Фея Лоан
Шрифт:
– Витек?…
Эйфия во все глаза на мужчин смотрела, чуя запах агрессии, острый и въедливый аромат ненависти. И понимала - вся семья столпилась по ее душу. На Семена посмотрела и кивнула: тебе лгать не стану.
– Йия Вэтёк. И-цы.
Мужчина хмыкнул, понимая за что Прохорову "пофартило":
– Хакано?
Эя кивнула.
– Понятно. Добрая ты девочка, - и хоть смеяться повода не было, губы в улыбке искривились.
– Тии нэт, - на себя указала.
– Осуждать? Нет. Завалила и завалила. Потом разберемся.
– Ты че городишь?
– изумился Иван.
– Семен! Ты не понял: она не остановится! Она действительно… - начал внушать Илья.
Колмогорцев вытащил пистолет из-за пояса за спиной и взвел курок:
– Отойди. И вы. Быстро. Рыпнитесь, завалю на хрен, - заявил.
Мужчины качнулись в сторону, начали отступать, с осуждением глядя на товарища, который уже вроде и не товарищ им.
– Зря ты Сема, - предупредил его Илья.
Но тому не до разговоров. Фею себе за спину и прикрываясь пистолетом, вниз ее увлек. Только отошел, мужики бегом за ружьями.
Семен в ручку двери черенок лопаты сунул. Девушке на куртки кивнул, а сам ружье со стены сорвал, зарядил и во двор - мужики- то уже в дверь ломятся, того и гляди, черенок сломают. Жахнуло - кто-то по дверям пальнул.
– Лыжи!
– девушке крикнул, кивнув на стоящие у завалинки предметы. Эя к ним, а Семен к выходу из дома развернулся, ружье наставил. Глупо конечно бегать: по зиме, с хрупкой хворой девочкой, по тайге. Хотя выбор небогат - промысловики народ горячий и упрямый, если решили Фею уничтожить, не остановятся. Своих валить Семен не хотел, но и девушку им отдавать не собирался. Витька убила? Ну, зря, ну, глупо и тупо. Да, не ожидал, да даже не подумал, что Фея на такое способна. Но осуждать и пенять он подождет. Выберутся, тогда разум на место ей поставит.
Дверь вылетела и во двор гурьбой высыпали мужчины с ружьями. Иван пальнуть хотел, и Семен приготовился, мысленно ругая девушку за медлительность. Покосился за плечо, а Фея лыжи и не трогает, стоит у стены, ножны своего кинжала в кулаке сжимает. Вот глупая!
– Стоять! Стоять всем сказал!!
– заорал Илья.
– Ружья опустили!!
– Сынки, да вы чего?
– растеряно спросил Прохорыч, выходя на крыльцо. То, что происходило, для него внове было и старика немного придавило: понять суть свары он не мог, поверить, что промысловики перестрелять друг друга готовы, тем более. Но мозг выдавал одно, а глаза видели другое.
– Все, остыли! Сема, тихо, не дури, давай поговорим, - выставил ладонь Степной, ружьишко вниз опустил.
Колмогорцев видя, что остальные оружие опускают, ствол вниз направил, но так, что только ветерок в сторону Феи дунь, тут же пуля вылетит и цели достигнет. Настороженно на бывших товарищей уставился и мысленно попросил девушку, чтобы та перестала истукана изображать: оделась хотя бы теплее. Мало напугана, теперь еще и простыть осталось!
– Семен, она не человек, ты зря ее защищаешь. Выслушай меня, - шагнул к нему Илья и тут же был взят на прицел.
– Понял, не подхожу, - заверил, остановился.
– Ту штуку что ты мне дал помнишь? Это энергетическая смесь. Я на себе проверил, это не наркотик.
Семен прищурился: допустим. Что это доказывает?
– Теперь сложи порошок то ты у Феи отобрал, уже зная что он такое, и симптомы у ребят: Ивана, Петра.
– Сонливость, апатия, сердечные дела - признак ослабления энергетической системы, истощения, - кивнул Елыч.
– Хотите сказать?…
– Да, Семен, - кивнул Иван.
– Она не целует, она силы вытягивает.
Колмогорцев повернулся к Фее, встретился с ней взглядом, понял, что та понимает, о чем речь и спросил тихо:
– Правда?
Девушка кивнула, и взгляд опустила, видно боясь осуждения Семена. А тот лишь понял, почему она его не целовала: берегла. И поморщился, головой качнув: девочка ты моя, что же раньше не сказала?
– Зачем ей это?
– спросил Илью.
– Она инопланетянка.
– Что?!
Колмогорцева перекосило: вот это версия!
– Я не шучу Семен! У нее браслет на руке. Скажи, пусть она покажет как он работает! Я сам не поверил! Сам ходил в растерянности пару дней! И как ты не верил, что эта милая, ранимая девочка способна причинить вред! Поэтому тебе ничего не говорил! Но теперь ясно, что я болван! Надо было сразу всем сказать, тебя предупредить! Она тебя выбрала как наиболее перспективного самца, защитника, чтобы выжить! Придет время, она убьет и тебя!
– Не она - волчица выбрала, - поправил его мужчина.
– Да какая разница, Горец! Фея тебе мозги запудрила!
– выкрикнул Петя.
– Она съест тебя как Виктора! Очнись, брат!
Семен пытался сообразить, но слишком много неожиданных новостей свалилось на него, чтобы сложить за минуту фантастику и реальность.
– Правда?
– бледнея от осознания правоты товарищей, спросил Фею. Та смотрела на него испытывающее и молчала. Мужчина на браслет указал, и девушка нехотя подняла руку, направила ее в сторону леса, нажала сенсор. Прямо в воздухе вспыхнула объемная картинка горной местности, пейзажи пустыни и скупой растительности, ирреальной по краскам.
– Флэт, - глухо выдала Эйфия и отключила гуэдо.
Все присутствующие в полной прострации продолжали смотреть туда, где секунду назад были горы, каньоны, плывущие в красновато-бурой дымке пекла, а сейчас лежал снег, и высились сосны и кедры.
Семен же смотрел на Фею, будто видел первый раз. В голове медленно поворачивалось на сто восемьдесят градусов все то, что знал и чем жил он до встречи с ней, до этого момента осознания кто она. И все что не складывалось - сложилось, а то что казалось странным нашло свое объяснение. Шокирующее в своей правде.
Мужчина понял, что скорей всего Илья прав и Фея убила всех, так же просто и спокойно как Виктора, и он, Колмогорцев, как последний болван, до того момента как Фея не приступит к финальной части своего плана - уже к нему, последнему, был бы на ее стороне, грезил ею, защищал, строил планы, не понимая, что всего лишь баран на жертвенном столе, как и все остальные.
Семен шагнул прочь от нее.
Эйфия опустила взгляд, чтобы никто не увидел боли в ее глазах, не заподозрил слабости. Она понимала - ее убьют, и была готова принять смерть гордо и смело, как подобает сейти и флэтонке. И Семена она не осуждала - он спасал себя, взвесив расстановку сил, и был по-своему прав. Но сердце плакало, прощаясь с ним, с тем, что было и уже не будет.