Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие
Шрифт:
9. Сознание опосредовано формами, символами и понятиями мышления.
Непосредственное восприятие действительности считается необоснованной научной претензией. Познание или объективация предметной действительности встает на путь опосредованности. Речь идет об опосредованности формами, символами и понятиями мышления. Это и приводит к выявлению различных смыслов предметных взаимосвязей в разных отраслях науки, например, в физике, химии. Логика таких подходов приводит Э. Кассирера к отрицанию единства бытия. Бытие «распадается на бессвязное многообразие сущего». Идея единства бытия вытесняется, таким образом, из сферы познания. Бытие предстает как царство, характеризуемое множественностью, обусловленностью, относительностью явлений.
Новой задачей науки является, по мнению автора, обозрение целостности,
10. Познание есть один из видов формотворчества.
В перспективе своего концептуального подхода Э. Кассирер уточняет само понятие познания. Познание представляет собой один из видов формотворчества. Познание – это формирование многообразия. Данный процесс предполагает, однако, сведение множества разных явлений к единству. Этот процесс называется интеллектуальным синтезом.
Переходя к определению функции языкового мышления, он подчеркивает, что мыслительная функция – это не столько оформление мира (Gestaltung der Welt), сколько формирование мира (Gestaltung zur Welt).
11. Сущность знака проявляется во взаимодействии языка и мышления.
Процесс познания всегда шел в ногу с разработкой знаковой системы. В этом смысле логика вещей не отделима от логики знаков. Об этом говорил еще Г. В. Лейбниц. Э. Кассирер определяет сущность знака в перспективе взаимоотношения языка и мышления, ср.: «Знак есть не просто случайная оболочка мысли, а ее необходимый и существенный орган». Конечно, здесь затрагивается не аспект происхождения языкового знака, которому современная лингвистика, отдавая дань традиции, приписывает конвенциональный характер. Речь идет о функциональном аспекте языкового знака, собственно уже – речевого знака, соотносимого говорящим с мыслью.
Для философа знак все еще одежда, которая помогает увидеть контуры мыслительного тела.
В понимании Э. Кассирера, знак – это инструмент, благодаря которому «формируется и впервые приобретает полную определенность» мыслительное понятие.
12. Язык есть средство анализа идей, а не вещей.
Интерпретируя эмпиризм Локка, Э. Кассирер отмечает, что данный автор изначально рассматривал язык как средство познания. Язык должен использоваться для анализа идей. Почему, именно язык? Потому что «все языковые обозначения никогда не служат непосредственно выражением самих вещей, а соотносятся исключительно с идеями духа, с собственными представлениями говорящего». Еще Гоббс указывал на то, что «имена – это знаки понятий, а не знаки самих предметов». Язык как выражение понятий оказался, однако, не очень надежным инструментом познания в силу своей эмпиричности. Только абстрактные слова избавляют нас в какой-то степени от ложности, приблизительности выражения идей. Однако слова с высоким сенсуальным содержанием, по-видимому, в этом отношении сильно обманчивы. Последователи-философы стали говорить о «злоупотреблении слов» и, соответственно, начали критиковать язык как средство познания. По мнению автора, более всего сомневался в познавательной силе языка Д. Беркли, который прямо сформулировал вопрос: «не служит ли язык более препятствием, чем помощью успехам наук?».
13. Отдельное слово представляет вещь вне речевого целого и внутри речевого целого односторонне.
Язык посредством своих отдельных слов ограничивает предметы бытия, которые обозначаются словами. Иначе говоря, обособленность, частичность слова изымает обозначаемый предмет «из непосредственного потока становления, где он пребывает». Таким образом, отдельное слово способствует тому, что предмет «понимается не в соответствии с его целым» (там же), он освещается словом односторонне. Слово дает предмету однобокое определение. Чтобы нейтрализовать эту ограниченность данного слова, ему следует противопоставить другое слово с прямо противоположным значением (понятием). В этом случае язык предстанет перед нами как нечто целое. Целостность языка становится возможной только благодаря связи противоположных понятий, заключенных в разных словах, ср. мир – война; зима –
14. Звуковой знак является связующим звеном между объективными и субъективными фактами.
