Феномен хищника
Шрифт:
Прежде чем заняться сбором информации на другой стороне земного шара, я не смогла удержаться от искушения навестить «город, которого нет». Когда-то, в подземелье бывшего метро, Джессика буквально огорошила меня этой фразой. Теперь я смотрела на то, что осталось, собственными глазами и едва удерживалась от слёз.
– «Ты жила тут в прошлом?» – спросила Волчица.
– «Нет, просто с этим городом связано очень много воспоминаний».
Дискай шёл на высоте полутора сотен метров, сканеры работали в активном режиме, ведя поиск любых форм органической жизни. Пока что самыми
Я неторопливо прогуливалась по большой прямоугольной площади перед величественной старинной крепостью из красного камня. Похоже, её стены и башни перенесли испытание безвременьем гораздо легче, чем более современные здания вокруг, лежавшие в замшелых руинах.
Где, казалось, вечные толпы туристов с фотоаппаратами, позировавших на фоне башен и храмов? Флаг над куполом? Вереницы машин на мосту? Ни малейшего движения, только тлен запустения, зловещие и страшные следы безвозвратного распада.
На память пришли щемящие слова и мелодия.
Ночь и тишина, данная навек. Дождь, а может быть падает снег. Всё равно бесконечной надеждой согрет, Я вдали вижу город, которого нет.Где легко найти страннику приют. Где наверняка помнят и ждут. День за днём, то теряя, то путая след, Я иду в этот город, которого нет.Там для меня горит очаг, Как вечный знак забытых истин. Мне до него последний шаг, И этот шаг длиннее жизни… [84]84
"Город, которого нет». И.Корнелюк http://mp3ex.net/txt/song/16816.html
Нелепая своим сюрреализмом картина парализовывала все органы чувств – инопланетная «тарелка» посреди заросшей травой и мхом вечной площади. Деревья не смогли тут пока что прижиться, небольшой слой наносной почвы прятал под собой по-прежнему плотно пригнанную брусчатку. «Город, которого нет…»
Приняв новый облик и другую судьбу, я сохранила память о прежних временах, о своей некогда Великой Родине и её народе. То, что я видела сейчас, было невозможно хладнокровно описывать словами, а переполнявшие меня эмоции во всей их полноте воспринимали подруги.
– «Сочувствую», – подумала Джес, и обе спутницы тотчас к ней присоединились.
– «Спасибо… Никогда не думала, что история может кончиться вот так». Покачав головой, я шагнула на аппарель диская.
Кратчайший путь к Северному Треугольнику лежал через полярные льды, либо по баллистической траектории с выходом в околоземное пространство. Я предпочла второе, возможности плейта позволили уже через пару часов достичь первой заселённой территории на сорок восьмой широте. Это было самое северное поселение людей на континенте, где они с полным правом могли именоваться «кантри».
Снизившись, мы довольно долго наблюдали бескрайние нехоженые-неезженные леса, равнины, холмы, реки, и снова нескончаемые дремучие чащи, сверху похожие на пушистый зелёный ковёр. Настоящий океан леса, раскинувшийся на сотни километров. В конце концов он сменился диковинной для этого мира картиной – маленькими квадратиками обрабатываемых полей, заплатками лугов с пасущимися лошадьми и коровами. Брейн начал запись, машина опустилась, выбрала удобное место неподалёку от деревни и зависла.
Невидимые разведчики вырвались на свободу, накрывая людское селение, проникая в дома и хозяйственные постройки, заглядывая через плечо буквально каждому жителю. Строителям – они уже сложили желтовато-смолистые брёвна в сруб, ползая по лестницам, ладили крышу. В главную для нынешней деревни мастерскую, дом кузнеца. Стареющий мастер передавал тут секреты работы с металлом трём юным ученикам, надежде этой уже довольно разросшейся человеческой колонии. К плотникам-столярам, из самого доступного материала делавшим множество самых разных необходимых вещей. К мастерицам, что плели циновки и корзины, ткали холст, вертели горшки из глины. На рудный промысел, в посуду с варящейся пищей, в колыбели младенцев – наноботы смотрели всюду.
Возле собачьей конуры у крыльца этого дома играли неуклюжие смешные щенки. Комната полутёмная даже в солнечный полдень. Селянка неопределённого возраста, сгорбившись, корпела над рукоделием, изредка отирала рукавом слёзы. Человек пять малышни по очереди хлебали жидкое варево из треснутой глиняной миски. Тут же в комнате, в углу обретались три маленьких овечки.
Солнце палило по-летнему. На опушке леса с десяток обливающихся потом мужчин конской да воловьей тягой корчевали пни, освобождая место под будущую пашню.
– «С лесом воюют – добра не жди», – с другой стороны планеты подумала мне Волчица, моими глазами видя эту картину.
– «Так начиналось и в прошлый раз. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Не может человек жить в гармонии с землёй, всё ему мало, всё надо ободрать, да в рот». Джессика ответила горькой иронией.
– «Кантри губят природу, правители таунов точно так же изводят кантри. Замечательная картина!»
В лугах высоко взошли травы, настала пора косить. С опытными селянами поехали в этот раз и молодые – близнецы Робин и Робин. Косари шли рядами, широкие взмахи веером валили стеной стоявшие стебли, полуденный зной за пару часов высушивал скошенную траву.
Сперва новички тщательно следили за наклоном сверкающих лезвий. Чтобы как все – ловко и быстро, чтобы не опозориться ненароком. Чтобы косы воедино слились с крепкими жилистыми руками, вошли в ритм звенящих размеренных шорохов. Шаг – взмах, шаг – взмах.
Робины подустали на жаре. Даже если смежить веки, перед глазами юных косарей всё равно волнами колыхались высокие сочные травы. Руки-ноги налились тяжестью, все силы уходили в широкие движения от плеча до плеча.
Наконец, долгожданный отдых – кантри сделали по глотку воды, завалились на свежескошенную траву, заложив руки за голову и глядя в бездонное голубое небо, полной грудью вдыхая ароматы разнотравья, думая кто о чём.
Их поселение далеко от города, уроды последний раз наведывались прошлой осенью. Пришло немного, штук десять, все в этой земле и остались. Вдовы и матери с тех пор успели оплакать убитых сельчан, иные смогли кое-как наладить новую жизнь.
Семью близнецов беда тоже не минула: отца застрелили исподтишка, во время уборки урожая. Теперь Робины, после матери самые старшие в семье, отдыхали рядом. Почти неотличимые, одинаково одетые, одинаково веснушчатые, с облупленными от солнца носами и выгоревшими русыми лохмами. Не понять – кто брат, кто сестра.