Фея с золотыми зубами

Донцова Дарья

– А какое тут может быть мнение? – удивилась я. – Очень неприятно стать свидетелем смерти человека. Думаю, Игнатьев и второй парень на всю жизнь запомнили ту поездку.

– Поскольку их допрашивала милиция, в бумагах остались данные мужчин, – странно улыбаясь, продолжила Зоя, – знаешь, многие абсолютно искренне считают: если менты перестали заниматься делом, папка пропадает. Ан нет, лежат бумажки на месте год, пять, десять, пятнадцать, двадцать. В архивах можно найти все необходимое о человеке, который состоял под следствием, допустим, в тысяча девятьсот двадцать пятом году.

– Так уж ничего не исчезает? – не поверила я.

Зоя хмыкнула.

– Теряют порой и дела, и вещдоки.

Но, знаешь, во время Великой Отечественной войны, отступая, советские органы в первую очередь эвакуировали архивы. У нас бумажка порой важнее человека. Сотрудники НКВД и милиции увозили горы папок, как ты понимаешь, компов тогда не было. Архивы горели, их затапливало, иногда ими лакомились крысы, порой документы уничтожали «оборотни в погонях», но, повторяю, основная масса материалов лежит на месте, надо лишь найти, где оно, это место. Короче, Игнат Игнатович Игнатьев умер. Скончался не от старости, ему было не так уж много лет, мог бы даже жениться на молоденькой. Вот второй попутчик так и сделал. Он несколько лет назад оформил брак с юной девушкой. И, что интересно, тоже не так давно отбыл в мир иной. Почему не спрашиваешь, какой диагноз им поставили врачи? Рак легких в запущенной стадии, метастазы по всему организму. Не находишь ситуацию интересной?

– Да нет, – призналась я, – в Москве ужасная экология, вероятно, Игнатьев и второй мужчина курили.

– Не хочешь знать, как звали второго попутчика? – понизила голос Зоя.

– Ну, говори, – потребовала я.

– Виктор Михайлович Ласкин, – торжественно заявила Зоя.

Я заморгала.

– Виктор Михайлович Ласкин, – повторила одноклассница Юры, – я порылась в бумагах и выяснила: до той поездки в Ленинград гражданин Ласкин жил в коммуналке, работал неприметным сотрудником на предприятии, которое выпускало скобяные изделия.

– Гвозди? – тупо переспросила я.

– Ну да, – кивнула Зоя, – в Москве в советские времена было много предприятий, где служить считалось не только престижно, но и выгодно. Ну, допустим, ЗИЛ, АЗЛК, [26] чугунолитейный имени Войкова, гиганты, где платили большие зарплаты и развивали социальную среду. На ЗИЛе имелся даже свой балетный театр, рабочие и инженерный состав получали квартиры, машины, продуктовые заказы. Летом ездили в заводские здравницы на море, зимой отдыхали в санаториях Подмосковья. Но были в столице и малорентабельные заводики. Так вот, Ласкин работал в шарашкиной конторе, штамповал на прессе всякую ерунду и не был ни токарем-фрезеровщиком, ни мастером, ни бригадиром. Просто тупо жал всю смену на пару кнопок. Раз – пресс опускается, два – поднимается. Творческая работа. И оплачивалась она соответственно.

26

ЗИЛ – автозавод имени Лихачева, АЗЛК – автозавод имени Ленинского комсомола – крупнейшие, богатейшие предприятия советских лет, находившиеся в Москве.

Но в перестройку с Ласкиным внезапно произошла удивительная метаморфоза. В смутное время выжил и взлетел на гребень волны предприимчивый, активный, полностью изменивший менталитет и образ жизни человек. Посмотри на новых русских, кто сейчас ворочает миллиардами. Едва коммунистический строй начал шататься, как нынешние олигархи почуяли запах новых возможностей и круто повернули руль своей судьбы. Сидели в НИИ – стали торговать резиновыми зайчиками, работали в школе – организовали продуктовый рынок. Ну и так далее. И все они где-то надыбали денег на основание собственного дела. Кто-то продал квартиру, дачу, машину, кто-то грабил людей, кто-то элементарно спер начальный капитал. Так

откуда у Ласкина появились бабки? Он не якшался с бандитами, не имел ни жилплощади, ни фазенды, ни «колес», его первая жена – сирота из детдома. Как милейший Виктор Михайлович смог скупить все акции гвоздоделательного пусть маленького, но заводика?

