Ференц Лист
Шрифт:
После смерти Николауса I титул унаследовал его сын Антон (Антал; 1738–1794). Пожалуй, он единственный не проявлял никакого интереса к музыке и распустил капеллу и оперную труппу. Правда, при этом он сохранил жалованье Гайдну, просто отправив его в оплачиваемый отпуск. Однако владеть имениями Эстерхази Антону было суждено всего четыре года. Его наследником стал Николаус II (Миклош Йожеф II; 1765–1833), с которым как раз и будет тесно связана дальнейшая жизнь Адама Листа.
Князь Николаус II, восстановивший капеллу в Кишмартоне, в 1804 году пригласил на должность главного капельмейстера[51] Иоганна Непомука Гуммеля[52], остававшегося на ней до 1811 года. Кишмартон снова, как во времена Гайдна, был музыкальным центром Венгрии. Достаточно сказать, что 13 декабря 1808 года сюда приезжал Людвиг ван
А пока, словно предчувствуя скорый расцвет музыкальной жизни в Кишмартоне, Адам страстно желал перевода туда из Фракно — и вовсе не из карьерных соображений. Его мало волновала занимаемая им ничтожная должность. Душа просила музыки! Адам стал пробовать себя в качестве композитора. В 1801 году он посвятил князю Николаусу II Те Deum[53] собственного сочинения для шестнадцати инструментов и хора в надежде на то, что его талант не останется незамеченным. Правда, ждать пришлось долго. Лишь 12 февраля 1805 года он был переведен в Кишмартон писарем-счетоводом, а уже 6 августа получил повышение — должность писаря в главном управлении поместьями князей Эстерхази. Учитывая общий размер княжеских владений, это была уже довольно заметная должность.
В жизни Адама Листа наступила светлая полоса. Он свел знакомство с Гуммелем, в свободное время регулярно исполнял в оркестре капеллы партию второй виолончели. Кроме того, Адам познакомился с Луиджи Керубини[54], который в 1805–1806 годах приезжал в Кишмартон.
Адам начал брать уроки игры на фортепьяно и вскоре в этом преуспел. Дальнейшее продвижение по службе его не волновало; он был счастлив тем, что имел. Лишь бы и дальше совершенствовать свой музыкальный талант при блестящем княжеском дворе среди первоклассных исполнителей и композиторов! Поэтому весть, что в начале 1809 года его переводят — с повышением! — смотрителем княжеских овчарен в Доборьян/Райдинг (Doborj'an/Raiding, ныне в составе Австрии), прозвучала для Адама как гром среди ясного неба. Впоследствии именно эта должность Адама Листа — «смотритель овец», по латыни ovium Rationista — будет документально зафиксирована в метрической церковной книге Доборьяна при крещении его сына.
Но покинуть Кишмартон? Отправиться в эту глушь? Навсегда проститься с возможностью принимать участие в насыщенной музыкальной жизни? Адам впал в тяжелую депрессию, однако ослушаться приказа своего господина не мог…
По прибытии в Доборьян, входящий в состав комитата Шопрон, мрачное настроение Адама Листа только усугубилось, когда он увидел, куда забросила его судьба. Даже сегодня там проживает менее 850 жителей и попасть туда без автомобиля довольно проблематично, поскольку железнодорожное сообщение отсутствует. Ближайший крупный город Шопрон/Эденбург (Sopron/"Odenburg) находится почти в 15 километрах по прямой, а по извилистой автомобильной трассе — чуть более чем в 21 километре. Альтернативой может стать велосипедный маршрут, проложенный от Центра Ференца Листа в Шопроне. В начале XIX века дорога до Доборьяна была глухой и безлюдной.
Овцеводство составляло одну из главных статей дохода князей Эстерхази, и теперь это «богатство» в виде поголовья в несколько десятков тысяч овец находилось под личным контролем Адама Листа, что, впрочем, не могло стать для него достаточной компенсацией за духовные терзания. Ведь все мечты о дальнейшем совершенствовании в качестве музыканта были разбиты, и будущее казалось беспросветным. Не в этом ли душевном надломе кроется первопричина того упорства, с которым, обнаружив в сыне признаки музыкального таланта, Адам Лист добивался для него высот музыкальной карьеры и всеми силами стремился вывезти его из Венгрии? Он предъявил судьбе счет за свою неудавшуюся жизнь и заставил ее расплатиться сполна.
