Феодора
Шрифт:
ГЛАВА 4
Прямо по Виа Альта, широкой улице, тянувшейся от Стены Константина Великого до императорского дворца, медленно двигались носилки. Айос из своей корзины на спине ослика, расположившись подле мраморной богини, лениво наблюдал, как процессия приближается к площади Афродиты. Носилки, или октофорон, несли восемь рослых эфиопов, специально отобранных по росту и стати. Черные тела, прикрытые только ярко-желтыми набедренными повязками, блестели от пота. Эфиопы грузно ступали в такт, носилки плыли над головами прохожих; позади тащилась толпа молодежи — городские повесы, комедианты, актеры, отпуская шутки и остроты, стараясь привлечь внимание красавицы, томно раскинувшейся на шелковых подушках под балдахином октофорона. Айос знал ее: это была Хиона Боэцианка, знаменитая фамоза, царившая в элегантном, благоухающем и насквозь продажном мире куртизанок и ее воздыхателей. Ее светлые волосы были перевиты жемчужными нитями, прозрачные одежды цвета лепестков чайной розы едва прикрывали пышные формы. Хиона держала в руке зеркало в позолоченной оправе и то и дело поглядывала в него, любуясь своими классическими чертами.
— Обол, один обол! — закаркал Айос на всю площадь. — Помни, о прекрасная, об императоре Зеноне [25] , когда помогаешь беднякам!
Нищий, в жизни не переступавший порога церкви, охотно использовал благочестивые изречения и намеки, чтобы разжалобить публику. Упоминание имени Зенона было понятно. Предшественник старого Анастасия влюбился однажды в добродетельную девицу и силой принудил ее к сожительству. Мать Зенона, набожная вдова, пришла в ужас и молила Пресвятую Деву наказать сына за тяжкий грех. Небеса оказались милостивы к ней, и вдова услышала голос, обещавший прощение Зенону, лишь только он подаст милостыню своей рукой.
25
Зенон, или Зинон (годы правления 474–491) — император Восточной Римской империи, изначально вождь племени исавров, ставший начальником малоазиатской армии, а затем — императором
Хиона приказала остановить носилки. Ее не волновали христианские догматы, она не молилась Пресвятой Деве, но она была суеверна, а раздача милостыни могла смягчить участь смертного на страшном суде небесном. Айос завопил еще громче, свесившись из корзины и вытянув шею. Хиона глядела на него, выражение ее матового лица не изменилось. Наконец, передав одному из своих поклонников вышитый кошелек, она знаком приказала бросить его нищему.
Не обращая внимания на элегантных ухажеров Хионы, Айос ловко подхватил свою добычу и прохрипел благословение куртизанке.
Свита была удовлетворена увиденным, щедрость Хионы снискала несколько цветистых комплиментов, и октофорон с надменной фамозой двинулся дальше по Виа Альта. Нищий нетерпеливо развязал шнурок и вывернул содержимое кошелька на ладонь.
— Золото или медь? — раздался голос за спиной Айоса.
— Одни медяки! — прорычал Айос. — Я так и знал! Она швырнула кошелек так, будто в нем полно золотых монет, а на самом деле все его содержимое дешевле этой шелковой тряпки!
— На-ка, возьми это, оно не нуждается в кошельке, а твои настоящие друзья не нуждаются в благословении!
Айос поймал сверкнувший на солнце золотой и повернул голову. Его лицо — если можно было назвать лицом уродливую маску с зелеными губами и редкими желтыми зубами — озарилось улыбкой.
— Это ты, маленькая Феодора, — взгляд Айоса потеплел. Он знал деликату почти всю жизнь. Как и он, она вышла из городской бедноты и не раз испытывала жестокость жизни, хотя зло и не оставило следов на ее внешности.
— Откуда едет Хиона, Айос?
