Ферма трупов
Шрифт:
— Ни в коем случае.
Марино всматривался в ярко освещенные витрины ресторанов вдоль улицы, закуривая вторую сигарету.
— Без обид, док, но слишком уж много в тебе гонору.
— Марино, не стоит говорить «без обид», если на самом деле собираешься сказать что-то обидное.
— Тут еще где-то есть «Педдлер». Я в телефонной книге видел.
— С каких это пор ты ищешь где поесть по телефонной книге? — изумилась я. Обычно Марино ходил в рестораны по тому же принципу, что и покупал еду: из того, что попадалось по дороге, выбирал самый непритязательный, дешевый и
— Просто хотел посмотреть, какие у них тут есть приличные места — так, на всякий случай. Может, позвонишь и спросишь, как до них добраться?
Я потянулась за трубкой, подумав о Денизе Стайнер. Марино явно не меня планировал пригласить сегодня в какое-нибудь «приличное место».
— Марино, — негромко произнесла я. — Будь осторожен.
— Вот только не надо опять заводить свою волынку насчет красного мяса.
— Сейчас меня больше заботит другое, — сказала я.
8
Кладбище за Третьей Пресвитерианской церковью представляло собой испещренный гранитными обелисками холмистый участок за проволочной оградой, вдоль которой тут и там росли деревья.
Было только четверть седьмого. Заря едва тронула край неба, и при дыхании изо рта вырывался пар. Земляные пауки уже начали свой день, расставив тенета. Почтительно обходя их, я в сопровождении Марино направилась по росистой траве к могиле Эмили Стайнер.
Девочку похоронили в ближнем к лесу углу кладбища, где из травы весело выглядывали васильки вперемешку с клевером и дикой морковью. Найти надгробие в виде мраморного ангелочка не составило труда — мы просто шли туда, откуда слышался скрип заступов, входивших в размокший грунт. В свете фар тарахтевшего рядом с могилой грузовика с лебедкой трава вокруг казалась белесой. Двое пожилых жилистых рабочих в спецовках продолжали свое дело. Поблескивала сталь, от выраставшего в изножье могилы холмика тянуло земляной сыростью.
Марино зажег фонарик, и в рассветном сумраке возник печальный силуэт со сложенными за спиной крыльями и молитвенно преклоненной головкой. Выбитая на пьедестале эпитафия гласила:
«Другой такой на свете нет, Одна была — моя».— Да уж… А что это значит? — услышала я голос Марино почти у себя над ухом.
— Наверное, лучше спросить у него, — ответила я, следя за приближением исполинских размеров мужчины с гривой седых волос.
Издалека его фигура производила жутковатое впечатление — при ходьбе длинное темное пальто развевалось у щиколоток, и он словно плыл над землей. Он подошел ближе, и я разглядела темно-зеленый клетчатый шарф, черные кожаные перчатки на могучих руках и надетые поверх обуви резиновые галоши. Ростом он был около семи футов, а комплекцией напоминал внушительный бочонок.
— Люциас Рэй, — представился он и с энтузиазмом пожал нам руки, когда мы, в свою очередь, назвали себя.
— Мы как раз гадали, что может означать надпись на памятнике, — сказала я.
— Миссис Стайнер души не чаяла в девчушке. Сил нет как жалко, — проговорил он низким голосом. Его манера растягивать слова выдавала скорее уроженца Джорджии, а не Северной Каролины. — Стихов у нас тут целая книга — есть из чего выбрать, когда решаешь, что вырезать на надгробии.
— То есть мать Эмили выбрала эпитафию из вашей книги? — уточнила я.
— Ну, по правде говоря, нет. Кажется, она сказала, что это Эмили Дикинсон [4] .
4
Эмили Дикинсон (1830–1886) — американская поэтесса, автор около 1800 небольших стихотворений, опубликованных преимущественно после ее смерти. Ныне считается одной из важнейших фигур американской и мировой поэзии.
Могильщики отложили заступы. Светало, и я хорошо видела их мокрые от пота, пропаханные морщинами лица. Они отмотали с барабана лебедки тяжело позвякивавшую цепь, и один из них, спустившись в могилу, зацепил ее за проушины бетонного саркофага. Рэй тем временем продолжал говорить, рассказывая о похоронах Эмили Стайнер. По его словам, он никогда не слышал, чтобы на этом кладбище собиралось столько народу.
— В церкви все не поместились — стояли снаружи, на траве, и почти два часа люди шли мимо гроба, прощаясь с девочкой.
— Разве гроб был открытым? — с удивлением спросил Марино.
— Нет, сэр, — ответил Рэй, наблюдая за своими людьми. — Вообще-то миссис Стайнер хотела, но я ее и слушать не стал. Я ей так и сказал, что это сейчас она не в себе, а потом сама спасибо скажет. Тело девочки, конечно, для такого никак не годилось. Я-то знал, что тогда многие заявятся просто поглазеть. Зевак и так было хоть отбавляй — в новостях ведь только и говорили что про убийство.
Цепь с громким звуком натянулась, и дизель грузовика забился в конвульсиях. С каждым оборотом лебедки саркофаг поднимался все выше из земли, с бетона комками осыпалась почва. Один из рабочих, встав рядом с могилой, направлял его в нужную сторону, так же как во время похорон.
Практически в тот самый момент, когда саркофаг опустили на траву, откуда ни возьмись налетела толпа журналистов, фотографов и телевизионщиков с камерами на изготовку. Они заполонили все пространство вокруг разверстой раны в лоне земли и саркофага, покрытого красной глиной, будто потеками крови.
— Какова причина эксгумации Эмили Стайнер? — выкрикнул один.
— Правда ли, что у полиции есть подозреваемый? — вмешался следующий.
— Доктор Скарпетта?
— В связи с чем подключено ФБР?
— Доктор Скарпетта? — Журналистка ткнула мне микрофон в лицо. — Вы подвергаете сомнению выводы судмедэксперта округа?
— Почему осквернена могила девочки?
Вдруг над всем этим гвалтом прозвучал рев Марино:
— Убирайтесь отсюда к чертовой матери! Вы мешаете следствию! Слышите меня, мать вашу?! — орал он как резаный, топая ногами. — Пошли все вон!!!
Репортеры застыли в шоке, с полуоткрытыми ртами уставившись на бесновавшегося Марино. Тот весь побагровел, на шее у него вздулись жилы.