Кстати, впоследствии почти все писавшие о Листе непременно отмечали его якобы противоречивую натуру, приводя в доказательство тот факт, что на пике музыкальной карьеры он неожиданно стал служителем Церкви. Мол, любимец публики, звезда светских салонов, отец незаконнорожденных детей — и вдруг духовный сан! В этом шаге видели и позерство, и театральщину, и эпатаж, и «тлетворное» влияние любимой женщины, не замечая — вернее, не желая замечать — истинную причину: глубокая вера, как и музыкальный талант, была присуща Листу на генетическом уровне. Его отец не стал монахом и не реализовался как музыкант; сын по мере сил реализовал эти две главные его мечты.
Несмотря на затяжную депрессию, Адаму нужно было приспосабливаться к реалиям и искать новые стимулы для интереса к жизни. До тех пор вопрос женитьбы его мало беспокоил. Насыщенная творческая атмосфера Кишмартона не давала «размениваться по пустякам». Теперь же в редкие выезды за пределы Доборьяна Адам начал присматриваться к возможным невестам. Однажды летом 1810 года он отправился в расположенный неподалеку городок Надьмартон/Маттерсдорф (Nagym'arton/ Mattersdorf, с 1924 года носит название Маттерсбург (Mattersburg), ныне находится в составе Австрии) навестить отца, работавшего в то время у князя Эстерхази на лесозаготовках — мятущаяся натура Адама подтолкнула его к очередной смене деятельности. Судьбе было угодно, чтобы одновременно из Вены в Надьмартон приехала повидать брата 22-летняя Мария Анна Лагер. Молодые люди (правда, Адаму к тому времени исполнилось уже 33 года) встретились почти случайно. Дальнейшее развитие событий было быстрым и предсказуемым. 10 сентября Адам сделал Марии Анне предложение, 11 января следующего года состоялось их бракосочетание.
Мария Анна переехала жить к мужу в Доборьян. В доме, где обосновалась чета Лист, были всего одна жилая комната, кухня и прихожая. Обстановка состояла из самых простых и необходимых вещей: кровати, стола, длинной деревянной скамьи и нескольких стульев. Над кроватью висел портрет Бетховена — кумира Адама Листа, единственное напоминание о счастливых днях в Кишмартоне. Всё это можно увидеть и сегодня: дом сохранился и превращен в музей.
Видимо, в этот период Адам Лист оказывал серьезную материальную поддержку отцу и остальным родственникам, так как при увеличенном жалованье его образ жизни в Доборьяне был гораздо скромнее, чем в Кишмартоне.
Двадцать второго октября 1811 года у четы Лист родился единственный ребенок. Он был крещен на следующий день в соседней деревне Лок / Унтерфрауенхайд (L'ok / Unterfrauenhaid), так как в Доборьяне не было своего священника. В метрической книге церкви появилась запись, сделанная на латыни.
Первое, что бросается в глаза: фамилия отца написана по старинке — без буквы z. Причина кроется, скорее всего, в двух обстоятельствах. Во-первых, как мы уже отмечали, лишь отец Адама начал писать свою фамилию по-венгерски; прошло слишком мало времени, чтобы такое написание укоренилось и стало грамматической нормой. Во-вторых, в латинском языке не используется буквосочетание sz, если только оно не привнесено из других языков в именах собственных, как произошло и в данном случае при написании чисто венгерской фамилии Szalay. Церковный писарь автоматически выбрал то написание фамилии отца ребенка, какое посчитал более правильным. Хотя нельзя исключить и элементарную ошибку — практически со стопроцентной уверенностью беремся утверждать, что писарь не знал венгерского языка. Нам пришлось остановиться на таком, казалось бы, незначительном эпизоде лишь потому, что некоторые исследователи делали из него далекоидущие выводы, объявляя Листа австрийцем по происхождению только на основании написания фамилии его отца в метрике, несмотря на то, что по отцовской линии все его предки были уроженцами Венгрии.
Франциск (далее будем называть его Ференцем) рос слабым и болезненным. В трехлетнем возрасте после очередного недуга он впал в состояние каталепсии, продолжавшееся настолько долго, что родители сочли ребенка умершим и уже заказали гроб… Кстати, став взрослым, Лист, наоборот, отличался крепким здоровьем и серьезно болел достаточно редко. Возможно, в постепенном укреплении его физического состояния сыграли роль столь ненавидимая его отцом жизнь в деревне с частыми и долгими прогулками на свежем воздухе, а также неусыпные заботы родителей, особенно матери.