Фенрир. Рожденный волком

Лахлан Марк Даниэль

— Давай вернемся, — говорил он сестре, — уйдем от этой ужас­ной старухи и ее обрядов. Пойдем к какому-нибудь господину или крестьянину, наймемся на работу, скажем, что остались бездомными из-за войны. Давай бросим ее. Давай забудем обо всей этой волшбе.

Но сестра сидела, пиная ногой камешки, и глядела с горы на окрестные долины. А потом она глотала грибы и возвращалась в темноту, и из-за этой вечной связи он был вынужден идти за ней, разделять ее страдания, впускать в сознание магию, чтобы защи­щать сестру.

И он увидел, забившись в тесное пространство пещеры, замуро­ванный камнями, которые приносила и укладывала старая ведьма, однажды он увидел. Бог пришел к нему, улегся рядом, белея во тьме, одноглазый бог крикливых

рун; выражение его лица было стерто безумием, на шее затянута диковинная удавка. Луи — тогда его все еще звали Луи — коснулся его кожи, и она оказалась холодной. И хотя бог был мертв, его разум походил на паутину, в которой, как чувствовал Луи, можно запутаться навеки. Он бежал от мертвого бога по тоннелю, вжимался в стены, но, когда открыл глаза, камней, закрывавших вход в пещеру, уже не было, и рядом с ним на камнях лежала только сестра.

Выйдя из пещеры, он разрыдался, но сестра подошла к нему и сказала, что путь магии нелегок.

— Что там было, в темноте? — спросил он, но сестра не отвеча­ла, она просто держала его за руку. А потом вернулась в темноту, и, хотя он любил ее, он не смог последовать за ней.

К нему подошла старая ведьма, присела рядом.

— Он придет сюда, — она постучала по земле ногой, — чтобы умереть от зубов Волка. Тот бог, которого ты видел в темноте, во­плотится на земле, чтобы сражаться и погибнуть в бою со своим вечным врагом. Когда он погибнет, ты умрешь, твоя сестра умрет. Много народу умрет.

Он пытался спросить, почему он должен погибнуть, но в голове от усталости царил сумбур. Внутри него зрело что-то, похожее на горе.

Старуха только посмотрела ему в глаза.

— Как я могу этому помешать? — спросил он.

— Служить ему.

— Не понимаю.

— В центре мироздания сидят женщины — Норны, они ткут судьбы под мировым древом Иггдрасилем. Все девять миров дер­жат они в своих руках, и людей, и богов. Этот бог обречен встре­тить смерть в сумерки богов. Так требуют Норны. Поэтому бог предлагает им множество смертей во множество эпох, репетирует конец, который порадовал бы ткачих судеб и предвосхитил его окончательное уничтожение. И ты попал в этот зловещий кругово­рот, стал частью ритуала, который повелитель богов предлагает судьбе. И твоя сестра тоже. Ты обречен на гибель.

— Откуда ты знаешь?

Она провела рукой по своему обожженному лицу и налитому кровью глазу.

— Я пожертвовала этим и провела несколько жизней в немоте, чтобы увидеть. Я тоже вовлечена в замыслы богов.

— И как я могу этому помешать?

— Защищай сестру. Пока она жива, богу будет труднее сойти на землю.

— Почему?

— Некоторые вещи, Хугин, надо просто принимать.

Имя вызвало у него в душе отклик, оно обращалось к его сущ­ности. Он отвернулся от старой карги и отправился охотиться в го­ры. То существо в каменном коридоре пробудило в нем что-то. Зре­ние стало острее, рука тверже, ноги проворнее. Когда он брал лук и пускал стрелу, он не мог промахнуться — заяц, овца, даже волк падали от его стрел. Он был силен, и когда к нему стали приходить люди, они быстро научились приносить дары и просить об исцеле­нии, вместо того чтобы размахивать топорами и мечами.

Он часто сидел на рассвете, наблюдая, как тьма стекает в доли­ны и кусты утесника вспыхивают золотом под солнцем, и он часто наблюдал вечерами, как приливные волны теней от реки снова за­топляют холмы.

Зимой они разводили в пещере костер, укрываясь от горных ве­тров, жались друг к другу под шкурами и одеялами.

