бормочу я, и спешу по проходу.
Я прохожу мимо тощего гвардейца с бритой головой и с вытатуированной розой над левым ухом. Он пристально наблюдает за мной, глаза прищурены, и у меня начинает сосать под ложечкой, когда я понимаю, что знаю его. Его зовут Нил или типа того. Он раньше работал в штабе Стражей, когда мама была еще Эмиссаром. Должно быть, я сотни раз проходила по коридорам мимо него.
Он поднимает ногу, упираясь ею в стену, преграждая мне путь.
— Я тебя знаю? — спрашивает он.
Я мотаю головой.
— Нет, сэр.
Он проводит большим пальцем по своей губе. Мне никак нельзя быть поблизости, пока он не догадается, кто я такая. Я перешагиваю через его ногу и со всех ног бросаюсь в следующий вагон. Навстречу мне по проходу идет, обеспокоенно вглядывающийся в лица пассажиров, высокий красивый голубоглазый загорелый блондин. У меня уходит одна секунда, чтобы понять, это этот загорелый Адонис — Эш. Элайджа идет позади него. На меня накатывает волна облегчение. Я пробираюсь через толпу, перешагиваю через вытянутые ноги и багаж и встречаюсь с ними на середине вагона. Эш тянет меня в крепкие объятья.
— Я так волновался за тебя, — шепчет он.
— Я тоже, — отвечаю я, поглаживая его лицо.
Детишки, сидящие поблизости, бросают на нас насмешливые взгляды, и я вспоминаю, что одета как четырнадцатилетний мальчишка.
Я вынуждена отстраниться.
— Нам нельзя... я только что нарвалась на знакомого гвардейца.
— Он тебя
— Я показалась ему знакомой, но он не смог задержать меня.
— Нам нужно вернуться обратно, — говорит Элайджа, указывая на вагон, из которого они только что пришли.
Мы направляемся в следующий вагон, и Эш находит пустое пространство на полу, чтобы можно было усесться, зажатое между рядом сидений и грязным туалетом, у которого вместо двери ширма. Я стараюсь не слишком впадать в уныние от того, что мы застряли здесь на несколько дней.
— Я не стану здесь сидеть, — говорит Элайджа сквозь стиснутые зубы. — Я сын Консула и не привык, чтобы со мной обращались, как с какой-нибудь собакой.
— Идти больше некуда. Если, конечно, ты не хочешь сидеть на чертовой крыше? — говорит Эш, тыча пальцев в эвакуационный люк над нами.
Элайджа чертыхается себе под нос.
Рядом с нами сидит кудрявая черноволосая девочка-подросток, которая с любопытством поглядывает на нас. Я начинаю чувствовать давление вокруг груди, моё беспокойство растет, еще и от того, что мы заперты в ловушку в этом поезде с пятью десятками гвардейцев Стражей, которые находятся всего в нескольких вагонах от нас. Это был сумасшедший план! Я дергаю свой бандаж под рубахой.
— Ты в порядке? — спрашивает Эш.
— Мне необходимо ослабить повязку. — Я иду в туалет и закрываюсь ширмой от коридора.
Кабинка тесная, освещена одной-единственной масляной лампой, которая висит над головой, освещая все вокруг оранжевым светом, что нисколько не улучшает вид на проеденный ржавчиной металлический унитаз и раковину. Запах невыносим, но я стараюсь не обращать на него внимания, лихорадочно расстегивая рубашку и ослабляя повязки. Я открываю воду и делаю несколько глотков чуть теплой воды, начиная чувствовать себя лучше.
— Взглянешь на неё еще раз, и я перережу твою чертову глотку, — огрызается Эш по другую сторону ширмы.
Я смотрю через щели ширмы и вижу, как рука Эша вцепилась в горло Элайджи. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что Бастет смотрел, как я раздевалась. Блин!
— Эш, отпусти его, пока кто-нибудь не позвал гвардейцев, — говорю я через ширму.
Он убирает руку, а Элайджа потирает горло в пострадавшем месте.
Я застегиваюсь на все пуговицы, а потом роюсь в карманах штанов, в поисках лекарства для сердца. Я достаю одну белую таблетку, запивая её водой, а затем смотрю на свое отражение в потрескавшемся зеркале над раковиной. При виде себя, я кривлю губы. Без грима, я выгляжу просто ужасно. Как я могу нравиться парням? Мои глаза выглядят тусклыми и желтыми... желтыми?
Я ближе наклоняюсь к зеркалу. Белок в левом глазу слегка желтоват, особенно в уголке, как в ночь моего дня рождения. С ним определенно что-то не так. Может я подхватила инфекцию или типа того? Этого только не хватало. Я вздыхаю и выхожу из туалета, сознательно пиная Элайджа по ноге, когда сажусь на пол. У Эша мой жест вызывает кривую ухмылку.
— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он.
— Намного, — говорю я.
— Что ж, нам придется как-то устраиваться. Мы здесь проведем несколько дней, — вздыхает Эш.