Ференц Лист
Шрифт:
Точных сведений о первом посещении Бетховена Адамом Листом и его сыном не сохранилось. Если судить по дошедшим до нас «разговорным тетрадям», которыми из-за прогрессирующей глухоты композитора пользовался его секретарь Антон Шиндлер[84], оказанный прием был не особенно радушным. В «разговорных тетрадях» есть запись от 12 апреля 1823 года: «Не правда ли, тем, что Вы посетите концерт маленького Листа, Вы несколько сгладите впечатление от недавнего недружелюбного приема. Это ободрит малыша. Обещайте мне, что Вы туда придете»[85].
Впоследствии Лист неоднократно вспоминал, как в достопамятный день 13 апреля в помпезном зале Редутов[86] после его выступления Бетховен неожиданно поднялся
Бесспорных опровержений этой красивой легенды нет, однако сомнения в ее достоверности всё же имеются. Так, согласно исследованию биографа Бетховена Александра Уилока Тейера (Тайера) (Thayer, 1817–1897), Бетховен, вопреки просьбе Шиндлера, так и не пошел на концерт. Мы не вправе считать этот эпизод всего лишь выдумкой Листа; сомнения вызывает присутствие Бетховена на концерте именно 13 апреля. Возможно, Листа подвела память и он соединил два столь важных для него события — концерт и благословение Бетховена. Да и не так уж важно, легенда это или реальность. Лист оказался достойным продолжателем великих музыкальных традиций Бетховена. Его поцеловала сама Судьба.
После двух блистательных выступлений Ференца Адам Лист посчитал, что время частных уроков для его сына прошло. Мальчик «перерос» Вену; теперь его путь лежал в Париж — в знаменитую Парижскую консерваторию. То, что поступление туда является делом практически решенным, Адам не сомневался: Ференц доказал, что обладает исключительным музыкальным талантом, приобрел известность и заслуженную популярность; к тому же директором Парижской консерватории состоял давний знакомый Адама Луиджи Керубини. Отец заранее настраивал сына на победу именно в столице Франции — ведь если Вена была музыкальной столицей Европы, то Париж тогда считался музыкальной столицей мира, без покорения которой настоящая карьера музыканта не могла состояться. А после Парижа можно было бы подумать и о гастролях в Англии. Адам Лист открыто делился с Ференцем планами на будущее, чем заронил в душу ребенка надежду на настоящее чудо: «Я еще прекрасно помню не поддающееся описанию волнение, охватившее меня, когда мой отец… сказал мне: „Франц, ты уже знаешь больше меня. Но через полгода мы будем в Париже. Там ты поступишь в консерваторию и будешь работать под наблюдением и руководством знаменитых учителей“»[87].
Адам не вспоминал тогда, что в апреле 1823 года подошел к концу годичный отпуск, данный ему князем Эстерхази. Вену нужно было покидать не для поездки в Париж и Лондон, а для возвращения в Доборьян… Пока же он получил от главного управляющего княжескими имениями разрешение еще немного повременить с выходом на службу, чтобы продемонстрировать талант молодого Листа на родине. Отец и сын через Пожонь направились в Пешт, куда прибыли в самом конце апреля.
Перед первым концертом на улицах Пешта было расклеено весьма показательное обращение на немецком языке: «Милостивые государи! Высокочтимое дворянство, достопочтенное воинство, уважаемая публика! Я венгр, и сейчас, перед отъездом во Францию и Англию (судя по всему, его отец нисколько не сомневался, что получит от князя новый продолжительный отпуск. — М. З.), для меня нет большего счастья, как благоговейно преподнести моей дорогой родине эти первые плоды моего воспитания и образования. Пусть это будет первым приношением родине в знак моей искреннейшей привязанности к ней и благодарности, которую я к ней питаю. Эти плоды еще недостаточно созрели, но настойчивое прилежание позволит мне достигнуть большего совершенства. И может быть, когда-нибудь и на мою долю выпадет счастливейший удел — стать одной из веточек лаврового венка моей дорогой родины»[88].