Старая ведьма пела песню на своем родном языке о двух братьях, которых боги обрекли на то, чтобы убить друг друга, и он все по­нимал. Бог северян пробудил в нем северный язык, связал с тем, кем он был в прежней жизни, когда этот язык был его родным. Бра­тья вынуждены плясать под дудку богов, а боги играют мелодию, которая предвещает их гибель. Судьба братьев заключалась в том, чтобы

умереть, как умрут боги в свой последний день, от зубов Волка. Мать спрятала братьев — одного у волков в восточных ле­сах, другого у крестьян в Долине Песен — в надежде разлучить их. Но одна женщина, в которой жила древняя руна, ненавистная бо­гам, обещала снова свести братьев вместе, и тогда мать отправила одного из сыновей убить эту женщину. Он справился, и, хотя этот поступок опечалил мальчика, его земли и его семья стали процве­тать.

Тьма пещеры, присутствие бога, голод и холод словно толкали разум Луи на какие-то боковые тропки. Песня казалась такой же реальной, как гора, мороз и туман, реальной, как привязанность сестры к этой кошмарной пещере. Она была о нем самом, он знал.

— Он пробуждается в тебе, — сказала старуха, — здесь... — она коснулась его руки, — и здесь... — она коснулась его глаз, имея в ви­ду зрение, — все его. Твои глаза и руки — это он. Ты ворон, летя­щий высоко в небе.

— А Изабелла? Что с ней происходит?

— Она изучает то, что несет в себе.

— У нее что, будет ребенок?

— Не ребенок. Руны.

Ему доводилось их видеть — странные знаки, которые светились и извивались в темноте пещеры, руны, которые звенели и пели, да­вали свет, проливались дождем и пахли спелым зерном в замкну­том пространстве пещеры.

— Я пойду к ней.

Он развернулся, собираясь пойти вглубь пещеры, в коридор в скале, чтобы убрать кучу каменных обломков, которыми он зава­лил проход, убегая.

— Нет. — Старуха замотала головой. — Бог бродит рядом с ней. Ты ничем не сможешь ей помочь. Теперь она будет направлять те­бя. Когда потеплеет, я уйду.

— Куда?

— Прочь. Мне предстоит сделать кое-что еще, чтобы спасти вас от гибели. Я оставлю вам подарок.

— Какой подарок?

— Нечто такое, чего боится даже Волк. Когда бог будет мертв, это убьет Волка. Обращайтесь с моим даром осторожно — он от­равлен кошмарами ведьм.

Больше она ничего не сказала, только сидела, глядя в пустоту сквозь огонь и горный туман. Он заснул, а утром старухи уже не было. На ее месте лежал меч — полоска изящно изогнутой стали в черных ножнах. Он вынул меч и посмотрел, как лезвие сияет в лу­чах утреннего солнца. Его прежня жизнь вернулась к нему отголо­ском. Он подумал, что, продав такой меч, мог бы безбедно жить многие годы, жить в комфорте, если только сумеет найти город или селение, где можно тратить деньги, не привлекая внимания знати. Может быть, ему сделаться купцом? Он видел, как через Ломбар­дию проходят торговые караваны, направляясь в королевство франков. Они были свободные люди, эти купцы, не привязанные ни к каким графам или маркграфам.

Но потом сестра, вся перепачканная, вышла из пещеры и села у огня. Он приготовил ей похлебку, накормил поджаренными ко­реньями, которые удалось насобирать, он хотел, чтобы она отдох­нула, но она посидела совсем немного, только чтобы снова собрать­ся с силами. А потом ушла в пещеру.

Он не мог допустить, чтобы она один на один встречалась с тем, что ждет ее в темноте, поэтому пошел с ней, а когда вышел, что-то в нем изменилось.

Он оставил Луи спать в темноте. Теперь он был Хугин, зоркий и сильный, привязанный к богу, который явился ему в могильной тьме пещеры. Ритуал и самоотвержение сделались основой его жиз­ни. Он был нежен с сестрой, искал для нее грибы и коренья, необ­ходимые для вхождения в транс, он охотился, кормил ее, а сам ста­новился все сильнее. Он как будто научился понимать, что говорят ему горные травы: знал, какая из них пригодится для лечения, а ка­кая отправит прямиком в мир богов и чудовищ. Мунин делилась с ним магией, которую добывала из темноты, позволяя богам ка­саться и благословлять брата. В черном пространстве, где воздух был влажен, а камни холодны, Хугин чувствовал, как мертвый бог обнимает его и шепчет свое имя: «Один». Хугин знал, что это озна­чает. Его превратили в слугу смерти.