Э. Кассирер, рассмотрев различные (эмпирические, рационалистические, психологические и логические) взгляды на язык и на его роль в познании, в конце концов, приходит к выводу, что они сходны в одном – «цель языка усматривается (ими) в теоретическом знании и выражении этого знания». Слова для представителей этих взглядов – знаки идей, как объективных или субъективных элементов познания.
15. Язык – это «форма чеканки бытия». Язык следует рассматривать как активное средство формообразования сознания. Язык является источником творческой активности субъекта.
Язык не фиксирует пассивно «внешнее наличное бытие», а накладывает на него свою печать. Язык выступает как «форма чеканки бытия». Ценность языковых знаков заключается не столько в том, что они сохраняют из обозначаемого содержания, а в том, что в этом содержании они «элиминируют и преодолевают». Знак взламывает границы налично данного, т. е. выходит за пределы его границ и способствует активизации пространственной фантазии в определенном направлении.
4.4. Людвиг Витгенштейн (1889–1951). Роль языка в формировании позитивного знания. Понимание предложения как способа его интерпретации с помощью другого предложения
Родился в Вене. В 1906 уехал на учебу в Англию. Под руководством Б. Рассела изучал основы математики. В 1914 г. добровольно уходит на фронт, попадает в итальянский плен. После освобождения уезжает в Голландию, где обсуждает с Б. Расселом рукопись своей будущей работы – «Логико-философский трактат». С 1920 по 1926 г. учительствует в сельской начальной школе в Нижней Австрии. Вместе с учениками создает «Словарь для начальных школ», который используется педагогами и сегодня. В «Словаре» собраны простые слова, используемые в речи австрийских детей альпийского региона. «Витгенштейн определенно хотел сделать своих детей рачительными хозяевами языка как родного обиталища. Несомненно, его интересовало и то, как расширить лингвистический спектр, ибо чем шире языковое употребление, тем больший спектр реальности попадает в сферу понимания». В 1930 г. Л. Витгенштейн возвращается в Кембридж, где вступает в должность профессора философии. Чтобы понять его лекции, слушателям требовалась высокая концентрация и невероятные усилия. Вместо того чтобы публиковать книги, он ограничивается краткими, часто не связанными формулировками мыслей, которые фиксирует в многочисленных записных книжках. В 1947 г. философ окончательно оставляет научную и преподавательскую деятельность. В 1953 г., уже после смерти, выходит в свет его главный труд «Философские исследования», составленный на основе оставшихся записей. Если ранний Л. Витгенштейн был в большей мере озабочен проблемами соотношения языка и действительности и рассматривал в своем «Трактате» язык как «проективное изображение» реальности, то позднего Л. Витгенштейна интересуют преимущественно языковые проблемы, в частности, он вводит в философский обиход понятие «языковых игр», свидетельствующих о бесконечным множестве способов использования языка. Приверженцы аналитической философии поспешили объявить языковые игры новой теорией. Надо признать, что метафора языковых игр оказалась живучей. Серьезные ученые, философы и лингвисты, до сих пор «играют в язык» с таким же азартом, с каким когда-то играли альпийские ученики Л. Витгенштейна, выступив в роли самых первых апробантов новой философской доктрины.
• Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. – М., 1958. – 134 с.
• Витгенштейн Л. Философские исследования // Языки как образ мира. – М., СПб., 2003. – С. 220–546.
• Wittgenstein L. Logoisch-philosophische Abhandlung. Tractatus logico-philosophicus. Suhrkamp Verlag. – Frankfurt am Main, 2003. – 117 S.
• Wittgenstein L. Philosophische Grammatik. Teil I. Satz. Sinn des Satzes. Teil II. "Uber Logik und Mathematik. Hrg. von Rush Rhees. – Frankfurt am Main. 1969. – 223 S.