Фэнтези-2003

Лукьяненко Сергей Васильевич

Вороток на баллисте никак не хотел отпустить тетиву. Заело. Беатор в отчаянии ковырял его ножом, впрочем, безо всякого успеха. Эльф опустошил половину колчана и ни разу не промахнулся. Но его стрелы одна за другой отскакивали от гоблинских доспехов. Кое-что, кажется, застряло во вражьей шкуре, но что им, исчадью Ангмара, эльфийские стрелы? Не страшнее шильных тычков.

— Заговоренные, что ли? — с суеверным ужасом бормочет Кэбидж. Свинцовые шарики из его пращи отлетают от громадин-гоблинов, не причиняя им ни малейшего вреда. Жуть какая: гоблины-переростки, они же не бывают такими здоровыми, просто не бывают… никогда… Никогда?

— Агдалон! Мы все ждем тебя…

— Сейчас, капитан!

Сейчас… Сейчас… В сырую погоду магический посох не работает.

Один из гоблинов на равных рубился с дунаданом Торном. Оба рослые, медлительные и могучие, обрабатывали друг друга, точь-в-точь два добрых кузнеца, лупящих по наковальне: те-тень! Вам! Те-тень! Вам! Те-тень! Вам!

Кто кого возьмет измором?

Данно Акайн, черноволосый красавчик, получил удар гоблинским кулаком в грудь, и был бы кулак голым — полбеды, а то ведь на нем перчатка с медными нашивками… Лежит арнорец в кустах, стонет, подняться пробует, и толку от него ровным счетом никакого.

Толк если и есть, то исключительно от двух бойцов. Сам капитан Хаддар молча отбивается от второго гоблина, раза в два выше его ростом и раза в полтора шире.

Щит его расколот, левая рука висит плетью, из предплечья хлещет кровь. Дела капитана совсем нехороши. Смерть глядит ему в самые очи и ухмыляется. Гном Табарин, отчаянно сквернословя, рассерженным петушком наскакивает на третьего гоблина.

— Агдалон!

— Сейчас! Во-от…

Громкий шип, и от верхушки его посоха отрывается легкое облачко пара. По обличию своему пар этот — кровная родня банному… Третий гоблин ловким ударом сбивает с Табарина шлем, но тот ничуть не замедляет бешеных наскоков. Наконец Беатор, призвав Илуватара и все его небесное воинство на помощь, бьет деревянным молотком по непослушному воротку. Тот разлетается на части, содрогается станина баллисты, и с верхнего самострела сходит тяжелое метательное копье. Зато на нижнем заедает пусковой крюк…

Копье летит, кажется, прямо в лоб гоблину, сражающемуся с Хаддаром. Но потом оно попадает почему-то совсем не в лоб, а в огромное гоблинское ухо. Брызги уха разлетаются во все стороны, гоблин завывает дурным басом, подпрыгивает, долбит каменной палицей по земле, поминая Мелькора, драконий навоз и блудливую Шелоб. О капитане он ненадолго забыл. Хаддар подлетает к повозке и кричит:

— Спрыгивайте!

Все они втроем — Беатор. хоббит и эльф — мигом исполняют его приказ. Хаддар в одиночку, сверкая в сумеречной темени белками глаз, ворочает станину баллисты, пытаясь прицелиться получше, а потом разрубает мечом непослушный крюк. Копье сходит с левого самострела, устремляется к цели, пробивает гоблинский доспех и входит в живот до середины острия.

— Мертв… — меланхолично замечает эльф.

— Во-от… во-от… во-от… — принимается кудахтать Агдалон. Что-то у него, кажется, получилось. Маг направляет посох на противника Табарина. На кончике вяло загорается пламя, затем хлопает шутиха, неведомо откуда раздается бодрое «кукареку!», пламя превращается в белку, та, разумеется, прыгает и приземляется точнехонько на макушку гоблину.

Гоблин заходится истеричным хохотом, не переставая тем не менее вовсю махать шипастой дубиной. Он чуть не лопается от хохота…

* * *

Гонец из Форноста застал зеленый отряд в Эрегионе.

Шел дождь. Наследник вчерашнего дождя и предок завтрашнего. Ручьи и канавы наполнились холодной водой, черное небо отражалось в них с утра до вечера. Трава подчинилась естественному закону смены сезонов, трава смешалась с мокрой землей и превратилась в бурую кашиц)’. Но деревья не желали признавать ненастья, они будто бы и знать не знали поздней осени и уж тем более не чаяли прихода зимы. Ни один лист не упал еще на землю… Беатор, починявший баллисту, размышлял о странностях здешних мест. Когда-то, после победы над прошлой Тенью, эльфов, почти покинувших этот благословенный край, попросили вернуться. Чуть ли не сам Кирдан Корабел. То ли, может быть, Элессар — теперь об этом знают немногие. Мол, не должно очищенное лежать впусте… Эльфы вернулись — понимая, что от них ждут защиты всего края от разбойных шаек и опасной нечисти с севера. Уж очень хорош Эрегион, преступно бросать такую красот)'. Лет пятьдесят назад, говорят, Эрегион был полон эльфийскими селениями, и лето длилось тут по полгода, а зимы обходили стороной эту землю. Потом времена обмелели, и эльфы вновь потекли то легчайшими струйками, а то полноводными ручьями к западным гаваням. Тонкое устройство погоды сломалось, но леса и сады, воспитанные перворожденными, еще не привыкли к этому.