Я лишь хлопала глазами, а Зоя тарахтела пулеметом.

– Ласкин оказался умным бизнесменом. Вот уж, право, никогда не знаешь, что из человека получится. Штамповал гвоздики-винтики-скобы, а потом обрел денежки и такую активность развил! Фррр! Ракетой взлетел.

– Погоди, – обмерла я, – Ласкин Виктор Михайлович…

– Муж Елизаветы, – подтвердила Зоя, – накануне смерти он получил посылку с дохлой крысой, ста баксами и запиской про Варенкину.

– Офигеть, – прошептала я, – ты хочешь сказать…

– Витя Ласкин и аспирант Игнатьев, решив оказать помощь умирающему отцу Насти, обнаружили на его теле пояс с долларами и присвоили себе эти деньги, – отчеканила Зоя, – небось парни смекнули: честным путем советскому человеку столько не заработать, поделили найденное и договорились молчать. Знаешь, что еще интересно?

– У тебя припрятан в шляпе очередной кролик? – встрепенулась я.

– Кролики закончились, – абсолютно серьезно ответила Зоя, – осталась мелочь, ну, вроде белых мышей.

– Мышей ловить непросто, – улыбнулась я.

Зоя приосанилась.

– Игнатьев до поездки в Ленинград жил с родителями. Они простые кандидаты наук, имели обычную «двушку». Вдобавок Игнат привел в родное гнездо молодую жену. Двум хозяйкам на одной кухне тесно, какие бы интеллигентные ни были свекровь с невесткой, у них нет-нет да возникнет причина для выяснения отношений. Ох, не зря Булгаков говорил про квартирный вопрос, он испортил много браков. А Игнатьеву повезло, спустя полгода после неприятного происшествия в купе, он прописался в симпатичной «трешке», которая принадлежала восьмидесятилетней вдове генерала Нине Пунькиной. Мать Игната вспомнила, что у нее есть двоюродная сестра Лена, а у той бабушка, чья племянница…

Я подняла руку.

– Можешь остановиться. В советские годы трудно было купить апартаменты, если у вас было больше семи квадратных метров на человека, можно было приобрести квартиру в ведомственном кооперативе. Даже в готовых домах квартиры либо обменивались, либо передавались членам кооператива по очереди. Но голь на выдумку хитра, люди научились обходить законы, находили владельца жилплощади и объявляли о своем с ним родстве. И председатель кооператива, и паспортистка, и сотрудник органов, которые занимались пропиской, – все понимали, что это обман, но каждый хотел получить свой кусок пирога. В результате «племянник» регистрировался у «троюродной тети». Далее возможны варианты: либо «родственница» оставалась на месте и жила вместе с новыми жильцами, либо она съезжала на дачу, отправлялась в другой город, перебиралась на съемную квартиру. Иногда такой спектакль затевали внуки престарелой бабушки, они получали потом вырученные за проданную жилплощадь деньги.

– Точно! – подхватила Зоя. – Еще у Пунькиной была дача. Она также перешла к Игнатьеву. У молодой пары появились дети, они были счастливы. После перестройки Игнатьев сидел тихо, бизнесом не занимался, семья жила скромно, если не сказать бедно, перебралась за город, московскую квартиру сдавали.

– Ласкин вложил украденное в бизнес и стал олигархом, а Игнатьев потратил деньги на свою семью, – выдохнула я.

– Внимание, из шляпы появляется последняя мышка! – объявила Зоя. – Игнатьев скончался пару месяцев назад, его вдова, Марина Степановна, сейчас усиленно лечится. Она подвержена мании преследования, говорит, что мужа убили, он потрогал дохлую крысу и заразился раком.