Феодал
Шрифт:
– А там правда хорошее место?
– Одно из лучших. Много воды. Много зелени. Большая плантация.
– Какая еще плантация?
– Там увидишь.
– А где мы будем жить?
– В коттедже.
– Коттедж – это круто, – с уважением сообщил мальчик. – А сколько этажей? У нас в Барвихе коттедж всего-навсего двухэтажный. И тачка у отца так себе, не очень крутая. Мы как раз поехали крутую покупать, и тут…
Проводник без интереса вторично выслушал историю о том, как ничего не подозревающее семейство ни с того ни с сего мгновенно перенеслось с Земли на Плоскость. Он много раз слышал подобные истории, а одну – о себе – мог рассказать и сам.
Но он не стал рассказывать, а спросил:
– Тебя как звать – Борис?
– Да. – Утвердительно кивнув, мальчик вдруг насторожился: – А что?
– Борис, ты не в сказку попал, запомни это. Твои родители этого еще не поняли. Молодые всегда легче привыкают, а старшим поначалу приходится трудно. Постарайся помочь им понять. Для их же пользы.
Трудно было сказать, понял мальчик или кивнул просто так. И сейчас же перевел разговор на другую тему:
– А вас правда, что ли, зовут Фома?
– Правда.
– А фамилия и отчество у вас есть?
– Зачем? – Проводник пожал плечами. – Они на Земле были нужны.
– А почему вы не сменили имя?
– Я сменил. Теперь я Фома, понятно? Не устраивает?
Мальчик хихикнул.
– Да нет, прикольно даже. «В одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…» Вы это в его честь, да?
– Глупости. Так меня называл Нсуэ, мой учитель, бушмен из Калахари. Я не знаю, что имя Фома означает по-бушменски. Трудный язык. Щелчки, хрюканье и ничего не поймешь. Фома – это в русской транскрипции.
– А-а, – протянул мальчик. – Тогда понятно. А как вы с ним объяснялись?
– Он немного говорил по-английски. Но больше на пальцах.
– А чему вас учил этот бушмен?
– Всего лишь ходить по Плоскости и оставаться живым. Он наткнулся на меня, когда я уже совсем загибался от жажды. Мое счастье, что у него с собой были цама.
– Что было?
– Пустынные дыни, те самые, что мы ели. Они тоже родом из Калахари, бушмены в сухой сезон только ими и спасаются. Ну и мы тут… На Плоскость ведь попадают с Земли не только люди. Иногда и звери, и вещи, и семена растений.
– А-а…
– Бэ.
– Я только хотел сказать: странные дыни. Мелочь невкусная. Совсем они на дыни не похожи. А где сейчас этот бушмен? Посмотреть хочу.
– Он давно умер, – сказал проводник. – Думаю, что умер. Однажды ушел в обычный обход и не вернулся. Никто его с тех пор не видел, значит, умер. Где, как – Плоскость знает.
– А…
– Ну хватит! – оборвал проводник. – Видишь вон там впереди пятно? Это и есть оазис. Иди обрадуй родителей.
– Ни фига себе «обрадуй»! – возмутился мальчик. – Да тут еще целый час топать!
– От силы полчаса. Я же сказал: мы почти пришли, привал не нужен…
Глава 2
– И это – коттедж?!
Кривобокая хибара невеликих размеров выглядела как нарочитый шедевр зодческого безобразия. Неизвестно, какие инструменты использовал ее строитель, но отвеса он не знал в принципе. Стены, сложенные из дикого камня на сомнительной связке из рыхлой глины, шли волнами. Одну из трех стен рассекала трещина, в которую без труда пролезал кулак, а четвертой стены не было вообще – не считать же стеной прободенный дверным отверстием корявый плетень, не достигающий ростом потолка! Да и щелистый потолок, сработанный из такого же плетня, вынуждал пригибаться – не столько для того, чтобы не набить шишку, сколько для того, чтобы уберечь конструкцию от повреждений. Окон в строении не было.
– Это коттедж, – объяснил проводник.
– Ха! – Мальчишка жизнерадостно заржал. – Во прикол!
Его родители были настроены не столь юмористически.
– Не в этой же лачуге… – начала женщина, выискивая взглядом более достойное строение. Напрасно: насколько хватал глаз, в широкой котловине не наблюдалось никаких иных сооружений, если не считать обложенного камнями колодца с грубо сработанным воротом. Плоское дно котловины буйно зеленело, там вовсю росла молодая трава, и ветерок доносил запах воды. Пологие склоны тоже поросли сплошным соломенно-желтым ковром, очень приятным на вид после надоевших пустынных ландшафтов. Вот только больше ничего в котловине не было.
Взгляд проводника ясно давал понять: «В этой лачуге, в этой…» – но вслух было сказано совсем иное:
– Вода в колодце, можно пить.
Они устроили бег наперегонки и для начала едва не сломали ворот. Потом нетерпеливо и склочно утоляли жажду, вырывая друг у друга из рук сплетенное из лыка ведерко. Проводник подождал, пока они напьются и наругаются вволю, потом достал из колодца воду для себя. Она ничем особенным не пахла, вода как вода, но сейчас ему чудился тухлый привкус. Он знал, что это лишь игра воображения.
– А кто тут раньше жил? – спросил мальчик.
– Один человек.
– Он ушел отсюда?
– Куда? Он устал жить и не придумал ничего лучше, как утопиться в колодце. Мне потом пришлось вытаскивать тело.
Сказано было буднично, проводник просто сообщал сведения, но женщина с криком зажала обеими ладонями рот. Мужчина сделал кадыком судорожное движение.
– Ы-ы… – только и выдавил он.
– Не беспокойтесь, ту воду я давно вычерпал, – пояснил проводник. – Я же сказал: можно пить.
– Слушай, как тебя… – угрюмо обратился к нему мужчина. – Ты куда нас привел?
Прежде чем ответить, проводник неторопливо снял с себя обтерханный рюкзачок, выудил из его недр пустую фляжку, наполнил ее доверху, тщательно закрутил колпачок, вернул фляжку на место и снова продел плечи в лямки.
– Туда, где вы будете жить, – снизошел он наконец до ответа.
– Чего-о?! Ты, козел, кого кинуть хочешь? Я сказал – веди в нормальное место!
Проводник не реагировал. Лишь скука отражалась на его лице.