Феодал
Шрифт:
Так надо ли решать вчерашнюю проблему?
– Одним людям жизнь дана, чтобы не было мучительно больно, – изрек Фома в виде назидания, – а другие сами на рожон прут, попусту. Да еще с удовольствием.
– Да ну! – отмахнулся Борька. – Боюсь я, что ли?
– Вот это меня и пугает. Спорю на что угодно: на Земле ты бы занялся чем-нибудь экстремальным. Прыгал бы с парашютом с подъемных кранов. И не как каскадер, который сперва тысячу раз все проверит, а на авось. Круто же! Полные штаны удовольствия и авторитет среди адреналиновых наркоманов. Нет?
– Как раз и нет!
– Повтори
– Терпит же!
– Ты можешь и не успеть понять, когда ей надоест терпеть…
Спорить Борис не стал, но и согласным не выглядел. Фома заставил себя свернуть тему. Как будто от назидательного брюзжания бывает толк! Да, но где найти веское разумное слово, чтобы ученик проникся? Нет таких слов. В пятнадцать лет подросткам положено самоутверждаться, и все слова им по барабану, молодым да ранним. Сами, мол, мы с усами.
И верно, усы растут. А бороду он уже бреет. Выспал себе набор лезвий, помазок и не мыло какое-нибудь, а натуральный крем для бритья. В тюбике. Еще и лосьон после бритья умудрился выспать, пижон!
Талантлив, этого не отнять. И знает о своем таланте, вот что печально. Какой призовой рысак-двухлеток захочет стать рабочей савраской с понурым взором и стертой холкой?
С возрастом станет, никуда не денется. Только до этого возраста еще дожить надо.
Забулькал закопченный чайник на таганке, задребезжал крышкой. Фома приподнял плоский камень, достал из ухоронки заварку и две кружки. Прятать их приходилось не от людей – от стихий. Что люди! Пусть бы попили чайку, не жалко. Даже если они по незнанию или для пакости унесли бы с собой все принадлежности для чаепития, их стоило бы простить. Выспанные вещи – вздор. Возобновляемый ресурс, как и чай.
А что до жажды, то напиться можно и из горсти. Или сжевать дыню цама, вон их вокруг сколько. Феодалы – люди не гордые и от жажды не мрут.
И вообще настали хорошие денечки. Если отвлечься от опасных художеств Борьки – просто замечательные. Десятина вся собрана и перетащена в «закрома», то есть в личный оазис феодала. Умаялись, стократ облились потом, но перетащили все мешки, вдвоем-то куда легче. Борис, конечно, тянул груз поменьше, зато глядел в оба, а глаз у ученика, как не раз убеждался Фома, был на редкость верный. Нюх тоже. Мозги только с вывихом, ну да их, надо надеяться, время вправит…
– У Патрика был? – строго спросил Фома.
– Так точно, – шутовски отрапортовал Борис. – Все штатно. Тангаж, рысканье – в норме. Следующим «Прогрессом» просил доставить ему флакон жидкости для огнестойкой пропитки. У него на днях соломенная крыша сгорела. Недосмотрел.
– Он что, в доме огонь жег? – полюбопытствовал Фома. – Под соломенной-то крышей?
– А фиг его знает. Какое мое дело? Он сказал, я передал.
– Обойдется, – отрезал Фома. – Всякому ротозею угождать – лучше и не жить. Пусть новую крышу настелет и помнит, что она огнеопасная. Ничего себе выдумал – крышу ему без щелей! Соломенную! Дождя он боится, что ли? У всех нормальных людей крыши хворостом крыты, и ничего.
– Может, поможем? – вступился Борис. – Патрик мировой мужик.
– Вот ты и помоги, если свербит. Кстати, тебе флаконы с антипожарной жидкостью часто снятся? Мне что-то не очень.
– А я попробую!
– Валяй, валяй. Можешь ему на кровлю металлочерепицу выспать, коли не лень. Только переть ее до места будешь сам.
– Ха! Надо будет, так я грузовик высплю! Или трактор с прицепом.
– Вот когда действительно понадобится, тогда и выспишь. У Николая был?
– Был. Там тоже норма. Он соли просил. И сахару. – Борька прыснул.
– Соль всем нужна. – Слова о сахаре Фома проигнорировал. Дай сахар, дай змеевик… – Ладно, будет ему соль.
Сказать по правде, тащиться за солью в Мертвый оазис Фоме совсем не хотелось. Особенно сейчас, когда с помощью Борьки дела пошли значительно лучше, чем прежде. Конечно, работы всегда воз, а как поспел урожай, так просто кричи караул, и последние месяцы пришлось надрываться… зато теперь благодать! Дел по-прежнему полно, но среди них нет ни одного спешного. Тот же Николай запросто перебьется без соли неделю-другую.
Мертвый оазис был расположен неудобно. Ловушки Плоскости так и льнули к нему, оставляя лишь один более или менее безопасный узкий проход. Какой дорогой пришел, той и уйдешь. Единственный радиальный аппендикс на кольцевом маршруте.
Когда-то этот оазис ничем особенным не отличался от других. В нем жили люди. Из песка выбивался родник и уходил в песок же, заставляя сразу забыть о рисовой плантации. Зато другие злаки хуторяне выращивали вполне успешно, и огород у них был, и даже фруктовый садик, если верить Нсуэ. Но в один далеко не прекрасный день родник зафонтанировал рассолом, и сельской зевотной идиллии разом пришел конец. Уже Нсуэ не застал в Мертвом оазисе людей, а Фома, попав туда впервые, не нашел вообще ничего живого. Даже местные корявые кусты без листьев не желали приживаться на мертвой почве. Остались лишь развалины избушки да скелеты плодовых деревьев.
Лет десять назад Фома, сумев выспать столярный инструмент, выдолбил пару длинных корыт вроде тех, из которых поят скот. Неважно, что корыта получились на диво безобразными, главное, они вышли емкими! Налил до краев рассола – и иди себе по другим делам, а в следующий визит соскреби со дна соляную корку и снова наполни корыта. Вот и вся наука. Нсуэ был поражен. Если Фома правильно его понял, феодалы прежде добывали соль на немногочисленных солончаках посреди пустыни… И сколько там было той соли! Смех сквозь слезы.
Так что гибель хорошего когда-то оазиса принесла всем пользу. Бушмен воспринял ее первобытно-философски: что хорошо, то хорошо, и нечего тут долго рассуждать. А Фоме много раз заползали в голову мысли об изменчивости Плоскости. Что, если погибнут все оазисы?
Допустим, маловероятно. Чистая теория. Ну а если все-таки?..
Если бы да кабы! Рядовой житель Земли тоже теоретически знает, что в любую минуту может попасть под стихийное бедствие. Жизненный опыт, теленовости и кинофильмы регулярно убеждают его в том, что по сравнению с силами природы он букашка, ну и что? Он спокойно «забывает» об этом, даже будучи японцем или калифорнийцем с их землетрясениями. Одно из двух: либо ужасаться, либо жить и дело делать.