Фея при дворе – к рискованной игре
Шрифт:
– Они не лают, потому что… – Ловчий не произнёс больше ни слова, удивлённо уставившись на меня.
Псы, и правда, молчали, усевшись на траву и радостно свесив алые языки, – простейшее волшебство.
– Действительно, лань, - пробормотал король, не сводя с меня глаз.
А потом, подъехав ближе, опустил арбалет и взволнованно спросил:
– Кто вы, прекрасное создание,и как оказались в этом лесу?
Перед моим появлением на земле фата Май ра Ал выдала мне кучу полезных советов по завлечению особ противоположного пола и законам кокетства, а ещё пыталась научить меня чарующему взгляду «в угол – на нос – на предмет», сводящему мужчин с ума. Этим приёмом все прекрасные владели с рождения, но я решила не применять на практике такие методы воздействия, будучи твёрдо уверенной
– Меня зовут Аньес Сорель, Ваше Величество, я – фрейлина Изабеллы Лотарингской.
Свою «легенду» я разрабатывала с особой тщательностью и, с разрешения Слёта Фей-Силь-дерации воспользовавшись помощью специальной разновидности фей, внушила Изабелле Лотарингской и тёще Карла VII, Иоланте Арагонской, ложные воспоминания об Аньес Сорель, которой на самом деле никогда не существовало, так что в истории людей теперь навеки появилось новое имя. В этом и заключался эффект «сломанного мозга», который я указала в прошении к Фей-Силь-дерации. Феи, способные внушать воспоминания, а то и что похуже, в шутку назывались у нас «носатыми», потому что всегда совали носы не в своё дело; кстати, возможно, из-за этого носы у этих фей были длиннее, чем у всех других, хотя и не могли соперничать по длине с фамильным носом династии Валуа.
– Я oтстала от моей благодетельницы, спешившей на аудиенцию с вами. Мoй портшез перевернулся, и я, бросив его прямо на дороге, пошла искать помощи и, кажется, заблудилась и сгинула бы в этом лесу, если бы не вы, мой спаситель! – смущённо дoбавила я.
Моё смущение было вполне искренним, потому что мне никогда не приходилось концентрировать на себе столько мужских взглядов. И все эти мужчины, от простого конюха, до самого короля, смотрели на меня совсем не так, как феи Облачного Предела или сильфы из Сильдерации: их взгляды были огненно-алчущими, а радужки масляно блестели, словно я стала дичью, на которою они и охотились в этом лесу, причём моё смущение, казалось, только подлило масла в огонь. Немного разволновавшись от такого пристального и страстного внимания, я неcколько ослабила контроль над своими чарами, в результате чего высота моего головного убора варьировалась, колеблясь в пределах от полутора метров до двух, как и длина шлейфа платья, но этого, на моё счастье, никто не заметил, кроме королевских псов.
– Ваше Величество! Там чей-то портшез на дороге! Чуть в овраг не угодил, - доложили два шустрых молодых пажа, ворвавшихся на поляну.
Моя легенда начинала работать! Король спешился. Теперь мы стoяли рядом, и я могла рассмотреть Его Величество, так сказать, во всей красе. Надо отметить, что человеческие мужчины носили очень забавные наряды, несуразный покрой которых никогда не пришёл бы в голову никому из сильфов.
Верхней одеждой служил пурпуэн (укороченная приталенная мужская куртка.
– Прим. автора). Заканчиваясь чуть выше бёдер, он плотно обтягивал стан, выгибал грудь колесом и выгодно расширял плечи своего владельца, делая талию визуально чуть ли не тоньше моей. Вторым важным элементом одежды были шоссы (высокие суконные мужские чулки. – Прим. автора), к которым спереди был заботливо пришит откидной клапан в виде расшитого золотом и жемчугом мешочка (в случае с королём – очень крупных размеров). В этот мешочек, выступавший у людей символом мужественности и состоятельности, мужчины порой, кроме известного телесного наполнения, даже клали кошелёк и другие ценные вещи, а при отсутствии таковых набивали песком. Песок имел неприятную склонность к высыпанию во время танцев, поэтому фраза: «А из этого-то уже песок сыпется!» порой была как раз к месту.
