Фернандо Магеллан. Книга 1
Шрифт:
Адмирал выбрал три маленьких пузатых каравеллы с высокими бортами. Под ветром они ходили до пяти узлов, зато в шторм покачивались на волнах, словно чайки. Мы не спешили в Преисподнюю, последний бродяга цеплялся за жизнь.
8 июля 1497 года флотилия поплыла на юг. Мы шли к Гибралтару. На судах говорили, будто Васко плывет по карте Бартоломеу Диаша. Тому не повезло: одиннадцать лет назад он достиг южной оконечности Африки и назвал ее мысом Бурь. Там бушуют ураганы, море бешено клокочет. Опасаясь суеверия моряков, король переименовал его в мыс Доброй Надежды. Диаш победил океан, увидел восточный берег Африки, но команда взбунтовалась, потребовала возвращения домой. Пришлось повернуть паруса на север. Они возвратились разбитыми, больными; никто не осмеливался повторить подвиг Диаша. Старики рассказывали,
Первый месяц мы несли обычную службу, мечтали о том, как израсходуем вознаграждение. Колодники смеялись над товарищами, не пожелавшими сменить тюремное заточение на путешествие. Вскоре жара усилилась, продукты испортились. Через месяц они сгнили, духота измотала нервы. Капитаны урезали дневные рационы. Течения и ветры вынесли нас в океан, нельзя было подойти к берегу, восполнить запасы еды. По кораблям поползли слухи, будто адское пекло обратит нас в негров. Одни робко возражали: «Диаш вернулся в Португалию христианином», другие утверждали, будто лишь заступничество Девы Марии спасло капитана от позорного превращения. Разговоры дошли до адмирала. Он поклялся именем Спасителя доплыть до Индии, а смутьянов утопить и посмотреть, кем они станут. Бунта не последовало. Недовольных матросов гнали плеткой на ванты, привязывали к мачтам, волокли за кормой на веревках. После купания душа смирялась. Но люди боялись, по утрам внимательно разглядывали соседей, не почернели ли они? В Индийском океане мы поняли, откуда взялось заблуждение. От скорбута (цинги) темнеют десны, потом человек.
Страшно вспомнить о подходе к мысу Бурь. Суда чуть не потеряли друг друга. Адмирал приказал по ночам зажигать фонари на мачтах и корме каравелл. Ощущение единства придавало силы.
После тропической жары наступили холода, руки на реях не повиновались, коченели. Люди падали за борт, их уносило в бездну, никто не спасал несчастных. За судами тянулись канаты. Если сорвавшийся матрос не успевал подплыть к ним, то погибал мучительной смертью. Задержать корабль в море – нельзя.
Хозяин харчевни принес подогретое вино с оловянными кружками. Фернандо выпил, велел налить старику. Душистая пряная жидкость теплом разлилась по телу, боль начала утихать. Матрос залпом выпил бокал, помутившимся взором взглянул на донышко, словно увидел на нем свою юность.
– Мы измотались до ужаса, исхудали наполовину. Теперь колодники завидовали оставшимся на родине дружкам. Да что колодники! Мы все проклинали день выхода в море. Каких обетов не дали! Если сложить обещанные паломничества к святым реликвиям, можно по земле пройти в Индию!
Мыс Бурь подтвердил свое название. После семи попыток мы обогнули Африку, пошли на северо-восток, нанесли на карту побережье. Жители встречали нас стрелами и фруктами. Заметив селение, офицеры не знали, к чему готовиться. Свежая вода и провизия спасли больных от смерти. Через два месяца корабли приплыли в Индию, бросили якоря в Калькутте на Малабарском берегу. Мы долго отдыхали, чинили суда, обменивали товары на пряности. Капитаны заключали с правителями соглашения. Васко да Гама основал факторию.
Потом мы поругались с заморином, поплыли домой. На прощание разгромили туземный флот, взяли в плен пару судов у зеленого острова с голыми женщинами. Счастливая судьба задула в паруса. И тут «Сан-Рафаэль» сел на мель, проломил обшивку днища. Команда пыталась освободить трюм, снять корабль с мелководья, заделать пробоину. Волны били в борта, раскачивали каравеллу на распоротом брюхе, отчего доски сломались, развалился остов. У побережья Африки нас вновь настигли штормы. От шквальных ветров на «Сан-Габриэле» сломались мачты, снасти улетели в море, в чреве корабля появилась вода. Судно дотянуло до гавани Зеленого Мыса и застряло в порту с частью команды.