С тех пор как Беатор присоединился к отряду Хаддара, он дважды побывал в Эрегионе, и жило тут сейчас всего пять эльфийских семейств, упрямо державшихся за прекрасные древние леса и за юные сады. Еще здесь был Остров, основанный двадцать или двадцать пять лет назад, когда с севера потянулась мутными потоками остаточная нечисть, почуяв новый исход эльфов.

Деревянная крепостица: частокол, окружавший несколько дворов на опушке Эрегиона, там, где обрывистый берег возвышался на бешеным потоком реки Бруинен; три больших деревянных же дома для зеленых отрядов (один из них сейчас и занимали люди Хаддара): кузница, конюшня, амбары, погреба, пивоварня, оружейная. Беатор видел острова Ожерелья, из которых вырастали настоящие города. Но здешние места — глушь, людей мало, эльфов почти нет, гномов совсем нет. Жизнь едва-едва теплилась в острове, величаво названном Адангорд…

Если бы наместник государя Соединенного королевства, сидевший в северном оплоте Форносте, не присылал сюда припасы, люди скоро покинули бы остров.

Года три назад Беатор был тут в первый раз. Тогда какой-то дунаданский князек объявил себя королем Энедвайта, и рать с юга с большим трудом вразумила его, обильно полив кровью вересковые пустоши Дунланда.

Повсюду шла какая-то странная война, вчерашние друзья резались не на жизнь, а на смерть, и Беатору сделалось тоскливо: то, от чего он убежал, оставив теплое и сытое морское побережье, настигло его здесь, на севере… Рыцари четырех отрядов стояли тогда в Адангорде и готовы были двинуться на помощь гондорской рати. Но приказ от Первого Звена Братства, Кирдана Корабела, все не шел и не шел, связь по Великому Западному тракту надолго прервалась. Пропитание кончилось, ели раз в два дня, и того б не было, если бы местные эльфы не помогали им тогда. Один эльфийский отряд, один роханский, один гондорский и один — Хаддаров — смешанный, всего тридцать пять крепких, опытных бойцов. Кирдан тогда медлил, все никак не мог решиться. Потом от него пришло краткое послание: «Пролитие крови в междоусобных сварах — не дело рыцарей Ожерелья…» Тогда у Беатора, всего несколько месяцев как попавшего в Братство, появилось счастливое чувство: он оказался там, где ему и надлежит быть. Благодарение Илуватару.

Маленькие твердыньки Братства рассыпаны по всему Западу Средиземья, от бывшего Мордора до Голубых гор, но в этих местах острова можно пересчитать по пальцам. Ну, Адангорд. Еще один остров Ожерелья был в Раздоле, и, попадая туда, Беатор испытывал беспричинное счастье. Еще один — у самого нагорья Эттенблат, но там ему не пришлось быть ни разу. Туда, к темным ангмарским землям, рассаднику колдунов и орков, посылают лучшие отряды, самые сильные. А Хаддаровы рыцари, по правде говоря, лучшими не считались никогда. Средними. Да, пожалуй. Именно средними. Или чуть хуже средних. Самую малость. Табарин, а он тут с самого начала, как-то рассказал, мол, прежде в Братстве было восемьдесят зеленых отрядов, и Хаддару достался чуть ли не худший. Уж в последнем десятке — точно. Теперь отрядов всего сорок три. Нет, конечно, никакого особого счета, кто сильнее, а кто слабее и за кем заслуг числится больше. Нет, это одна пустая болтовня. Нет, старики глупости говорят. Но если послушать эти глупости, то теперь люди капитана Хаддара вроде бы стали двадцать пятыми по какому-то странному, никем не утвержденному счету. Главным образом потому, что ухитрились выжить…

Шел дождь. Данно Акайн, как водится, не закрывал рта. Он развешивал мокрую одежду над очагом, но все никак не мог сосредоточиться, — слишком занимал его разговор, — и дело у него не ладилось. То плащ сползал на пол, то штаны оказывались чуть ли не в самом пламени. Арнорец поправлял одной рукой, глядя не на одежду, а на собеседников, другой рукой все поглаживал несчастные свои ребра, обласканные гоблином. Сейчас же опять что-нибудь сползало, подгорало, падало, и он вновь пытался делать два дела одновременно.