— С площади Августа, — отвечал нищий, вертя монету между большим и указательным пальцами. — Она наконец-то дорвалась до особняков богачей и теперь меряется красотой с истинными патрицианками. Хиона ликует — у нее и наряды, и поклонники, знать оказывает ей внимание, о ней говорят в городе, ее прямо распирает от гордости. Сейчас она двинулась домой, чтобы писать приглашения на пир.
— Как ты все это узнал?
— A-а, пустяки.
— Расскажи-ка про пир. Наверняка меня тоже пригласят, будет работенка и для моих подруг. Когда Хиона устраивает его?
— На следующей неделе.
— А повод?
— Как же! Хиона празднует победу — Македония, ее главная соперница, повержена…
— Македония? Что с ней? — Из голоса девушки исчезли игривые нотки, кровь отхлынула от лица.
— Ты что, ничего не знаешь? Ничего не слышала?
— Я… я была очень занята последние четыре дня…
— Тогда слушай. Самое главное произошло сегодня утром, в двух шагах отсюда, в соседнем квартале.
— Да что же случилось с Македонией? Она — моя лучшая подруга!
— Т-с-с, не кричи! Македония арестована.
— Боже, в чем ее обвиняют? Где она сейчас?
— Говорят, в ее доме плелся заговор в поддержку наследников императора Анастасия.
Мозг Феодоры лихорадочно работал. Обвинения смехотворны, заговор в доме Македонии — нелепость. Всем известно, что нынешний император Юстин, взошедший на трон после Анастасия, не является прямым наследником. Анастасий не оставил завещания, оба его племянника, тихие, безобидные, недалекие, не претендовали на императорскую корону, и власть перешла в руки Юстина. Естественно, любого, кто осмелится выступить против Юстина, ожидают пытки и смерть.
— А кто замешан в заговоре?
— Больше ничего не известно. Осведомитель указал на дом Македонии.
— И больше никого не схватили? В тюрьме одна Македония? Айос, это смешно — куртизанка устраивает заговор и ее обвиняют в государственной измене!
Нищий молчал.
— Айос, тут что-то не так! Слушай, этот осведомитель подкуплен Хионой, проклятая кошка подослала его к Иоанну Каппадокийцу, префекту, своему любовнику. А этот мерзавец приказал эскувитам схватить Македонию. Во всем виновата Хиона, поверь мне, эта подлая тварь всегда ненавидела Македонию и завидовала ей. Если бы заговор действительно существовал, представь, какая кровавая каша заварилась бы сейчас! Айос, ты же не настолько наивен!
Вместо ответа Айос подобострастно кинулся под ноги прохожему и начал клянчить милостыню, пока тот не затерялся в толпе.
— Слушай меня, маленькая Феодора. Будь осторожна. Государственная измена — это такой предмет, о котором лучше вообще не говорить вслух. Я только сообщаю тебе, что Македония в тюрьме, все ее имущество конфисковано, и после захода солнца за нею закроются городские ворота. Она больше никогда не вернется в Константинополь под страхом смерти.
Феодора закусила губу. Македония, блестящая, великолепная, ее обожаемая Македония в опасности, в тюрьме, а может, ее уже и нет в живых! И все из-за Хионы, мерзкой негодяйки, не сделавшей за всю жизнь ни одного доброго дела! Фаворитку префекта не любили многие. В эту минуту Феодора была готова растерзать ее.
Феодора вздохнула и внезапно спросила как можно более равнодушно:
— Слушай, Айос, ты знаком с молодым Героном?
— Сыном сенатора Полемона, бездельником из ювентов Алкиноя? Немного, но я не пользуюсь его благосклонностью.
— Он влюблен в меня.
— Да? — вежливо поднял брови Айос. — Молодые люди частенько влюбляются в куртизанок.
— Я его выгнала из своего дома.
— Если он влюблен в тебя — зачем?
— Он вел себя недостойно.
— Да, я понимаю, — кивнул Айос, пытаясь сообразить, куда клонит маленькая деликата.