Фея с золотыми зубами
Шрифт:
– Эй, эй, – занервничала я, – ты путаешь! Соня Лузгина дочь богатого человека, она училась в Швейцарии и…
Матихина расхохоталась.
– Ну не могу, – приговаривала она сквозь смех, – это она вам рассказала?
– Софья сейчас за границей, – оторопело ответила я, – Константин Львович обожает экстремальные путешествия, они с супругой проводят свободное время в труднодоступных местах.
– Константин Львович? – разинула рот Женя. – А он тут при чем?
Я сообразила, что Матихина давно уволилась из семьи Ерофеевых, и пояснила:
– Софья теперь мачеха Лизы. Мне пока не удалось с ней побеседовать, но вроде она вот-вот вернется в Москву.
Женя схватила
– Сонька была в Ворокине одной из самых последних. Стоило посмотреть, как она у Лизы в гостях конфеты и фрукты ела! Загребала обеими руками. Мать-то ее кашей да макаронами кормила! Никакого папы-олигарха там не было, и вообще отец у девки отсутствовал. Это все Лиза придумала.
У меня закружилась голова.
– Женя, сделай одолжение, расскажи про Соню, Лизу и все, что знаешь о Екатерине. Но, пожалуйста, излагай по порядку, иначе я утону в потоке разноречивых сведений.
Матихина скорчила гримаску:
– Проще некуда. Слушай и все поймешь.
Евгения пришла на работу к Ерофееву в тот год, когда Лизу отправляли учиться за границу. Девочка отчаянно плакала, она очень не хотела покидать Россию, где оставались друзья, папа, любимые игрушки, родной дом. Но Константин Львович остался непреклонен. Он отослал дочь в пансион, а чтобы Лиза там не затосковала, отправил вместе с ней… Соню Лузгину.
Сонечка в отличие от капризной Елизаветы была девочкой тихой, смирной и очень благодарной. Она с радостью донашивала вещи богатой подруги, отлично училась, никогда не хамила маме и не чуралась мыть вместе с ней полы. На взгляд Ерофеева, Лузгина хорошо влияла на его строптивую, горячую, слишком скорую на язык доченьку. Был еще один немаловажный момент: Елизавету за сварливость и эгоизм недолюбливали дети и взрослые. Кое-кто из родителей просил отпрысков: «Не дружи с Лизой, она наглая».
А вот против общения с Лузгиной никто не возражал. Сонечка никогда не забывала поздороваться, как со взрослыми, так и с маленькими жителями поселка, всегда улыбалась, вставала, если в кабинет входили старшие, не спорила с ними. Она давала списывать домашние задания, помогала одноклассникам на контрольных. Все это в совокупности сделало Лузгину всеобщей любимицей. Соня была умна. Придя к кому-нибудь в гости, она с порога заявляла: «Глядите, у меня новое платье! Лизино! Оно ей мало стало, а мне как раз, и к нему туфли! Здорово, да? Повезло, что я мельче Лизки, иначе бы другой отдали».
После такого заявления никто из детей не смел поддразнивать Лузгину. Хоть в Ворокине и отсутствовала дискриминация по финансовому признаку, но кое-кто мог иногда прошипеть в спину какой-нибудь девочке: «Твое платье на прежней хозяйке сидело лучше». А вот с Сонечкой подобного не случалось. Лузгина без всякого стеснения могла сказать ребятам, звавшим ее после уроков в гости: «Не, сегодня не могу никак. Маму наняли Васильевы, там окна огромные, ей помочь надо».
Более того, один раз Вероника и Таня Кругловы, дети владельца крупного банка, выяснив причину отказа Сони посмотреть вместе с ними кино, схватили тряпки и помчались вместе с ней на уборку. Представляете удивление хозяев, когда те узнали, что их особняк отдраивала команда из старшей Лузгиной, Сони и дочек финансиста? Когда Соня начала дружить с Лизой, та тоже стала пользоваться популярностью у одноклассников. Елизавета под влиянием Лузгиной слегка прикусила язык, к ней изменили отношение взрослые.