Благодаря всем этим модным изыскам многие выставляли напоказ свои кривые короткие ноги, а у Его Величества они были еще и худыми, что в сочета?ии с красными сапогами, широкими рукавами пурпуэна, похожими на крылья,и длинным фамильным носом Валуа только усугубляло правдивость прозвища «Гусёныш».
– А как же охота, сир? – робко спросил ловчий, тоже спешившись и не сводя с меня глаз.
– У нас никогда не было столь удачной охоты, как сегодня, Сильвен! – сказал Его Величество, даже не взглянув на своего слугу. – И мы увезем из этого леса самый прекрасный и драгоценный трофей!
Ощущать себя трофеем – сомнительное удовольствие, но, находясь рядом с королём, я поняла, что Карл VII уже не производит на меня такого отталкивающего впечатления, как при заключении пари. Может быть, потому, что я многое узнала в Саду Лепестков света о слабостях этого человека и об их причинах? Теперь мне было известно, что прозвищем «Гусёныш» его наградила собственная мать, Изабелла Баварская, почти сорок лет назад. Говорили, что, родившись, Карл VII поразил всех длинной синюшной шеей и оказался настолько слаб, что не мог закричать, а только шипел. А позже его мать отказала своему сыну в праве на трон, называя ребёнка незаконнорождённым: нерв?ая оказалась женщина, что неудивительно , если учесть, что её мужем был Карл VI, прозванный «безумным королём».
В периоды приступов безумия этот «папа Карло», кроме всего прочего, пытался соскребать герб Валуа с дворцовой посуды и ввёл игры с женщинами на раздевание. Страна, оставленная им в наследство своим потомкам, была раздираема противоречиями и внутренними войнами разных аристократических кланов, а часть Франции вообще захватили англичане. Стать королём Гусёнышу помогла печально известная Жанна Д’Арк, как выяснилось, посланная Облачным Пределом.
– Вы не откажете мне в любезности посетить мой замок, демуазель Сорель?
– спросил король, у которого явно сбивалось дыхание от волнения.
Этим изящным певучим словом «демуaзель» французы называли родовитых достойных девушек. Мне пришлось по душе такое прозвание. Но какие же они всё-таки забавные, эти люди! Обычная встреча с феей – и уже дышать не могут! Его Величество усадил меня на коня и, нежно и крепко придерживая свой «трофей» за талию,тронул поводья.
Через некоторое время мы уже мчались, опережая ветер и вездесущую свиту, вдоль реки Йевр. У меня захватывало дух от этого стремительного движения! В отличие от Высших Небес, с их утончённым умозрительным восприятием действительности, здесь, на Земле, на первый план выходили грубые физические ощущения, каких не могли испытать воспитанницы Облачного Предела. Было что-то завораживающее и одновременно пугающее в беге коня, мчавшегося во весь опор, в том, как перекатывались мышцы этого могучего зверя, как развевалась его грива, в сильных руках короля и тепле его тела, которое, казалось, стремилось слиться с моим.
Будто на крыльях ветра, мы летели туда, где в месте слияния двух рек на скалистом холме возвышался великолепный белый замок-крепость. Мне он напoмнил копию Облачного Предела на земле, сделанную в масштабе один к десяти. Как хороши были его изящные башни, похожие на кружево из камня и стекла! Навернoе, архитектор, строивший всё это великолепие, вдохнoвился красотой страны фей и сильфов,иногда, ранним утром или в лучах заката, открывавшейся взорам талантливых людей.
– Замок Меюн-сюр-Йевр! О? прекрасен, верно?
– с гордостью сказал король, заметив мой восторг.
– Именно поэтому я выбрал его своей резиденцией.
На самом деле так случилось потому, что Париж, столица Франции, в то время был занят врагами Карла VII – англичанами, ведь продолжалась Столетняя война,и вмешательство Жанны д’Арк помогло отвоевать только часть позиций, ограничив владения дома Валуа це?тром и югом страны. Карл в своё время бе?ал в город Бурж, откуда правил всеми оставшимися землями, из-за чего его даже с презрением прозвали буржским королём. Сейчас, во время вялого перемирия с англичанами и затишья аристократических междоусобиц, замок Меюн-сюр-Йевр стал излюбленным местом пребывания короля и его свиты, своего рода политическим и развлекательным центром, где Карл принимал послов и организовывал разные увеселения,ибо был катастрофически женолюбив в попытках преодолеть горечь своих военных поражений и жизненных проблем.