Феномен Табачковой
Шрифт:
– Небось, Валерику подарочек? Балуешь ты своих, Анна. Впрочем, как и я.
И эти слова вырвали у Табачковой сердитое признание в том, что мотоцикл - ее личная собственность.
– Эго как же?
– не поняла Зинаида Яковлевна, все еще спокойно снимая пальто, боты и переобуваясь в тапочки.
– Очень просто. Мотоцикл мой. И я буду на нем ездить.
– Ну ладно, хватит дурить, - отмахнулась Черноморец, вошла в комнату и обмерла. Смысл сказанного Табачковой дошел до нее лишь в тот миг, когда она
– Да-да, опять у разбитого корыта, - усмехнулась Анна Матвеевна ее молчаливой потрясенности.
Черноморец подошла к стене, на которой еще не так давно висел ковер, а теперь красовался силуэт мотоцикла, зачем-то потрогала ее, обернулась к Анне Матвеевне, опять провела ладонью по стене, будто не доверяя собственному зрению и осязанию, и обвела комнату каким-то опустошенным взглядом.
– Жаль твоих трудов и своих не меньше, но так нужно, - сказала Анна Матвеевна.
– Аннушка, дорогая, - пролепетала Черноморец, встала, навалилась на нее жарким грузным телом и расплакалась.
– Что же это с тобой делается, бедняжечка ты моя горемычная, - причитала она, всхлипывая.
– Пенсия проклятая, как людей ломает!
– Что ты, что ты, Зина, - растерялась Анна Матвеевна и погладила ее по голове, едва удерживаясь на ногах под тяжестью ее тела. А Черноморец, срываясь на высокие ноты, уже по-настоящему голосила. Анна Матвеевна замолчала, прислушиваясь к ее плачу, потом не выдержала, вспылила: - Да что ты, как по покойнице, Зинаида! А ну, цыц!
Черноморец смолкла и уставилась на Табачкову.
– Жива я, здорова, - сердито сказала Анна Матвеевна, - и нечего меня заживо хоронить.
– Боже мой, да что же это за бред такой!
– опять всхлипнула Черноморец.
– Цыц!
– снова крикнула на нее Табачкова, да так громко, что Черноморец сильно вздрогнула своим громоздким телом.
– Разум мой при мне, поэтому хватит белугой реветь, - Анна Матвеевна вытерла носовым платком мясистое лицо подруги.
– Ну чем эта комната хуже той? Один стол сколько места занимал, вечно за него цеплялась. А громадный гардероб? Да на кой он мне? Посуда теперь в шкафчике на кухне, и, представь, спокойно обхожусь без купеческого серванта с его обнаженными внутренностями. Пойми, это не каприз, а необходимость.
– Ка-ка-я?
– протяжно пробасила Черноморец.
– Потом, Зина, объясню. Сейчас нельзя, - многозначительно сказала она.
– А как на все это Ермолаевна смотрит?
– Никак. Мы давно не виделись.
– Опять рассоримшись?
– Вроде.
Черноморец как-то сразу заспешила, засуетилась, сказала, что у нее уйма дел, и ушла. "К Миле побежала", - догадалась Табачкова и слабо улыбнулась в недобром предчувствии.
Через час в квартиру позвонили. На пороге стояли Черноморец со Смурой и двое мужчин в белых халатах.
–
– Тебя на время госпитализируют, подлечишься, и все будет в порядке. Мы с тобой в тот раз повздорили из-за чепухи, так ты не питай ко мне зла.
– Она заглянула Анне Матвеевне в глаза, будто надеясь отыскать там нечто очень интересующее ее, и, ничего не найдя, занервничала; Одевайся, дружочек, поехали.
– Погодите, - сказал мужчина с портфелем, видимо, врач.
– Пройдемте в комнату. Посторонних прошу выйти.
С покорным вздохом Анна Матвеевна подчинилась. А потом было то же, что когда-то на приеме у усатого доктора. Ее обслушивали, осматривали, обстукивали, проверяли рефлексы и реакции.
– На что жалуетесь?
– спросил доктор.
– Здоровая я, как коровушка, - грубовато ответила она, здравомысляще умолчав о голосах.
– Идемте, - кивнул доктор санитару.
– Нам здесь делать нечего. Вызов ложный.
– То есть как ложный?
– выскочила из кухни Смурая.
– Да она делает глупость за глупостью, да если все проанализировать...
– Вот и анализируйте на досуге, - спокойно сказал доктор.
– А это, по-вашему, что?
– Нина Ермолаевна пнула ногой мотоцикл. Думаете, зачем она купила его?
– Мужу или сыну?
– спросил санитар, рассматривая "яву".
Смурая нехорошо засмеялась, но спохватилась и громким шепотом сказала:
– Себе! Она думает ездить на нем сама! Са-ма!
– Это правда?
– доктор с интересом обернулся к Анне Матвеевне.
Она смутилась, однако нашла в себе мужество спокойно кивнуть.
– Да.
Доктор внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.
– Надо же, - сказал он с явным уважением.
– Впрочем, ничего необычного. Слыхали о летающей бабушке? Есть такая в США - Мариам Харт. В свои восемьдесят три года установила новый мировой рекорд на одномоторном самолете "Бичкрафт": перелетела через Атлантический океан и приземлилась в ирландском аэропорту Шеннон.
– Ну вот, а мне еще и шестидесяти нет, - торжествующе сказала Табачкова.
– При чем тут какая-то Мариам?
– подала голос Черноморец, до сих пор молча наблюдавшая за всем.
– Ведь это не у нас.
– А у нас, может, будет что-нибудь любопытней, - доктор моргнул санитару, и они ушли.
– В конце концов, мотоцикл - не самолет. Почему бы и нет?
– Анна Матвеевна примирительно взяла удрученных подруг под руки и повела в комнату.
Чего только не случилось за эти длинные таять дней!
Ты лежал в незнакомом городе с сердечным приступом, и молодые рассеянные врачихи по неопытности вводили тебе в вену не то лекарство, что нужно.
Твой горящий самолет с отломанным крылом падал в море.