Поразмыслив, Константин Львович сделал Нинель Валентиновне, матери Сони, предложение, от которого та не могла отказаться. Софья отправляется вместе с его дочерью в Швейцарию, все расходы по содержанию ребенка, включая одежду и
Лузгина и Ерофеева укатили вместе за рубеж, вместе же вернулись назад и с тех пор были неразлучны. Соня чувствовала себя в доме богатой подруги кем-то вроде племянницы, и скоро почти все окружающие стали относиться к Лузгиной как к члену семьи Ерофеевых. Нинель больше не работала уборщицей, она теперь имела свой бизнес, Константин Львович купил матери Сони небольшой магазин в подмосковном городе Кротове. Бывшая поломойка весьма успешно торговала продуктами и обосновалась жить неподалеку от своей лавки. Соня жила на два дома, то у Лизы останется – в особняке Ерофеевых она имела свою спальню, – то к маме поедет. Константин Львович искренне полюбил девочку. Еще лучше он стал к ней относиться, когда узнал, что Сонечка подружилась с Катей и пытается примирить Лизку с мачехой.
Женя умолкла, а потом продолжила:
– Соня всем нравилась, но Константину Львовичу особенно.
Я вздрогнула.
– Хочешь сказать, что Ерофеев испытывал к подруге дочери совсем не отцовские чувства?
Глава 17
Матихина вскинула брови.
– Все мужики на незрелые яблоки падки. Но у Константина Львовича была очень молодая жена, Катю он обожал. К Соне хозяин относился как к дочери. Мне иногда казалось, что он бы с удовольствием поменял Лузгину на Лизку, от той отцу был один геморрой. А Лиза… у нее были свои планы.
– Какие? Хватит бродить вокруг да около и делать намеки, – разозлилась я, – скажи наконец прямо.
Матихина выпрямилась.
– Ладно. Прямо так прямо. Я пару раз слышала, как Лиза говорила Соне: «Мой папаша дурак. Ты намного красивее Кати. Ему надо было чуть-чуть подождать и на тебе жениться». Лиза хотела отца с подругой соединить и выполнила задуманное. Убила мачеху и сделала так, что Константин Львович супругу искать не стал.
Вот тут я не выдержала и перебила бывшую горничную.
– Понимаю, что тебе совсем не нравилась Елизавета, но нельзя делать из школьницы отравительницу всех времен и народов.
Женя покраснела.
– Ага, а она, по-твоему, ландыш!
– Нет, подросток, со всеми вытекающими из этого последствиями, – парировала я.
Женя вздохнула.
– Она ненавидела Катю, хотела иметь в мачехах Соню. Помнишь, я сказала, что в тот день, когда я сломала каблук, Елизавета и Екатерина вместе ушли в сторону старой дачи. Да, ты права, лиц я не видела, но согласись, волосы Лизы ни с чьими не перепутаешь. Мелкий рыжий бес, стог сена на голове. Хватит кудрей на пять пуделей. Лиза никогда шапки не носила. Я ее узнала по прическе и по идиотскому шарфу, вспыхивающему неоном в свете луны. Катя же вышагивала в халате, у нее был такой из овчины, очень теплый, прямо шуба, а не одежда для дома. И она несла в руках простыню. Помнится, я еще подумала: вот странно, куда они намылились с постельным бельем. А на следующее утро явилась на работу, захожу в спальню – нет хозяйки, не ночевала, на кровати голый матрас, значит, не привиделось мне все это.
К полудню поднялась суматоха, где Катя? Соня с Лизой попугаями твердили: «Мы ушли из дома около восьми, а вернулись к полуночи, обошли все коттеджи, набрали конфет, потом устроили вечеринку, разбежались очень поздно».
Ну тусовка и впрямь была, всю гостиную уделали, правда, посуду помыли, небось Соня позаботилась. Но только Лиза соврала, она заглядывала домой в одиннадцать и увела Катю.
– И ты ничего об этом не сказала, когда начались поиски? – возмутилась я.
Женя пожала плечами.