Фэнтези-2005
Шрифт:
Желтоволосый опустил свою лошадь на четыре ноги и тряхнул лохмами.
— Вы! — Человек знал язык Горы, а дувший ему в спину ветер доносил каждое слово. — Подгорные карлики! С вами говорит Джеральд де Райнор, лорд Элгеллский, и говорит первый и последний раз! Бросьте оружие, выдайте тех, кто убивал и грабил, и я позволю вам убраться в ваши норы. Даю на размышление три дня и ни часом больше!
Белая лошадь вновь взвилась на дыбы, молотя в воздухе копытами, отскочила назад, развернулась и понеслась через поле. Дожидаться ответа Джеральд де Райнор не
Дженни не могла оторвать глаз от приближающегося всадника, словно вылетевшего из волшебных снов и маминых песен. Вот таким он и был, эльфийский принц Эдельфлед, задержавшийся среди людей из любви к черноокой Доаде.
Джеральд де Райнор осадил коня, спрыгнул на землю и засмеялся, сверкнув белоснежными зубами.
— Моя леди, я ничего не напутал?
Его леди? Его?! Дженни вспыхнула, не зная, что отвечать, потом ее губы шевельнулись, и она услышала собственный голос:
— Милорд, вы сказали то, что нужно, и так, как нужно.
— Надеюсь. — Герцог посмотрел на девушку, и та утонула в изумрудных озерах. — Ведь недомерки скорее лают, чем говорят, а я все-таки не собака.
Не собака… Дженни не взялась бы сказать, кто этот рыцарь, на которого она с трудом осмеливалась поднять глаза, а потом не могла их отвести. Армия прозвала его Золотым Герцогом, и это имя ему шло. Джеральд де Райнор был сном, мечтой, утренней звездой. Других Дженни почти не замечала, даже милорда Лэнниона.
— Моя леди, — де Райнор изысканно поклонился, — нам пора. Вы позволите?
Дженни кивнула, разрешая подсадить себя на лошадь. Сильные руки подхватили ее, и девушка прикрыла глаза, молясь, чтобы это мгновенье длилось вечно. Позавчера она была трактирной судомойкой, сегодня судьба вознесла ее в седло первого рыцаря Олбарии, то есть не ее… У Дженни хватало ума понять, что, не будь встречи в Грэмтирском лесу, Золотой Герцог ее разве что пожалел бы мимоходом, как жалел всех жителей сожженных деревень. Дженни из Сент-Кэтрин-Мид была никем, но стала голосом мертвого короля. Это перед его волей и его умом склонились опытные воины, а Дженни не более чем губы, которые произносят чужие слова.
Когда война закончится, она станет сама собой и будет никому не нужна. Дженни оглянулась на Джеральда, и тот почувствовал взгляд.
— Чего желает моя леди?
Если б Дженни осмелилась, она бы сказала, что ее единственное желание — всю жизнь ехать с ним на одном коне среди шелестящих буков, но с Золотым Герцогом говорила не она, а Эдмунд Доаде длин.
— Милорд, вы уверены, что люди ушли? — Сердце Дженни бешено заколотилось, как всегда, когда она становилась кем-то сильным и чужим.
— Их предупредили, — Джеральд вздохнул, — но крестьяне слишком привязаны к земле, а сейчас разгар сенокоса.
— На пути гномов не должно остаться ни одного человека. Ни одного! Тех, кто не уйдет сам, следует согнать с мест силой.
— Леди Джейн права. — Она и не заметила, что граф Лэннион едет рядом. — Я послал вперед два отряда. Недомерков ждут пустые деревни.
— Пока только пустые. — Дженни сама боялась слетавших с ее губ слов. — Пищи и воды должно быть вдоволь, пусть гномы углубятся в Коднорские холмы, не задумываясь о припасах.
— Мы помним, — в голосе Лэнниона послышалась сталь, — месть нужно подавать в холодном виде.
Наглеца на белой лошади он покарает так, что об этом сложат легенды. Поймавший переростка, осмелившегося оскорблять гномов, станет штандером и получит право вступить в брак одним из первых. Жаль, люди все на одно лицо, если ублюдок слезет с коня и обрежет патлы, его можно не узнать…
— Мой вождь, — бригштандер Йель-бан-Тук-унд-цу-Плах казался опечаленным, — ублюдки отступили. Мы не можем их преследовать, их кони слишком быстры…
Еще бы! Гномы надеются на свою выносливость и свои ноги, а не на гривастых тварей. Это достойно, но разумно ли?
Маэлсехнайли наморщил лоб, стараясь не упустить осенившей его мысли. Да, в пещерах лошади не нужны, но теперь гномы вышли наверх, и вышли навсегда. Негоже повелителям таскать на себе груз, когда одни скоты додумались навьючивать других. Конечно, можно наловить людей и заставить везти припасы, но на каждого возчика понадобится цепь, а на каждый десяток рабов — надсмотрщик. А где взять металл и подходящие горны? К тому же воины, которых приставят к скотине, будут оскорблены. С другой стороны, будь у Йель-бан-Тук-унд-цу-Плаха лошади, он бы догнал струсивших людей и их патлатого предводителя.
Маэлсехнайли решился.
— Нам нужны лошади для боя и перевозки тяжестей, — вождь хмуро взглянул на приближенных. — Гномы не должны уступать переросткам в быстроте.
Мудрость и прозорливость принятого решения подтвердились в первой же деревне. Люди были предупреждены и ушли, бросив все. Правда, пищи в оставленных домах и амбарах хватало, нашлось и пиво, но переростки угнали не только мясную скотину, но и лошадей. Пустыми оказались и следующие деревни.
Вдоль дороги тянулись неширокие поля, за которыми маячил лес. В Олбарии слишком много деревьев, больше, чем нужно для шахтных креплений. Леса бесполезны, и в них могут найти убежище непокорные. Когда он станет повелителем острова, он заставит рабов вырубить лишние леса. Пусть рубят эти гадкие деревья. Рубят, жгут и сами горят вместе с ними!
Жара становилась невыносимой, пора было останавливаться на отдых, в этой проклятой стране двигаться можно только ночью и в сумерках. В Маэлсехнайли начинал закипать гнев, но, к счастью, в стороне от дороги замаячили невысокие каменные стены. Людей в спешно брошенном аббатстве не оказалось, зато отыскались лошади. Не так уж и много, но все великое начинается с малого. Маэлсехнайли самолично осмотрел добычу. На лугу у внешней ограды паслось семь худых высоких тварей и четверо прямо-таки огромных, около которых крутились два детеныша. Маэлсехнайли остался доволен. Большие кони понесут на спинах стрелковые и дозорные вышки, средние сгодятся для преследования удирающего врага.