Концерт, состоявшийся 1 мая в пештском зале «У семи курфюрстов» (H'et V'alaszt'ofejedelem), принес Листу громкий успех — первый настоящий успех на родине. Пештский Королевский театр тут же заключил с юным артистом контракт еще на два концерта, 10 и 17 мая. Не успев как следует отдохнуть, 19 мая Лист дал уже закрытый концерт, о котором сохранился весьма интересный отзыв: «Развлечения этого веселого вечера он заключил известным „Ракоци-маршем“ и изданными Агоштоном Мохауптом произведениями венгров — Чермака, Лавотты[89] и Бихари, добавив к ним, к нашему полному всеобщему восхищению, собственную приятную „фантазию“»[90].
Таким образом, в неполные 12 лет Лист не только любил слушать, но и прекрасно знал и исполнял вербункоши тогдашних главных представителей национальной венгерской музыки; более того, ему уже был известен «Ракоци-марш». Если классический репертуар, включавший произведения Бетховена, Моцарта, Вебера[91], Гуммеля, Мошелеса, он изучал с педагогами, то музыка венгерских скрипачей-виртуозов была им освоена самостоятельно. Можно сказать, что с первых же шагов в искусстве Лист не терял связи с родной Венгрией и старался изучать и развивать традиции ее музыкальной культуры.
Двадцать четвертого мая Лист дал прощальный концерт в Пеште. Перед самым отъездом из города Адам Лист с сыном посетил францисканский монастырь, в котором в то время служил отец Иоанн (как мы помним, до принятия сана его звали Йозеф Вагнер). Друг и духовный соратник Адама, глубоко растроганный игрой Ференца, дал ему свое францисканское благословение.
И тут Адама Листа постиг тяжелый удар. По возвращении в Вену (по пути Ференц дал еще один блестящий концерт в Пожони) он подал очередное прошение в канцелярию князя Николауса II о предоставлении отпуска, необходимого для сопровождения сына в Париж. На этот раз ответ не заставил себя ждать: безоговорочный отказ. Взбешенный Адам решил навсегда оставить службу и положиться на судьбу. К тому моменту его «рабочий стаж» составлял почти четверть века…
Настало время более подробно разобраться в причинах конфликта между князем Николаусом II Эстерхази и Адамом Листом. Впоследствии биографы Листа единодушно стремились заклеймить князя позором за якобы упорное противодействие развитию таланта, волею судеб находившегося в унизительной зависимости от княжеской власти. Во многом такое отношение было санкционировано самим Листом. Но он не мог относиться к данной ситуации по-другому!
Во-первых, неотлучно находясь с отцом, ребенок, не разбиравшийся в тонкостях «взрослых» проблем, конечно же, не раз слышал его эмоциональные высказывания в адрес хозяина. (Мы помним, что Адама отличал «невыдержанный и неровный характер», который в свое время помешал ему принять духовный сан, и можем догадываться, в каких выражениях он сетовал на свое зависимое положение.) Вполне естественно, что сын однозначно встал на сторону отца.
Во-вторых, Ференц не мог не чувствовать, что конфликт в первую очередь задевает его собственные интересы. Именно детские обиды, главными из которых были как раз инспирированные отцом претензии к князю Эстерхази, Лист так и не смог простить, хотя его широкой и открытой натуре совершенно несвойственна была злопамятность. Видимо, здесь сыграли роль и впечатлительная натура мальчика, и сложный переходный возраст, и «беспокойный и бесприютный» образ жизни странствующего музыканта, который Лист начал вести слишком рано и который не мог не сказаться на душевном состоянии ранимого ребенка. Именно поэтому «знаменитый пианист Лист рассказывал о том, что, когда отец хотел отвезти его для продолжения художественного образования в Париж, то он никак не мог получить у своего хозяина шестимесячного отпуска и вынужден был покинуть княжескую службу. Лист выразил намерение заклеймить за это старого князя даже тогда, когда тот будет в могиле»[92].