В сентябре 1499 года после двухлетних скитаний «Берриу» вернулся на родину. Две трети бродяг погибли в море, затерялись на чужом берегу. Адмирала чествовали как королевского родственника. Еще бы, он открыл путь к пряностям! Нам дали много золота, никого не обидели.
Глава III
Письмо к другу
Капитан подарил старику пару мораведи, вышел на улицу Осеннее солнце золотистым блеском ослепило глаза. Ветер с гавани принес знакомые запахи, крики работников. Магеллана потянуло туда, где на коротких мелких волнах покачивались парусники, пахло дегтем, смолеными бочками, где цветастыми драконами извивались на мачтах длинные флаги, указывавшие силу и направление ветра, где всегда шумно и многолюдно. Придерживая меч правой рукой – после ранения он носил его с этой стороны, чтобы ножны не ударяли по искалеченному нерву, – а левой опершись на Энрике, Фернандо спустился на пристань.
Вдоль деревянного причала, сколоченного из толстых дубовых плах, настеленных на вбитые в дно залива еловые бревна, стояли на привязи мелкие суда, рыбачьи баркасы, шлюпки с каравелл и галионов. Поодаль на тугих пеньковых канатах, как павлины на шелковых шнурках, притихли корабли. Между ними и берегом шныряли лодки. Они выгружали на пристани тюки с пряностями, плетеные корзины с фруктами, кокосовые орехи, перламутровые раковины, кованые сундуки с искристым жемчугом, аккуратно распиленные бруски черного и красного дерева, восточную булатную сталь, модные немецкие рифленые доспехи из Нюрнберга и Аугсбурга, венецианское молочное стекло, римский хрусталь, византийскую майолику, французские ковры, персидские ткани, пушистых турецких котов в деревянных клетках, английских собак с кожаными шапками на мордах и массу других диковинок. Праздные зеваки собирались на берегу поглазеть на заморские товары.
Представители торговых домов заключали на пристани сделки, шумно торговались, размахивали руками, клялись, призывали в свидетели покровителей дельцов – святого Георгия с языческим Меркурием, – считали деньги, проверяли на зуб. Под навесами расположились квадратные резные столики менял, с десятками потаенных ящиков. Здесь взвешивались и разменивались любые монеты, скупались краденые драгоценности, предоставлялись ссуды для покрытия расходов. Крупные капиталы хранились в конторах-лавчонках за немецкими и швейцарскими замками. Полученные деньги полагалось вернуть в двойном размере. На них снаряжались суда и флотилии. Подписывая телячий пергамент или толстую китайскую бумагу капитаны ставили на карту собственную жизнь.
Гремело железо, скрипели повозки, хлопали на ветру поднимавшиеся паруса. Лотошники разносили жареную рыбу, душистый ароматный хлеб, дешевое вино. Шуршали ленты в коробках, жаром горели поддельные украшения. Бродячие монахи звенели в колокольчики, трясли жестяными кружками, выпрашивали пожертвования на восстановление храмов, приюты бездомных, богоугодные дела, способствующее переселению душ грешников в райские кущи, похожие на сказочные индийские леса. Торговали иконами, крестами, восковыми свечами, пахнущими краской молитвенниками, пучками травы с Голгофы, флакончиками со слезами святой Екатерины или иорданской воды, в которой Иоанн Предтеча крестил Иисуса, – все целебное, чудотворное, разрешенное Церковью. Если сеньор сомневается в святости товара, у аптекаря в глиняных и фаянсовых баночках есть изгоняющие простуду мази, приготовленные на собачьем и медвежьем сале в далекой Норвегии, или настоянный на травах эликсир молодости для натирания женского тела и принятия внутрь. В стороне лежит особый порошок, помощник любовному недугу, после которого молодуха забывает о седой голове старика, хотя тут лучше помогают деньги.